Андрей Попов - Солнечное затмение
-- В таком случае, -- Робин слегка изменил тембр голоса, эта перемена отразилась и на его лице. -- Не исключено, что Эдуант когда-нибудь прикажет мне убить и вас.
Альтинор самым искренним образом рассмеялся.
-- Забавно. Откровенность за откровенность. Люблю иметь дело с такими людьми. Ну ладно, мое убийство мы пока отложим на более поздние времена. Сейчас наша общая цель -- Эдвур Ольвинг.
В тронном зале уже начали собираться люди в совершенно одинаковых белых одеждах, отличались только маски на их лицах. Прислуга пока что только готовилась накрывать праздничные столы, но даже они все без исключения были наряжены в такие же ангельские одеяния с мнимыми лицами из папье-маше. Маски разрешалось делать какие угодно, но как правило, это в основном были образы древних вымерших животных: слоны, волки, тигры, носороги. В легенды о том, что эти животные когда-то на самом деле существовали в черной вселенной, мало кто всерьез верил. Но именно их полумифический образ и обладал притягательной силой. На балу все жаждали отдохнуть от своих проблем и погрузиться в сказку, наполненную фантастической музыкой и сюрреалистическими персонажами.
Фиоклит окутал свое тело в какую-то белую, к тому же рваную простыню, расхаживал по тронному залу, грозно стучал палкой о паркет и молвил:
-- Всем велено надеть маски! Кто посмеет явиться на бал в презренном человеческом облике, того мы с моим другом Эдвуром прикажем повесить!
Тут к Фиоклиту подошел сам король. На нем была маска белого медведя. Слегка приглушенный, но узнаваемый голос весело спросил:
-- Шут, а ты сам почему без маски? Хочешь, чтобы тебя повесили по твоему же приказу?
Фиоклитиан показал королю свое уродливое лицо, скорчил страшную гримасу, чтобы оно выглядело впечатлительней, и произнес:
-- Скажи, Эдвур, зачем мне маска?
Белый медведь даже поежился. Чуть не зарычал.
-- Да... Ты всегда найдешь что ответить. Я всегда подозревал, что среди всех дураков нашего миража ты самый умный.
Забавно, но один провинциальный граф сделал маску с пародией на самого Фиоклита. Вырезал из картона такие же большие волосатые уши, почти один к одному скопировал острую бородку, свернутый набок нос. Только широко посаженные глаза шута совершенно не совпадали с глазами нормального человека, поэтому граф проколол в маске еще две маленькие дырочки для себя. Он даже ходил нараскоряку, подражая шуту, и взял в руку палку с неменьшим количеством сучков. Фиоклитиан быстро заметил в толпе своего двойника и поспешил выяснить отношения:
-- Эй, презренный! -- крикнул он, глядя на собственное лицо из папье-маше. -- Как ты смел подражать моему неподражаемому облику? Тебя давно не вешали?
Граф совершенно не отреагировал на реплику уродца и пошел дальше. На Фиоклита вообще многие смотрели как на заводную игрушку, которую научили издавать членораздельные звуки. Кастилита, увидев сразу двух Фиоклитов, маленького и большого, весело рассмеялась.
-- Итак, я объявляю о начале торжества! -- громогласно воскликнул белый медведь и несколько раз хлопнул в ладоши. -- Морис! Музыку!
Музыке повелено было явиться, и она явилась. На балу это считалось волшебством. Здесь всякая мелочь расценивалась как знак судьбы, даже зажечь простой светильник могло только чудо. Если на балу одна маска объяснялась в любви другой, это было даром небес. Здесь кто угодно мог пригласить на танец кого угодно. Это был единственный шанс в жизни для заурядного барона потанцевать с королевой, а королеве -- открыто обнять за талию предмет ее тайных страстей. Отказывать было категорически запрещено. Даже Фиоклит, согласно закону маскарада, мог пригласить королеву и потереться носом об ее пышную грудь.
Пары образовались довольно быстро. Всюду только и кружили белоснежные миражи похожие на платья. Волк танцевал с лисой. Тигр с тигрицей. Рысь с каким-то бегемотом. Жираф с пантерой. Звуки скрипок, в которых с первых мгновений почувствовалось что-то раздражающее, привели в движение весь тронный зал. Жоанна, танцевавшая с королем, все время оглядывалась по сторонам, ища взором фигуру герцога Оранского. Но его нигде не было. Маска лисы с ехидными прищуренными глазами воплощала собой саму женскую сущность. Потом королева недоумевающе посмотрела на Эдвура.
-- Ваше величество, вы уверены, что в оркестре Мориса все музыканты трезвые? Прислушайтесь, какая фальшь!
