Роман Злотников - Прекрасный новый мир

– Да, удружил, Жаба, нечего сказать, – уныло произнес Борнус, когда они поднялись в спальню после пышного, но прошедшего весьма уныло торжественного приема и последовавшего за ним ужина.

Тай и Борнус прислуживали за столами, а Грон наблюдал за всем происходящим с верхней галереи. Гостям явно было не по себе, поэтому все торжества завершились довольно быстро, уже к вечерним сумеркам, не затягиваясь, как это было при прежнем герцоге, далеко за полночь. Так что Борнус, прислуживавший у стола, где сидели купеческие старейшины, освободился довольно рано, и они с Гроном поднялись в свою спальню, не став дожидаться Тая – тому выпала честь прислуживать за герцогским столом, за которым все еще продолжалось пиршество.

– Теперь над нашим герцогством вся северная марка потешаться будет.

– И никто не будет, – примирительно отозвался Грон. – Это же Владетель знамя даровал. Ну кто посмеет потешаться над Владетелем?

– Ну и что, что даровал? Жаб же сам пожелал…

С первой же минуты пребывания нового герцога в замке его никто иначе, как Жабом, уже и не называл. Хотя внешне он напоминал скорее глисту. Бледный, с унылым лицом и кривой усмешечкой. Вернее, ему больше подходила характеристика, которую Грон еще в бытность Казимиром Пушкевичем как-то прочитал на стенде «Их разыскивает милиция» в местном райотделе. Там вывешивались ориентировки с крайне некачественными фотографиями и изложенными казенным птичьим языком словесными портретами. Вот в одной такой ориентировке полковник Пушкевич однажды и прочитал нечто типа: «Рост средний, телосложение щуплое, волосы редкие, глаза серые, водянистые, общее впечатление – гнида». И сия характеристика как нельзя лучше обрисовывала впечатление, формирующееся у человека при взгляде на нового герцога Эзнельмского.

– Нет, это ж надо было додуматься поместить на знамена волосатый череп. Он бы еще Костяную корову туда намалевал.

Костяная корова, как, впрочем, и волосатый череп, были персонажами крестьянского фольклора. Первая олицетворяла собой падеж скота, а второй – мор. Барон Ужаб был в своем репертуаре.

– Тебе-то хорошо, – вздохнув, покосился на Грона Борнус, – тебя отец у Жаба теперь точно не оставит. А нам куда деваться?

Это предположение имело право на жизнь, ибо особого смысла в пребывании младшего сына барона Расдора в замке герцога Эзнельмского (особенного такого) более не было. Вряд ли у новоиспеченного герцога существовали какие-то воинственные планы в отношении Расдора, а самому Расдору, судя по доходившим оттуда известиям, тоже было не до свар с герцогством. В той неудачной войне Расдор потерял слишком много воинов и все никак не мог оправиться. Так что пребывание Собола в замке превратилось в некую формальность еще при старом герцоге, и он продолжал оставаться в замке скорее по привычке и заключенному уговору, чем по какой-то разумной необходимости. Но новый герцог никаких уговоров с Расдором не заключал, а привычки, судя по сцене его появления в замке, у него тоже были другие. Так что по всему выходило, что Соболу скоро придется паковать вещи. А вот Борнус в отличие от Собола был сыном барона – вассала герцогства, да еще и наследником, и деваться ему было совершенно некуда.

– Ничего, тебе всего шесть месяцев до посвящения, скоро тоже уедешь, – утешил его Грон.

– Скорей бы, – уныло отозвался Борнус.

– Эй, ребята, вы видели?! – возбужденно заорал Тай, врываясь в спальню. – На посту у оружейной выставили Безымянного.

– Что?! – сотрясли стены спальни два слившихся изумленных возгласа.

Борнус вскочил и бросился к двери, ведущей на стрелковую галерею. Грон последовал за ним со всей скоростью, на которую был способен.

Он добрался до поворота к лестнице, когда Тай и Борнус уже успели все рассмотреть и, спрятавшись за углом, возбужденно обсуждали увиденное.

– А ты видел…

– А у него вот такой кинжал…

– А наплечники из волчьего сплава видел…

– А набойки на каблуках…

Грон несколько мгновений прислушивался к этому обмену репликами, но затем любопытство, возбужденно бурлившее в крови пятнадцатилетнего подростка, взяло верх, и он, вытянув шею, осторожно заглянул за угол. Безымянный неподвижно, будто статуя, стоял у дверей оружейной. Совершенно спокойный взгляд его неподвижных глаз был устремлен на арку винтовой лестницы. Грон несколько мгновений напряженно разглядывал Безымянного, а затем за его спиной послышалось сдавленное хихиканье, и четыре крепких мальчишеских кулака толкнули его в спину, отчего его буквально вынесло в коридорчик, и он оказался в паре шагов от неподвижной статуи Безымянного. Грон замер. Несколько мгновений ничего не происходило, а затем Безымянный медленно повернул голову и… втянул носом воздух, будто принюхиваясь. Грон рефлекторно сглотнул (вернее, это была реакция тела пятнадцатилетнего подростка, в котором он находился). А Безымянный внезапно согнулся в поясе, отвешивая ему глубокий поклон, и громким, но лишенным всякого выражения голосом произнес:

– Повинуюсь, господин…

3

Грон проснулся от крика петуха. Он разлепил глаза и ошалело повел головой. Судя по громкости крика, петух должен был находиться где-то в районе подмышки, ну, в крайнем случае, на расстоянии вытянутой руки. Но, кроме лошадей, поблизости никого не было. Грон блымнул глазами и повернулся на другой бок, собираясь поспать еще, но в этот момент петух завопил снова. Нет, он был не в конюшне, но при такой луженой глотке этой чертовой птицы данным фактом можно и пренебречь, ибо столь громкий крик просачивался сквозь крытую дранкой крышу с минимальными потерями. Грон глухо выругался и сел.

Замок герцога Эзнельмского он покинул почти седмицу назад. Тайком. Не сообщив никому о том, что собирается бежать. Даже Таю и Борнусу. А что еще прикажете делать? Тот Безымянный оказался не одинок в своем стремлении служить Грону.

Ввалившись в спальню, Грон позволил перепуганному Соболу забраться под одеяло и накрыться им с головой. Не слишком типичная реакция для пятнадцатилетнего пацана, но ведь с ним произошло что-то настолько ужасное, что рассудок отказывался в это верить. Безымянный назвал его господином! И выразил готовность повиноваться! Но ведь Владетель вряд ли приказал своим слугам повиноваться кому бы то ни было в замке, кроме новоиспеченного герцога. Он, скорее всего, вообще не представлял, что в этом замке живет некий юноша по имени Собол. Нет, возникни в том необходимость, совершенно понятно, что он смог бы выяснить о Соболе все. И довольно быстро. Но зачем ему это? Кто такой Собол, чтобы им заинтересовался Владетель? Или… все начинается по новой, и в этом мире тоже есть технология, позволяющая засечь перенос сознания? Но почему тогда Безымянный не попытался сразу же убить Грона, а, наоборот, выказал готовность повиноваться ему? Голова раскалывалась от вопросов. Грон некоторое время лежал, ожидая, пока отчаянно колотящееся в груди сердце хоть немного умерит свой ритм и ему удастся вновь вернуть себе более-менее надежный контроль над телом Собола, а потом откинул одеяло и повернул голову. Борнус и Тай сидели на кровати Тая, которая стояла у противоположной стены, и испуганно смотрели на него. Грон сел на кровати.