Падение Левиафана - Джеймс С. А. Кори
Она никому не стала отвечать.
Заходили и выходили люди. Кто-то был ранен, как она. Кто-то не так заметно. Некоторых она узнавала. Амос заглянул только под конец смены. Его вольная плавная походка была ей знакома как собственный голос. Ей хотелось верить, что это и правда он, что старый друг действительно выжил на Лаконии, а не стал сырьем для машины чужаков. Она улыбнулась ему, приветственно подняв грушу.
– Привет, босс, – сказал он. – Ты как, держишься?
– Малость не в себе, – ответила она. – Как с Терезой?
Амос подошел к раздатчику и хмуро взглянул на непривычное меню.
– Бывали у нее дни поудачнее. Не знаю, что там происходило на станции, только ее здорово перепахало. По-моему, она и вправду надеялась вернуть папу. – Он нашел в меню то, что хотел, и удовлетворенно хмыкнул. – Но вроде бы они с Искряшкой поладили. Малыш, по-моему, ревнует. Думаю, он сам хотел быть Крохе лучшим другом. Брат с сестрой выясняют отношения… Утрясется.
Камбуз, пискнув, выдал ему серебристый тюбик. Амос вскрыл его, перевернулся и сел напротив. Может быть, его мягкая улыбка ничего не значила. Он заглянул в ручной терминал к Наоми. На опрокинувшееся кольцо.
– Фаиз говорит, оно свалится в Солнце, – сказал Амос. – Говорит, хоть и далеко, но боковой скорости для орбиты не хватит. Просто грохнется в огонь.
– Думаешь, он прав?
Амос пожал плечами.
– Я думаю, банда самодеятельных старателей еще до Пояса разберет эту штуку на молекулы. До короны долетит хорошо если горстка пыли.
К своему удивлению, Наоми рассмеялась. Улыбка Амоса стала, пожалуй, чуточку более настоящей.
– Скорее всего, – сказала она. – А если нет, кто-нибудь зафрахтует буксир, чтобы придать ему боковой импульс. Люди не оставят в покое то, до чего могут дотянуться.
– И хрен с ними. А ты как, босс? Что обо всем этом думаешь?
Он имел в виду: «Ты в порядке? Ты лишилась Джима. Лишилась Алекса. Лишилась своего корабля. Сумеешь это пережить?» Она знала ответ: жить буду. Но она еще не готова была сказать это вслух, поэтому ответила на другой вопрос:
– Я думаю, нам повезло. Думаю, мы – маленькая одинокая система в огромной недосягаемой вселенной – всегда жили на грани самоубийства. А теперь у нас тринадцать сотен шансов научиться не убивать друг друга. Обращаться друг с другом бережно. Жить правильно. Шансов больше, чем было.
– Хотя справится ли кто-нибудь… мы никогда не узнаем. Дороги чужаков закрылись. Теперь только мы.
Кольцо на экране завалилось, и за ним стали видны звезды. Миллиарды, миллиарды звезд, и лишь с немногих на нее смотрели другие люди.
– Звезды остались, – сказала она. – Мы найдем способ к ним вернуться.
Эпилог. Лингвист
Меррел ожидал, что реинтеграция окажется болезненной, но боли не было. Он вовсе ничего не почувствовал. Даже не появилось в голове обычной после пробуждения мути, чему – если подумать – не приходилось удивляться, потому что он вовсе не спал. Но он почему-то все-таки удивился.
Он забрался в переходную капсулу жилой палубы вместе с остальными, посмотрел, как таймер в сверхпрочной кристаллической стене отсчитал секунды до нуля, а потом перескочил на 31:11:43:27, как будто именно это число было следующим. Тридцать один день, одиннадцать часов, сорок три минуты и двадцать семь секунд прошло на родной планете, пока Меррел и еще двадцать девять душ на борту «Мусафира» в виде целеустремленной энергии преодолевали мембрану между вселенными. Тридцать один день, как они исчезли и снова возникли в месте назначения, почти в 3800 световых годах от дома. Как будто, задержав дыхание, нырнули в космическую пену и вынырнули в другой точке океана.
– Инвиза Меррел исме дорсил. Йи ие довра? – обдуманно нейтральным тоном спросила капсула.
– Каан инглиз, – ответил Меррел. – Та-конния атце а ен-калласе, пер.
«Общеанглийский. Периода между Лаконской экспансией и коллапсом, пожалуйста».
– Вы в порядке? – повторила капсула.
– Я в порядке.
– Переход от Добрыдомова прошел успешно, – уведомила его капсула. – Добро пожаловать в Сол. При идеальной скорости «Мусафиру» двадцать четыре дня до пункта назначения.
– А пройди переход не успешно, – поинтересовался Меррел, – где бы мы были?
– Теоретически реинтеграция могла состояться в непредусмотренной точке, хотя статистически это маловероятно.
– Покажи мне программу контакта, пожалуйста.
* * *
«Мусафир» сел на пригорке вблизи древнего города. Космос вокруг Земли оказался пугающе пуст. Как в гробницу вошли. Древняя родина Тридцати миров держала в своей системе меньше конструкций, чем все прежние контакты. Не то чтобы здесь совсем ничего не было. Орудийные установки, хоть и замаскированные, «Мусафир», конечно, заметил. И распознанные им скрытые корабли наверняка были не единственными. Повсюду ощущалась угроза.
Дипломаты остались на корабле, но наблюдали и слушали Меррела, который спустился по эстакаде на расстилавшиеся во все стороны травы и глубоко вдохнул воздух, породивший человечество. Корабль профилактически защитил его от аллергических реакций на местную пыльцу. Что бы там ни было, Меррел теперь вправе рассказывать будущим внукам, что ступал по траве Земли. Что дышал ее воздухом.
Группа вышедших ему навстречу остановилась на некотором расстоянии. Кое-кто не прятал оружия. Меррел не знал, видеть в них почетный караул или группу захвата, нацеленную на него и его корабль. Он повозился с встроенным в ладонь целеуказателем. Если понадобится, корабль превратит все это поле в расплавленную лаву. Меррел молился, чтобы не понадобилось.
От кучки людей отделился один и широкими плавными шагами направился в его сторону. Высокий, но этого Меррел ожидал. Сила тяжести Добрыдомова была чуть больше земной, поэтому средний рост несколько меньше. А еще человек был широкоплечим, с крепкими конечностями, с черной кожей и большой лысой головой. Вблизи цвет кожи уже не выглядел естественным, а скорее нанесенным искусственным красителем. Меррел предположил, что здесь популярна полная татуировка тела или, возможно, косметика. А может, какой-то знак касты?
Человек, не дойдя до него несколько метров, остановился и стал ждать. На таком расстоянии он выглядел несомненно мужчиной.
– Меня зовут Меррел Имвич из системы Добрыдомов, – заговорил Меррел на древнем китайском. Он готов был повторять то же самое на дюжине древних языков, пока не будет понят. – Я лингвист и должен обговорить с вами протокол контакта, чтобы наши дипломаты могли вступить в диалог.
– А по-английски нельзя? – спросил подошедший, выговаривая слова, в точности как было принято до коллапса.
– Да, – опешил Меррел. – Да, можно.
– Вот и хорошо, а то в китайском я
