Техник-ас - Евгений Владимирович Панов
– Вы позволите? – кивнул я на кабину, фонарь которой был откинут вправо. Мне нужно было попасть в неё и удостовериться, насколько заправлены баки. Как я успел заметить, колодок под шасси не было.
– Конечно, герр майор, – сделал Нойман приглашающий жест.
Кстати, вот эта его манера обращаться ко мне по званию тоже сделала своё дело. Окружающие слышали, что я майор, и воспринимали это вполне нормально. Вот если бы я был в их глазах гражданским шпаком, тогда всё происходящее вызывало бы подозрение.
Я скинул пальто и шляпу на крыло и поднялся в кабину. Нойман даже любезно помог мне, так как нога у меня всё ещё побаливала. Устроившись, я осмотрелся. Да, приборы мне знакомы по тому разу, когда я в Америке познакомился с этой машиной. Уровень топлива был, что называется, под пробку, счётчик боеприпасов тоже показывал полную загрузку. В целом самолёт полностью готов к вылету. Грех упускать такую возможность.
– А вот здесь что такое? – показал я рукой в нижнюю часть приборной доски.
Нойман, стоящий у кабины на крыле, заглянул внутрь. Кобура с пистолетом оказалась прямо передо мной. Немец даже ничего не успел понять, как пистолет оказался у меня в руке и ствол упёрся ему в живот.
– Если вы дёрнетесь, Нойман, то я всажу весь магазин вам в брюхо, – прошипел я, свободной рукой почти вслепую производя предпусковые манипуляции. Как говорится, ручки-то помнят. Хотя, жить захочешь, ещё и не то вспомнишь.
– Вы не сможете взлететь, майор. – Нойман выглядел спокойным, но чувствовалось, что он боится. – Мало кто из наших лётчиков способен на такое. Лучше верните мне оружие, и я обещаю забыть это недоразумение.
– Вашим лётчикам и не снилось, на что способен русский лётчик. И вы не правы, я прекрасно знаком с подобной техникой.
У фрица глаза на лоб полезли, когда загудел стартер. Копошащиеся у второго самолёта техники лишь мельком взглянули в нашу сторону. А что, всё нормально. Вон один майор, правда, в штатском, сидит в кабине, а второй в это время стоит на крыле и что-то показывает первому в кабине.
В этот момент заработали оба двигателя, наполняя окрестности своим свистом. И Нойман всё же дёрнулся. В тот момент, когда я потянулся к ручке стояночного тормоза переднего колеса, находящегося внизу левой приборной доски, он попытался вырвать пистолет у меня из рук. Дурак! Ему бы спрыгнуть и поднять тревогу.
Три выстрела подряд за свистом движков никто не услышал. Нойман свалился с крыла, а я, захлопнув фонарь, прибавил газ и покатил к взлётной полосе. Я уже вырулил на взлётку, когда у ангара началась суета – заметили лежащего без движения Ноймана. Успел заметить бросившегося куда-то внутрь техника – видимо, побежал к телефону, – но самолёт уже начал стремительно набирать скорость. Последний толчок о землю, и вот оно – НЕБО.
О том, что догонят, я не волновался. Некому. Вот попытаться перехватить вполне могут. Вспоминая всё, что рассказывал мне когда-то владелец такого же самолёта, я аккуратно регулировал подачу топлива. Есть такой недостаток у этого аппарата, впрочем, один из многих, когда при резком изменении подачи топлива происходит срыв пламени. Впрочем, мне подобного удалось избежать. Я набрал высоту десять тысяч, скорость восемьсот километров в час и пошёл на восток.
Увы, но карты не было, так что придётся идти, пока горючее не кончится, а там садиться куда придётся. Линию фронта я в любом случае не перетяну, но всё же буду поближе к своим.
М-да, кабина тут хоть и называется отапливаемой, но в моем костюмчике здесь, мягко говоря, холодновато. Ну да ничего, чуть больше часа потерпеть. О том, что, если удастся благополучно посадить самолёт (на что шансы были невелики), я попаду в настоящую русскую зиму, думать не хотелось.
Пару раз по пути меня пытались обстреливать с земли зенитки и перехватить истребители. Что от первых, что от вторых удалось увернуться. Через час после вылета я начал снижаться: топлива осталось совсем мало, надо искать, куда садиться.
Не знаю, кто мне на небе ворожит, но мне повезло и в этот раз. Среди лесного массива обнаружилась ровная вытянутая площадка, очень похожая на озеро. Прошёлся над ним на малой высоте, примерно прикидывая длину. Получилось чуть больше километра. Маловато, конечно, но сигнализаторы топлива выбора уже не оставляли. Буду садиться.
Разворачиваюсь и сбрасываю скорость, одновременно выпуская шасси. Сломаю так сломаю, всё равно выбор невелик: либо так, либо на брюхо, чего этот аэроплан очень и очень не любит. Притираю машину таким образом, чтобы коснуться поверхности задними колёсами при задранном кверху носе фюзеляжа. Сразу вырубаю двигатели. Похоже, совсем недавно здесь был довольно сильный ветер, потому что, по моим ощущениям, снега было совсем мало. Возможно, его просто выдуло.
Нос начал опускаться, и вот передняя стойка коснулась колесом поверхности. Я всё ждал, что она вот-вот подломится, но этого не произошло. Самолёт бодро так катил навстречу довольно высокой стене из снега. На тормоза шасси вообще никак не реагировали, лишь начало разворачивать. Так, полубоком, я и въехал в сугроб, оказавшийся берегом лесного озера. Правое крыло оторвалось вместе с гондолой двигателя. «Мессер» крутнуло на льду ещё раз, прежде чем он остановился.
– Да! Да! Да! Да! – орал я в кабине от радости.
Вырвался! Долетел! Я смог!
– Так, значит, ты, говоришь, из плена сбежал?
Я сидел за столом в партизанской землянке и пил горячий – ребята, горячий! – чай.
Там, у самолёта, я провёл почти сутки. С большим трудом мне удалось развести костёр. Вот только в своём костюмчике я всё равно страшно замёрз. Партизаны, примчавшиеся к озеру на звук пролетевшего почти у них над головами странного самолёта, закутали мою бессознательную окоченевшую тушку в тулуп и привезли к себе в отряд. Я только успел сказать, на какой-то миг придя в сознание, чтобы замаскировали самолёт.
Уже здесь, отогревшись и разговорившись с командиром отряда и комиссаром, я понял, что родился даже не в рубашке, а в самом настоящем бронежилете. Стало понятно, почему я вообще смог сесть здесь. А всё очень просто: я сел на… аэродром. На самый настоящий партизанский аэродром. И буквально пару дней назад партизаны принимали здесь самолёт с Большой земли, поэтому и снег был расчищен, только намести слегка успело.
– Точно так, сбежал. Из-под самого Берлина. Надо сообщить нашим, что здесь находится новейший немецкий турбореактивный самолёт, пусть пришлют
