Имперский граф - Серг Усов
Девушка была родом из Банта, одной из центральных провинций Винора. Когда их поселение было разграблено и сожжено наёмниками герцога ре,Винора, уцелевшие жители собрали из остатков имущества обоз и пустились в бега на юг королевства, не затронутый войной.
По пути, даже на их скудный скарб, нашлись желающие — банда разбойников напала и разграбила остатки имущества. Енге с женихом и её старшему брату с женой и двухлетним сыном удалось убежать в лес и спрятаться от бандитов.
Дальше они шли уже впятером, если считать и маленького Ниша. Питались найденными в лесу ягодами и грибами и постоянно голодали.
Уже на территории баронств, её жених на одном из полей сорвал две тыквы, но был пойман поселковыми сторожами. Их, тогда, всех поймали, долго били и бросили в яму, где они и просидели больше декады.
Еду и воду им, правда, давали, но маленький Ниш всё равно умер.
Потом их передали городской страже Нерова, и они из поселковой ямы переселились в городскую тюрьму, где ожидали своей участи многие десятки таких же бродяг.
Её жениха, как провинившегося в воровстве, казнили одним из первых. Ему отрубили руки и повесили вниз головой — частая казнь для воров.
Енгу с братом и его женой, почти обезумевшей от смерти ребёнка, побоев и недоедания, тоже должны были повесить за бродяжничество. Но в город приехал господин Гури, управляющий барона Ферма и выкупил всех бродяг для своего хозяина.
Они с братом и его женой, все были из семей потомственных горшечников, и работу нашли себе достаточно быстро.
Холопить и обращать их в сервов или даже в рабов, барон не стал, хотя имел на это право.
Поэтому, как только они устроились в баронстве, брат сразу стал прилично зарабатывать, да и Енга с невесткой научились наносить на глину красивые рисунки. Они так и держались друг друга.
Дела пошли в гору, особенно, после того, как получили заказ на изготовление огромного количества керамической плитки, которую у них потом забирали и везли к магам на укрепление, чтобы использовать для устройства тротуаров во Пскове и других городах и замках.
Платили щедро, так что удалось построить дом в два этажа, жена брата ждала ребёнка, и Енга сама стала задумываться об устройстве своей судьбы — не вечно же жить с братом, хоть и любимым.
Тут и пришла беда, тем более ужасная, что совершенно неожиданная.
Рядом с кварталом горшечников был квартал кожевников. Когда-то, когда Промзона ещё не разрослась до нынешних размеров, между ними было довольно большое расстояние, которое со временем становилось всё меньше.
Кожевенное производство имеет особую пахучесть. Что и стало сначало объектом насмешек, а затем и ссор между соседями.
Драки между горшечниками и кожевниками стали частым явлением, но обходилось без жертв. Последняя такая массовая драка, в которой участвовали почти три десятка человек, случилась в кабаке Балды.
И всё бы ничего, но участвовавший в этой драке брат, сцепившись с одним из кожевников, вместе с ним, нечаянно сшибли столб с масляным светильником, и не сразу обратили внимание на возникший пожар, а когда обратили, то там уже горели шторы.
Пожар достаточно быстро всё же потушили. Большого ущерба не было — даже подкупленные Балдой стражники комендатуры насчитали к выплате с обоих три рубля сто сорок тугриков возмещения ущерба и два рубля штрафа в городскую казну. Сумма ощутимая, но подъёмная, к тому же, им обещали помочь и обе гильдии.
Но Балда вдруг выдвинул обвинение, а купленные стражники его в этом поддержали, что поджог, якобы, был устроен специально. А за умышленный поджог полагалась казнь через костёр.
Подлинным хозяином кабака Балды был Кастет. Об этом в районе Вонючки знали все.
Енга, вместе с невесткой пришли к Кастету просить помочь и не губить им жизни. Тот сначала долго ломался, выдвигая, в основном, денежные претензии, но потом сменил гнев на милость и согласился повлиять на Балду, чтобы тот отозвал своё обвинение.
Но ценой за это должна была стать сама Енга.
Рассказав незнакомым ей, прежде, людям о своих бедах, Енга вдруг спохватилась и опустила голову.
Уля придвинулась к ней и обняла её.
— Не переживай, с этой свиньёй тебе не придётся больше иметь дел, — Уля, словно мать дитя, погладила Енгу по голове.
— Ты что, Уля! — испугалась горшечница, — Даже не вздумай лезть. Ах я дура. Зачем я вам рассказала?
— Ты не переживай, — вступил в разговор жених Ули, — Ты правильно сделала, что рассказала, и, главное, вовремя.
— Но брат, его сожгут!
— Если и сожгут, то кое-кого другого, — вдруг, снова, превратившимся в металл голосом, сказала Уля.
"О, Семеро, кто же вы такие?!" — подумала Енга.
Глава 5
Люди, для своей жизни, нуждаются в огромном количестве вещей. Многие из них жизненно необходимы, а без каких-то и вполне можно было бы обойтись.
Улин брат никогда и не ставил себе целью лично организовывать производство всего и вся, да это и не было нужно — люди и без этого умели делать многое.
Так и получилось, что вокруг мастерских и мануфактур, организованных Олегом, возникли швейные, портняжные, кожевенные, горшечные, столярные, ювелирные, стеклодувные и прочие мастерские и цеха, которые открывали переехавшие в баронства, вместе со своими семьями и рабами, мастера и их ученики.
Тут же стали возникать жилые дома и бараки, склады и амбары, трактиры, гостиницы, постоялые дворы, конюшни, дешёвые кабаки, магазины, лавки, скотобойни — в общем, всё, что обеспечивает людей в их потребностях.
Во Пскове всё городское обустройство велось под жёстким контролем самого Олега — городской Голова с этим бы и не справился и, если бы не непонятное Уле долготерпение брата к рохле Лейну и его слишком добродушной жене Марисе, ведавшей уборкой городских улиц и парков, виконтесса давно бы приказала их пороть и гнать с должностей. А вот до других городов и поселений руки Олега просто не доходили.
Всё свелось к тому, что и обустройство Промзоны было брошено, фактически, на самотёк.
Под контролем держали только то, что Олег называл государственным сектором экономики и то, что с ним связано
