Дети Времени всемогущего - Вера Викторовна Камша
II
Война стала явью утром. Славным весенним утром, когда по небу бегут розовые облака, пахнет расцветающими травами и ты не ждёшь, не можешь ждать ничего дурного. Никто и не ждал, пока из зелёного, сбрызнутого маковой кровью моря не вынырнула тёмная фигура и неповторимой, знакомой всем завсегдатаям бегов рысью полетела к броду.
– Скераты идут! – крикнул Тит стоявшему парой ступеней ниже Сервию, не дожидаясь, когда вороная буря ворвётся во двор.
– Идут… – подтвердил спустя четверть часа Медант, поводя блестящими от пота боками. – К нам – тысяч семь, не меньше. Остальные – кто куда, но всё больше вниз по течению. «Наши» к вечеру будут здесь, а их дозоры – и того раньше…
– Значит, – припомнил Тит пророчества Нуммы, – будут переходить Перонт вплавь и в разных местах.
– Часть отправится грабить, часть останется брать крепость. – Первый помощник коменданта говорил о скератах, как о паводке, озабоченно, но не больше. – Броды и переправы им нужны позарез. Возы с добычей и рабов иначе не уведёшь.
– Да, без добычи набег и потери станут бессмысленными. – Тит очень надеялся, что его голос столь же будничен, как у Сервия. – Что ж, если отправлять гонца в Отраму, надо поторопиться.
Он не собирался советовать подоспевшему коменданту, просто так вышло, но Приск то ли не расслышал, то ли…
– Поедешь?
– Нет. – Спентад уверенно выдержал цепкий взгляд. – Я сказал прокуратору все. Мне нечего добавить.
– И мне нечего. – Комендант потёр лоб и вдруг усмехнулся: – Разве что передать: если Скадарию кончат, я, дохлый, не к лохмачам заявлюсь и не к Нумме, а повыше. Чтоб других так же…
Каких «других», Приск не уточнил. То ли слов не нашёл, то ли, наоборот, счёл, что сказал все. Тит с молчаливого согласия начальства торопливо набросал короткое донесение. Время, место, примерное число идущих варваров, напоминание о том, что Скадария располагает едва ли половиной требуемых для обороны солдат, – и все. Гарнизон не клялся в верности императору и Сенату и не обещал достойных Октавиана побед. Впрочем, не спешил и с завещаниями: крепость могла выстоять, а помощь – успеть.
– Медант, – теперь Приск смотрел на кентавра, – ты Мезия встретил?
– Ночью разбежались. Мезий лохмачей на самом хвосте притащит. Часа через два.
– Как бы не зарвался, – высказал Сервий то, о чем Тит из суеверия промолчал.
– Не зарвётся! – отрезал Приск. Боится накликать или просто верит десятнику? – Медант, ты как? С ног не валишься?
– С этакой прогулочки?! Да я даже не разогрелся, Тит, скажи ему, как…
– Отлично. – Слушать о Медантовых беговых триумфах Приск не собирался. – На стенах тебе делать нечего, во дворе – тем более. Доставишь в Отраму донесение и будь здоров. Назад лезть не вздумай – лишние копыта мне тут не нужны, а Стурну и тебе, глядишь, пригодятся.
– А то! – Кентавр быстро глянул на передние ноги. Он всегда так делал, собираясь бежать. – Ещё встретимся. Не тут, так там, где нет Времени…
* * *
В степи видно далеко, особенно с холма или башни. Какое-то время Тит, стоя меж зубцов, следил за гонцом, мчавшимся пустой – ни купцов, ни крестьян – дорогой; потом ставший точкой кентавр растворился в солнечном блеске, а человек прошёл по стенам в сторону реки и стал ждать.
Медант не ошибся: когда через брод промчался стурнийский разъезд, полдень ещё не наступил. Варвары отстали ненамного. Чуть более сотни всадников на разномастных невысоких лошадях остановились на дальнем берегу. Полюбовались оседлавшей приречный холм крепостью и опустевшим посёлком, погалдели и двинулись берегом в обе стороны, вверх и вниз по течению. Против Скадарии осталось десятка три, эти вели себя тихо: постояли чуток на пригорке, потом развернулись и неспешной рысью убрались.
– Именно так смотрели титаны со стен Нинней, когда к ним подступали полчища Идакла. И точно так же…
Аппий Фертар! Явился… Порой Тит сыну заговорщика сочувствовал. Как столичная цаца столичной цаце и как будущий прокуратор безвредному болтуну, но сегодня Фертар откровенно бесил. Всем: напористым голосом поэта, запахом померанцевой воды, двумя родинками, кольцом с дурацкой загогулиной, которую величал Небесной спиралью… Даже заговори поэт о погоде, и то Титу захотелось бы его придушить, но Фертар, пользуясь случаем, излагал своё, то есть отцовское, мнение о том, как обустроить всё. Не обошлось и без пророчеств грядущих бедствий и обвинений в оных ненавистного Идакла со всеми его отродьями, к которым до недавнего времени относили себя и Фертары. Пока с «грифьей» помощью не решили, что быть «благородными» не так вкусно, как потомками бессмертных. Единственными. Над ними ржал весь Стурн, а они не только завели фавнов, но и готовили заговор, не соображая, что это…
– …безнадёжно и преступно. Мы видим начало конца, и ваше счастье, счастье нерассуждающих вьючных ослов, что вы издохнете раньше изжившей себя империи. Будь у вашего Сената хоть капля разума, вы бы оставили степи тем, кому они были дарованы Небом…
– Будь у нашего Сената хоть капля разума, тебя бы приписали не к гарнизону, а к лупанару! – Влезать в спор с сосланным придурком было не ко времени, а бить офицера – любого! – на глазах солдат нельзя, как бы ни хотелось. Спентад сжал чесавшиеся кулаки и отправился проверять своих людей.
Время, только что нёсшееся горным потоком, тянулось застывающей смолой. Спентад спускался во двор, вновь поднимался на стены, шутил с солдатами, переговаривался с офицерами, даже что-то съел. Очередной раз столкнулся с Приском, пошёл рядом. Комендант не возражал. В парадном, заколотом фибулой-Ульем плаще и шлеме с гребнем конского волоса ветеран казался ходячей мозаикой со столь любимых императором триумфальных ворот, только в честь Скадарии ещё ничего не воздвигли.
– Что смеёшься? – После появления скератов, а вернее, после отказа Тита уехать комендант словно бы выплюнул проглоченное копьё.
– Представил, как в нашу честь строят триумфальную арку, – признался Тит. – С мозаиками.
– Лучше пусть крепость отстроят, – не понял шутки Приск, – и надо б ещё одну… На левой излучине или у Кривой косы. Станешь прокуратором, не забудь.
– Приказ коменданта.
Всё-таки Приск улыбнулся. И занялся делами, словно за Перонтом собирались на свою ярмарку торговцы скотом. Время ползло, степь по-прежнему была пустынна и по-весеннему красива, только взгляд этой красоты больше не замечал. Глянешь со стены: «Нет ещё», и снова о своём – так, часовые на местах, ворота – на запоре, укрывшихся в крепости местных, из тех, что не захотели убраться,
