Марргаст - Анна Чайка
Рискнув заглянуть в одну из арок, я с удивлением обнаружил там целую гору пустых бутылок.
Они валялись в беспорядке, разбитые и целые. Подле лежали выпотрошенная подушка и гроздь чеснока. Я продолжил пялиться на них, пока воск не обжег кожу. Кто рискнул бы здесь ночевать, заливая глаза дешевым пойлом?
– Бред, – пробормотал себе под нос, потрясая больной рукой.
Тут в глубине коридора раздался странный дребезжащий звук. Будто кто‐то уронил стеклянный шарик, и тот покатился по полу. Бросив бесполезную рамку, я вновь принялся читать заклинания: громко, с выражением, не дав челюстям клацать от нервной дрожи. А это было весьма непросто.
Над пугающей красотой этого места лежали тонны мерзлой земли. Мои крики вряд ли кто‐то мог услышать. Стук сердца вдруг показался слишком шумным. Оно гудело, врезаясь в ребра, пульсируя в висках. Я понял, что потею. Да не просто потею! Это больше напоминало наводнение, хоть полушубок выжимай.
Время замедлилось. Язык не смог смочить пересохшие горящие губы. С каждым шагом идти становилось тяжелее.
– Fadific kilko mami…
«Это скрип? Что тут может скрипеть?!»
Стены давили.
– Mami noc-noc ive xochet! Rabana, Lit Wiena Dobyra.
Шаг, еще шаг, еще два.
«Я избран для уничтожения этих тварей, мне нечего бояться. Нечего. Тут, возможно, и нет никого», – мысленно подбадривал я сам себя.
– Cozz! Sach cobe, sach cobe!
Рубиновый перстень раскалился, сжавшись вокруг пальца. Зашипев, я сначала подумал, что металл нагрел огонь свечи. Но нет, это было слишком простым объяснением. Тогда‐то впервые и прозвучал вкрадчивый голос, будто заморозивший кровь в моих жилах.
Он шел сверху, куда не попадал свет от пламени. Мне оставалось лишь внимать.
– Ыт ен жохоп ан хет, хигурд.
– Что?
«Не бывает у людей столь пугающих интонаций в голосе. Не бывало и быть не могло».
– Ыт ен с имин? Мечаз леширп? Ыт йынсукв, ай ябет юьбу, ошорох? – Невидимое существо гадко захихикало. Мой слух различал, как по отвесной стене быстро перебирали много-много конечностей и нечто карабкалось ближе к свету.
Пока оно старалось не попадать в зону видимости, очерченную крохотной свечкой.
Я надеялся на свой Дар, позволявший чувствовать то, что скрывалось от любопытных глаз. Но, видимо, в столь поздний час дар не работал. Скрип коготков сводил с ума. Особенно когда я понял, что существо зависло прямо напротив.
Оно затаилось на безопасном расстоянии, воспользовавшись моей неподвижностью.
– Йииикдаааалссссс! Йыынжеееен, – напевало оно и, кажется, раскачивалось из стороны в сторону. На секунду в освещенное пространство проникла крохотная палочка, не толще обычного прутика. Она изогнулась, поманив к себе, затем резко исчезла во тьме.
Этого хватило, чтобы вывести меня из равновесия. Проклятое чувство обреченности и потерянности для остального мира с прежней силой обрушилось на разум. Боги, как я был самонадеян!
– Умечоп ыт шичлом? Ировог ос йонм!
Чего оно хотело? Мой разум отключился под действием инстинктов, столь древних и тайных, что о них успели позабыть. Они приказывали бежать не оглядываясь, бежать, бежать, бежать, пока не сотрутся подошвы!
Я начал отступать. Слова заклинаний вылетели из головы, словно их там никогда и не было. Я думал только о том, чтобы тварь перестала шептать невразумительную муть и пялиться на меня из темноты коридора.
– К-кто ты, дитя Нави? Открой свое лицо и н-назови Имя!
Если оно ответит, будет шанс спастись. Оно обязано отвечать на вопросы человека. Иначе будут нарушены негласные законы Прави.
– Ай яовт тремссс.
Тремс, тремс, тремс… Что‐то мелькало на краю сознания, знакомое, как детская считалочка. Тремс.
Фрагменты мозаики встали на положенные места.
«Так вот что оно говорит. Как просто».
Я твоя смерть.
– Назови свое Имя, ты, тот, кто не имеет тени и дыхания! – рявкнул я, хотя дыхания не хватило нам обоим. Существо во мраке тяжело упало на пол. Получился такой раздражающий тягучий чвак. Маленький я часто давил улиток с тем же липким звуком.
– Ыт пулг… Асссссинга.
«Ты глуп, Агни́са».
Агниса. Так в восьмой день рождения нарекла меня мать, приказав никому не разглашать данное богами имя. Откуда оно известно невидимому собеседнику?
Существо наконец удосужилось выйти к свету: изогнутое, растянутое, будто перебитое, с не менее чем полусотней конечностей, оканчивавшихся крохотными коготками. Словно сломанный человек. Безумно уродливый, видоизмененный, но все же человек.
От одного его вида затошнило. Головка на тонкой шее потянулась вперед, зависнув перед моим лицом. Из угла неровного ротового отверстия свисал крысиный хвост. Как и трехрогий, оно не могло не улыбаться.
– Ым иладж ябет! – смаковало слова существо, крадясь бочком. – Оглод. Кев. Тсончев!
– Вы ждали? – Язык вдруг снова стал принадлежать мне, а не кому‐то еще. – Поздравляю вас… Дождались!
Я выхватил флакон с коровьей кровью и швырнул его в сторону. Тварь вздрогнула, потянулась за сладким запахом. Тогда‐то я и воспользовался книгой заклинаний по назначению. Ветхий переплет врезался существу в висок, прошел насквозь и чуть не лишил меня равновесия. В отличие от прошлого врага, этот был бесплотен.
Незамедлительно последовал ответ. Меня подбросило, впечатало в дальнюю колонну; позвоночник при этом надсадно хрустнул. Но гораздо страшнее боли было то, что свеча погасла и я остался в абсолютном мраке.
Из глотки вырвался вопль ужаса. Я пополз на ощупь – туда, где предположительно находилась спасительная лестница.
– Rabana, Lit Wiena Dobyra! Rabana, Lit Wiena Dob… dyra!!!
Орать приходилось что есть мочи. Имена заморских колдунов путались в голове. Воздух становился неимоверно холодным и грязным, будто я дышал через влажную половую тряпку. На спину опустилась лапка. Коготок ловко скользнул под несколько слоев одежды и погрузился в плоть, цепляя потную кожу.
– Lit Rabana Wiena, то есть Rebana Lit Wiena! Черт!
Амулеты не спасли: их с меня просто сдернули.
– Адук? Адук? – талдычила зловредная гадина, раздирая спину. Сотни уколов доказывали, что происходящее было реальным. Так же как и то, что я умирал.
Извернувшись червем, я попытался ударить ногами пустоту и не ощутил отдачи.
– Ай юанз отк ыт! – шептало оно прямо на ухо, давя немалым весом. – То ябет йиикдалс хапаз!
Я отвечал воем и барахтаньем. Силы терпеть эту пытку иссякли. Рванув на себе одежду, я кое‐как вытащил погнувшееся зеркало. Выставил его перед собой как щит, в надежде, что хотя бы оно подействует. Но и отражение не стало помехой врагу. Многоногая тварь вырвала зеркало и, судя по звуку, разломала на куски. Визгливый смех подхватило эхо.
Наша борьба, показалось, заняла вечность. Тело словно
