Берег Живых. Наследники Императора - Анна Александровна Сешт
⁂
Его лёгкие с трудом вбирали в себя воздух, словно прохудившийся бурдюк – воду. Что-то мешало ему вздохнуть как следует. Повязки? Он хотел сбросить с себя путы, но усилий едва хватило на то, чтобы пошевелить пальцами. Он с трудом чувствовал своё тело, и оно не желало подчиняться.
Музыка покинула его, и не в его силах оказалось удержать её. Он остался один в темноте и ощущал лишь пустоту. Несправедливо. Страшно.
С усилием он открыл глаза, щурясь от слепящего света. Огонь единственного светильника казался нестерпимо ярким после мягкого первозданного мрака. Над ним склонилась чья-то фигура.
– Добро пожаловать на Берег Живых, господин.
Низкий с хрипотцой голос принадлежал мужчине средних лет, одетому в чёрное[15]. Его рогатая голова была гладко выбрита. Сфокусировав взгляд, воин сумел разглядеть знак на его груди – священный шакал, возлежавший на ларце Таинств Жизни и Смерти.
– Какая ирония… – хрипло прошептал он, попытавшись пошутить, но зашёлся в приступе кашля.
Все его мышцы и кости, казавшиеся чужими, отозвались нестерпимой болью. Да, определённо, он был жив.
«Какая ирония, что в мире живых меня приветствует жрец Стража Порога», – мысленно закончил он, благодарный, что служитель Богов не стал переспрашивать, а просто поднёс ему чашу с прохладной водой и помог сделать несколько глотков.
Как и следовало ожидать, руки жреца были закрыты перчатками из плотного льна.
– Буду с тобой честен, мой господин: не знаю, когда ты сможешь подняться и ходить, – мягко продолжал жрец. – Когда сломаны рёбра, нельзя долго находиться в неподвижности, иначе лёгкие отекают. Но сломаны не только они.
Сломаны?.. Он попытался вспомнить. Удар копья пробил ему бок со спины, и он выронил лук. Нападавших было слишком много. Он не сумел отразить все удары и упал… Нет, его столкнули. А потом была колесница… Его кости должны были рассыпаться в крошку, если он хоть что-то понимал, а что стало с внутренностями, и думать не хотелось.
– Часть костей нам пришлось заменить, ибо вернуть им целостность не сумел бы даже Великий Зодчий, – закончил служитель Ануи.
– Почему же я жив?
Его голос, тихий, как у тени, казался чужим и звучал как будто со стороны. Жрец вздохнул и ответил:
– Мы нашли твоё тело в песках и собирались предать достойному погребению. Пустынные ша медлили приступать к – прости меня за эти слова! – своему пиршеству. Они отступили и позволили нам забрать тебя. Стражу Порога было угодно, чтобы ты остался на Восточном Берегу. Мы восстановили сосуд твоей души так, как сумели.
Эти слова могли означать очень и очень многое – даже то, о чём и задуматься было боязно. Жрецы Ануи обладали глубоким Знанием о мироздании, но не были целителями в привычном понимании. При этом, пожалуй, никто не знал законов плоти так хорошо, как мастера-бальзамировщики. В народе говорили, что они умели возвращать мёртвых к жизни. Да и многое ещё говорили…
Воин задержал взгляд на лице жреца – простом, незапоминающемся. Увидишь такого в толпе – даже взгляд лишний раз не остановится. Служители Ануи могли быть незаметными, как сама Смерть, когда хотели. Равно как и наоборот: если желали, они могли оставить в памяти неизгладимый след, как клинок наносит глубокую рану, разрубая плоть до кости.
– Моё тело мертво? – спросил воин, пытаясь унять ужас от этой мысли. – Ты удержал в нём мой дух своим Знанием?
Жрец тихо рассмеялся и покачал головой.
– Мы боремся с осквернителями – теми, кто тревожит покой мёртвых и искажает законы Смерти. Искусство поднятия мёртвых тел знакомо нам, да, но с иной стороны. Ты жив, мой господин, хотя жизнь твоя едва теплится в своём сосуде. Но теперь ты должен помочь нам разжечь огонь своего тела, если хочешь остаться на Берегу Живых.
Воин закрыл глаза, благодарный за то, что всё было именно так. Жизнь по-прежнему принадлежала ему самому, а не была одолжена у Хранителя Вод Перерождения. И даже если у него был долг перед Ануи, этот долг ему по силам было отдать через служителей Судии.
Его тело было расколото и собрано по кускам, как хрупкий сосуд. Он даже не мог определить, что оставалось в нём в целости. Мертвенная слабость сковывала плоть, будто пытаясь похоронить внутри дух. Но воин знал, что ему достанет воли, чтобы подняться… и вернуться за теми, кто предал его в охотничьих угодьях Сатеха.
Новая мысль обожгла его, и воин распахнул глаза.
– Меня защищали. Другой. Что с ним?
– О ком ты говоришь, господин?
– Мой страж… Единственный настоящий… Вы нашли его?..
Жрец помедлил с ответом, но в итоге честно объяснил:
– Ша не тронули тебя одного. Там было ещё несколько мёртвых людей и один погибший рэмеи.
– Один… – с досадой выдохнул воин и подумал: «Значит, те двое успели уйти…»
– Людей похоронили в песках, – продолжал служитель Ануи, – а останки рэмеи мы доставили в храм и сохранили то, что смогли. Ты, господин, был нашей первоочередной задачей. Имя того воина нам неизвестно.
– Сенахт, – имя отдавало горечью потери. – Верный… Нанесите это слово… рядом с его именем. Пусть он найдёт… путь к чертогам Стража Порога… с моим благословением.
– Будет исполнено.
– Если у него не осталось лица… сделайте маску. Я расскажу, каким был… его облик. Память о нём… должна сохраниться.
Жрец поклонился, соглашаясь.
Этот короткий разговор отнял почти все силы, но воин должен был узнать ещё кое-что.
– Открой мне имя своё и тех, кто нашёл меня, – тихо попросил он. – Когда придёт время… я отблагодарю вас как подобает.
– Зови меня Перкау, господин. Я имею честь быть Верховным Жрецом этого храма.
Воин инстинктивно попытался сжать руку в кулак, вспоминая, как силился удержать рядом музыку. Размеренно, насколько позволяло его затруднённое дыхание, он произнёс:
– Но ты не был… той музыкой, мудрый Перкау.
– Музыкой? Ах, да… То были молитвы, мой господин. Священные гимны.
– Среди них была песня, обращённая… именно ко мне. Она звучала… для меня одного… всё это время. Я помню… Путеводная звезда… яркая, как Звезда Разлива…
– Ты слышал волю Владыки Ануи. Если смотреть в глаза чуду слишком пристально, то оно может истаять, как рассветная дымка.
Стиснув зубы, гость старался опереться о ложе. Но легче было удержать одной рукой боевую колесницу, чем пытаться сейчас приподняться или хоть немного пошевелиться. В глазах потемнело, и боль, едва не лишив сознания, заставила его приглушённо застонать.
– Не надо тебе пока двигаться, господин, – мягко проговорил жрец, бережно удерживая его за плечи. – Скоро, но не сейчас. Каждое усилие должно быть взвешенным, иначе ты снова впадёшь в забытьё, близкое к смерти,
