Закон ученого - Дмитрий Олегович Силлов
Но Захаров знал: сейчас в телах репликантов с бешеной скоростью идут процессы оптимизации нейронных связей, и не пройдет и нескольких минут, как эти совершенные машины для убийства полностью освоятся и будут готовы к использованию.
Данила. Кремлевский дружинник. Настолько мощный, что для него пришлось построить отдельный автоклав. Но оно того стоило! Эта гора мышц, улучшенная до максимума, теперь могла пробегать многие километры не уставая со скоростью скаковой лошади, руками сгибать рельсы, кулаками пробивать кирпичные стены – ну и, разумеется, стрелять из всех известных видов оружия. Эту функцию, как и многие другие, Захаров вложил во всех репликантов, улучшив свои создания практически до совершенства.
Фыф. Одноглазый мутант из того же мира Кремля. Псионик-телепат, теперь способный силой мысли не только передвигать предметы, но и разрывать врагов на части. К сожалению, заметно улучшить его слабое тело не удалось, но вот психоспособности получилось усовершенствовать довольно заметно.
Настя. Киборг-убийца все оттуда же, из соседней вселенной, пережившей ядерную войну двести лет назад и до сих пор расхлебывающей ее последствия. В частности, эта красавица с внешностью валькирии и танталовым скелетом являлась одним из этих последствий. Смертоносным настолько, что значительно улучшить ее не получилось даже у Захарова – так, разве что добавить несколько боевых фишек, не особо значительно влияющих на возможности биологической боевой машины.
Рудик. Мутант-спир из того же мира, основным талантом которого было обостренное чувство самосохранения – и, как следствие, способность быстро сваливать от опасности. Тут уж Захаров развернулся, снабдив мута поджарым мускулистым телом и кучей всяких фишек ментального характера, способных сильно удивить потенциальных врагов Рудика.
Рут. Еще одна красавица из вселенной Кремля с незначительными паранормальными способностями, которую Захаров, как и Рудика, напичкал всякими неприятными сюрпризами для тех, кто привык считать женщин слабым полом, совершенно непригодным к серьезным боевым действиям.
Арина…
Тут при взгляде на девушку с короткой стрижкой сердце Захарова словно слегка кольнуло иголкой. Ариадна была его биологической дочерью, не любящей имя, данное ей при рождении, и сократившей его до имени, которое отцу решительно не нравилось. Но тут уж ничего не попишешь: характер у Арины был папин, а бороться с самим собой, заключенным в женское тело, было бы несусветной глупостью. Потому Захаров просто щедро досыпал в матрицу Арины всяких полезных улучшений, которые хотел бы видеть в собственной дочери, пусть даже возрожденной в автоклаве.
Виктор Савельев по прозвищу Японец. Совершенное орудие убийства, которое воспитал в Японии клан синоби Сумиеси-кай[8]. Тот случай, когда Захаров не нашел, что можно еще улучшить в матрице, из которой воссоздал тело Виктора, и просто оставил все как есть.
Дочь Виктора Юки… Интересный персонаж, над изучением генома которого Захаров провел немало времени. Понятно, что от родителей-ниндзя могла получиться девочка с уникальными способностями: давно доказано, что потомство профессиональных спортсменов перенимает от родителей крепость тела и духа. В данном же случае ребенок взял от них все самое лучшее плюс приобрел уникальную способность к практически мгновенной перестройке своего тела одним лишь волевым усилием. Правда, для того чтобы получить эту способность, девочка прошла через такую боль, которую даже вообразить себе трудно. И она пошла на это сознательно[9]. Захаров не придумал ничего лучше, как лишь немного добавить девочке-подростку возраста, соответственно, сделав ее тело еще сильнее и выносливее. Теперь это была отлично тренированная девушка лет семнадцати-восемнадцати, в самом расцвете боевой формы… и женских прелестей, которые даже Захарова, равнодушного ко всему, кроме науки, заставили ощутить давно забытое волнение юности.
Которое он, впрочем, быстро погасил мысленным приказом самому себе. Сейчас, на пороге действительно великих свершений, не было времени для удовлетворения примитивных животных инстинктов. И хотя ученому было достаточно лишь отдать приказ для того, чтобы репликантка сделала для него что угодно (встроенный генетический модуль подчинения единственному хозяину не дал бы ей ослушаться), Захаров предпочел иное.
Он подошел к последнему репликанту, выглядящему как хорошо тренированный спортсмен на пенсии.
– М-да, – задумчиво проговорил ученый. – Пожалуй, как-нибудь надо озаботиться и своим телом – вон какой из господина Кречетова атлет получился на выходе.
Своему бывшему ученику Захаров напихал в матрицу многое. Навыки военной стратегии и тактики, помноженные на отличные способности к принятию мгновенных решений на поле битвы, а также наведенные чужие воспоминания о многочисленных удачных боестолкновениях сделали из ученого практически идеального командира подразделения. Также академик добавил профессору Кречетову личные умения: навыки стрельбы из всех видов оружия, саперное дело, рукопашный и ножевой бой и многое другое. Ну и фигуру этому книжному червю подправил, изрядно прибавив профессору мышечной массы. Но при этом, помня, насколько бывший ученик его ненавидел, Захаров позаботился о том, чтобы надежно заблокировать Кречетову память о некоторых важных для него фрагментах прошлого и встроить в его сознание мощнейший модуль подчинения.
– Понимаю, что от всего этого у тебя будет постоянно побаливать голова, друг мой, – проговорил он, глядя в пока что бессмысленные глаза репликанта. – Но тут уж ничего не поделать. Не хочу, чтобы в один не прекрасный момент ты обратил все эти мои щедрые подарки против меня.
Правда, был еще и десятый член этого отряда, который сейчас покачивался на подушке из силовых полей внутри индивидуального, специально для него созданного вертикального автоклава.
Меч Виктора Савельева, созданный в семнадцатом веке в Японии великим мастером Сигэтакой из Эдо. В автоклаве рядом находились сразу два предмета – меч и его ножны, также являющиеся произведением искусства. Но Захаров сейчас смотрел на клинок, понимая, что эта полоса металла имеет очень опосредованное отношение к окружающему миру. Скорее всего, материал, из которого древний мастер создал это оружие, был принесен из какой-то другой вселенной Розы Миров – потому что обычный металл не может так выглядеть, как бы искусно он ни был выкован.
Кровавые сполохи огня метались по полированному клинку, словно маленькие демоны заката по застывшей глади горного ручья. Огонь будто жил внутри зеркальной полоски и искал лишь крошечный изъян для того, чтобы вырваться наружу. Но в клинке не было изъяна, и огню оставалось только бесноваться и биться о сверкающие грани своей совершенной тюрьмы…
– Грета, он готов? – спросил Захаров.
– Да, хозяин, – пришел ответ из нескольких динамиков, расположенных под потолком.
– Открой автоклав, я хочу рассмотреть его получше.
– Этот образец не нужно брать в руки, – проговорила Грета. – Я интегрировала в него алгоритм «Бритвы», которая выпивает жизнь из любого, кто дотронется до нее, кроме ее хозяина.
– Это правильно, – кивнул ученый.
И посмотрел на часы.
Период адаптации репликантов к внешнему миру должен был уже закончиться, но они по-прежнему стояли возле своих автоклавов, словно застывшие статуи.
– В чем дело, Грета? – удивился Захаров. – Почему они не двигаются?
– Вы не дали им приказа на движение и на свободу действий. Если они их не получат, то умрут от голода, но так и не пошевелятся.
– Потрясающе! – искренне восхитился академик. – Хотя я не прописывал такого кода.
– Я сочла, что такой алгоритм
