Восхождение - Валерий Михайлович Гуминский
– Так бывает, – медленно ответил Никита. – Волхвы могут контролировать все процессы в своем организме, отключать их или возбуждать к жизни. Деду надоело жить – вот и все, что я могу сказать. Он давно меня настраивал, что скоро уйдет. Ладно, что легко. И мне не больно.
Слезы сами по себе навернулись на глазах, и Никита отвернул голову вбок, чтобы Полозов не заметил минутной слабости. Откровенно говоря, ему никогда не приходилось провожать в последний путь родных людей, именно тех, у кого текла та же кровь, что и в его жилах. Мама? Он ее не знал. Отец? А что он за человек? Все потрясения в жизни включили в себя лишь беспокойство за любимую девушку, ставшую позже его женой. Вот здесь Никита и в самом деле испытал страх потери.
Патриарх? Да, молодой волхв любил его, как любит человек, обретший спокойствие и надежность своих тылов в родной гавани. Но… Все-таки дед оставался далеко за пределами его обожания и поклонения. Благодарность – да. Уважение – несомненно. Но любил ли он Анатолия Архиповича? Никита признался себе, что времени для обретения любви к этому человеку у него практически не было. Как только он получил настоящую семью, свой Род – тут же вынужденно включился в борьбу, навязанную патриархом всему аристократическому миру. Словно хотел доказать что-то, беспрестанно воюя с кем-то. Так и получилось, что с его смертью Никита получил в довесок кроме богатств головную боль, как этими богатствами распорядиться и защитить их от жадных рук конкурентов. Или врагов? И есть ли они сейчас?
Не успев толком разобраться в последнем вопросе, Никита заметил, что Полозов аккуратно затормозил перед небольшим каменным храмом, построенным из нарочито грубых слабо отесанных каменных блоков. Перуново жилище окружал негустой лес, разрезанный тонкой линией шоссе, а короткий съезд в сторону храма был тщательно очищен от снега. Само же строение стояло на небольшом холме, выстроенное по древним канонам. Перун любит высокие места.
Интересно, здесь такая же статуя Перуна или нечто поменьше? Любопытство снедало Никиту, на некоторое время заслонив печали своей новизной. Полозов заглушил мотор, и они оба вылезли наружу. Их уже встречали. Жрец в теплом плаще из волчьих шкур, накинутом на простую домотканую рубашку, в высоких сапогах на толстой подошве вышел из храма и застыл на месте. Опираясь одной рукой на прямой посох, отполированный за долгие годы, он молча созерцал подходящих людей.
– Здравия тебе, батюшка! – первым поздоровался Полозов.
– И вам, люди добрые, – наклонил голову жрец. – По какому поводу пожаловали?
– Тризна по патриарху рода Назаровых, – напомнил Олег. – Это я просил встречи.
– Проходите в храм, – жрец развернулся и первым двинулся к темному проему здания, в котором не было дверей.
Снега на входе не было, потому что он тщательно сметался в сторону, давая возможность просителям войти в храм и обратиться к Перуну. Стылый воздух пропитал помещение, изо рта вырывались клубы пара. Никита остановился, глядя на фигуру громовержца, вырезанную из дерева. Статуя была высотой под два метра, но казалась настолько массивной и грозной, что вызывала трепет. Перун сидел в кресле, и казалось, что вырос прямо из него. Настолько реалистична была его фигура, слегка наклоненная вперед и опирающаяся на трезубец. Лицо, потрескавшееся от времени, приобрело темно-матовую окраску, или его на самом деле покрыли лаком от воздействий неблагоприятных температур.
Никаких принципиальных различий у храмов Перуна не было: что в Пулкове, что здесь или в каком-то другом месте. Круглые стены, алтарь из черного камня посредине (только здесь он был поменьше), трон бога в различных вариациях (камень или дерево) и сам Перун, держащий трезубец в одной руке, а в другой – мерцающий сиреневым холодным светом шар Силы. Однако сейчас, как только Никита подошел ближе к Перуну, этот шар заволновался и раскрасился в яркие желто-красные тона; вибрация всколыхнула воздух и зашевелила волосы на головах присутствующих. А молодой волхв почувствовал, как мириады иголочек вонзились в его тело, разогревая дремлющую в нем Силу. Каналы, по которым шел ток энергии, завибрировали в такт невидимым частицам магических стихий, и кольцо с сапфиром отреагировало так, как и должно было. Тонкая алая ниточка протянулась от шара к ладони Никиты. Сам же артефакт бога заполыхал от закаченной в него мощи.
– Происходит обмен энергиями, – жрец, стоявший за спиной Никиты, внимательно наблюдал за юношей. – Я вижу, что ты уже знаком с таким феноменом. Очень спокойно воспринимаешь чудо, данное Космосом.
– И вы не удивлены? – повернулся к нему Никита.
– Ожидал чего-то подобного, как только почувствовал твою Силу, – кивнул служитель Перуна, пристукнув посохом об пол. – Хотя ты прав… Легкая оторопь берет. На моей памяти Перун редко вступал в обмен Силой с пришедшим. Очень редко… Анатолий Архипович – твой родной дед? Мне казалось, что у него не осталось близких родственников.
– Прадед, – поправил Никита. – А вы его знали?
– Конечно, – жрец смотрел на переливы шара в ладони Перуна, словно зачарованный. – Раньше он часто хаживал в храм, мы вели долгие беседы. Интересный человек. Значит, ты его правнук. А кто твоя мать?
– Валентина Назарова.
Старик повернул голову, пристально поглядел на молодого человека и неожиданно для Никиты прикоснулся жесткой ладонью к его макушке. Глаза его посветлели.
– Те же эманации, – ввернул необычное слово жрец. – Я помню твою мать. Она была здесь перед отъездом из отчего дома. Или, правильнее сказать, перед побегом? Неважно. Девушка приходила с каким-то молодым человеком, просила Перуна. Вот так же ярко заиграл красками шар Силы. Кажется, теперь я понимаю, откуда мне знакомы потоки, которыми ты питаешь ярь Перуна. Твоя мать была беременна тобою… А я был ошеломлен, откуда такая мощь взялась у девушки.
– А кто был этим молодым человеком? – сердце Никиты тяжело затрепыхалось в груди. – Он назвал свое имя? И зачем они приходили сюда?
– Для чего приходят в храм? – лицо жреца утратило невозмутимость и холодность. – Просить блага или обручаться друг с другом.
– Обручаться?
– Молодые люди обручились тайно на этом самом месте, – снова стукнул посохом жрец, – возле алтаря.