Король был первым ценителем музыки среди своих придворных и раньше всех заметил эту необъяснимую странность. Его движения стали все более замедленными, глаза, скрытые под черепом белого медведя, все более недоуменными. Одна старая графиня воскликнула:
-- Это и есть хваленый королевский оркестр?!
Когда вступила партия духовых инструментов, в музыке начался самый настоящий ужас. Диссонанс был уже столь явным, что многие пары распались, изумленно озираясь по сторонам. Среди приглашенных посыпались шутки и упреки:
-- Предвечная Тьма! Где мои затычки для ушей?
-- Они что, перепутали ноты? Или раскрыли их вверх тормашками? Глухой, и то не стал бы это слушать.
-- Ведь можно было как следует подготовиться к такому торжеству! Хотя бы порепетировать!
-- Я не могу танцевать под этот хаос! Пусть наберут музыкантов из Междуморья. Там отличные виртуозы и захватывающие мелодии!
Сама музыка, запутавшись в фальшивых аккордах собственного происхождения, стала играть все медленнее, словно ее исполнителей вдруг потянуло в сон. Потом и вовсе смолкла. Из оркестрового ложа появилась серая морда крысы, под которой конспирировался сам Морис, и умоляюще произнесла:
-- Ваше величество! Клянусь, я сам ничего не могу понять! Все инструменты расстроены! Но мы исправим это недоразумение за пару циклов! Простите меня!
Белый медведь молчаливо склонил голову. Эдвур слишком уважал гениальный дар своего ваганта, чтобы выражать ему упреки, тем более -- в такой великий праздник. И он обратился к гостям с находчивой фразой:
-- Сегодня праздник Великой Вселенской Ошибки, друзья мои! Эта грандиозная Ошибка вкралась и в головы наших музыкантов. С праздником вас!
Одна молоденькая графиня хлопнула в ладоши.
-- Так это был простой розыгрыш!
Все вокруг нехотя рассмеялись. Подыгрывая королю, в центр зала выбежал Фиоклит и стукнул о пол своей палкой:
-- Уважаемые гости! Вы прослушали ноктюрн моего собственного сочинения. Кто выскажет в адрес моего музыкального таланта большее восхищение, тот получит награду от самого его величества!
Тут уже некоторые рассмеялись искренне. Только одна очень тучная баронесса хмуро покачала головой и чуть слышно произнесла:
-- Не к добру это все! Ой, не к добру! Чует мое сердце.
Альтинор, напяливший на себя маску обезьяны, которую раньше даже и на картинках никогда не видел, подошел сзади к коадьютору Ламинье. Тот был страшным и зубастым крокодилом -- почти полной противоположностью того, кем являлся на самом деле.
-- Граф, пока тянется вся эта заминка, пройдемся в какое-нибудь уединенное место. Есть важный разговор.
Крокодил повернул огромную пасть, и в ярком свете множества свечей сверкнули его белые клыки.
-- Это вы, советник? Как вы на себя не похожи! Только умоляю вас, избавьте меня от политических проблем. Давайте хоть в праздник по-настоящему отдохнем!
-- Речь пойдет о вас лично.
Оставив позади общую суматоху, крокодил и обезьяна шли по коридорам Анвендуса, тихо переговариваясь между собой. Их кристально-белые одеяния так не соответствовали их страшным маскам, что возникало впечатление, по коридору идут настоящие ангелы-мутанты. Редко горящие факела, то окунали их тела в холодный полумрак, то обжигали взор яркими вспышками света. Альтинор суматошно выискивал тему для беседы, дивясь собственному волнению, будто убийство человека для него, как потеря невинности для застенчивой девушки, было первое в жизни. Он начал говорить и одновременно удивляться собственным словам:
-- Граф, со мной недавно беседовал Оранский по поводу... того случая. Он уверен, что вы хотите сдать его королю. Он страшно боится вас!
Крокодил расхохотался самым нечеловеческим образом.
-- Великая Тьма! Да я уже давно все забыл! Мне-то какое дело до их отношений с Жоанной? Мало мне своих проблем, чтобы лезть в чужие?
Альтинор отсчитал ровно пять шагов, прежде чем продолжить беседу. Лестница совершила еще один вираж и круто ныряла вниз, к подземельям, где сумрак был более зловещим, а тишина более настораживающей.
-- Вполне согласен с вашим мнением, граф. Мне до всей этой истории еще меньше дела, чем вам. Но Оранский сильно обеспокоен. Он хочет убить вас. Поймите, вы представляете для него скрытую угрозу, ходящую на двух ногах.
