Вся Урсула Ле Гуин в одном томе - Урсула К. Ле Гуин
— Поэтому, если бы вы искали дочь Одрена — она теперь Травинка, жена Лавра, мачеха для его дочери. Что же до мальчика и садовника Хови… Так. У меня знаете ли, хорошая память на лица. Но только в середине истории я поняла, кто таков ваш муж. Это ведь с ним Травинка отослала братика, не так ли?
Помолчав, гостья вздохнула.
— Меня зовут Коноплянка. Я не жена, а сестра Хови, — тихо, но твердо сказала она. — Я была матерью для Глинка с тех пор, как ему исполнилось десять.
Она подняла взгляд на хозяйку.
— Но теперь, госпожа, я боюсь. За нас, за себя и брата. Что принесло нас сюда, в край чужих людей? Лишь желание мальчика, он решил вернуться. А Хови всегда выполнял его волю.
Хозяйка покачала головой.
— Все мы выполняем волю господ. Все мы связаны ею, и они тоже, и кружимся все вместе, как листья на ветру. Что же теперь? Куда коварный ветер повлечет нас?
Бобы уже давно были очищены. Хозяйка встала и ушла куда-то вглубь дома, чтобы нацедить им по глиняной кружке некрепкого пива, ведь осень в этот день была ласкова и тепла.
— Вот, прошу, — сказала она, примащиваясь рядом. — Попробуйте, госпожа Коноплянка, а потом скажите, что из рассказанного мной вы уже знали?
— Немногое, помимо имен. Всего лишь историю, которую рассказывал Глинок, а ему её рассказала сестра. Она наказала ему запомнить каждое слово, и он так и сделал. Все эти годы он постоянно повторял её нам, мне и Хови, чтобы не забыть — так говорила ему сестра. Чтобы, войдя в возраст, суметь вернуться и всё исправить.
При этих словах она погрустнела, но снова просветлела, едва отхлебнув пива.
— Прекрасное пиво, госпожа!
— А то. Ну как, поведаете вы мне эту историю?
Коноплянка явно не горела желанием рассказывать что-либо, и хозяйка не настаивала. Поговорили о погоде, об урожае, о качестве солода. И вдруг Коноплянка прошептала:
— Я знаю, что случилось. С их отцом. Девочка, дочка, всё видела.
На несколько мгновений всё спокойное достоинство сошло с хозяйки, глаза округлились.
— Травинка? Она всё видела?
— В ту ночь, когда отец вернулся, она не спала и была настороже. Глубокой ночью она увидела шедшего мимо колдуна и осторожно последовала за ним, а когда он вышел из дома, наблюдала из окна.
Голос Коноплянки стал напевным, сплетенным со словами; она повторяла то, что слышала множество раз, не меняя ни слова. Хозяйка вся превратилась в слух.
— Она видела, как он спустился к обрыву над гаванью, и там заговорил и задвигал руками. Стоявший внизу корабль утратил неподвижность. В звездном свете паруса его затрепетали. Не было ни ветерка, но он двинулся прочь из гавани в открытое море, и вскоре скрылся с глаз в ночи.
— Вернувшись в дом, колдун прошел совсем рядом с девочкой. Она последовала за ним, до дверей спальни. Навстречу ему из спальни вышла леди, и некоторое время они тихо разговаривали. Затем леди вернулась в комнату, и через некоторое время вышла снова, теперь вместе с мужем. Она говорила: «Ты должен увидеть золотой чертог. Только это тайна». Уговорив его, она помогла ему обуться. Он решил следовать её указаниям, и все вместе они вышли из дома на дорогу. Ясень шел чуть позади, а за ним, таясь и держась подальше, следовала девочка.
— На востоке только-только рождался рассвет.
— Путь привел их к Стоящему Человеку. Трое взрослых замерли перед ним, а девочка укрылась среди ив, едва спустившись в долину, и оттуда слушала их разговор. Леди сказала, что с помощью своего дара волшебства Ясень разглядел в Стоящем Человеке скрытую дверь, ведущую в прекрасный золотой чертог. Петли на этой двери были рубиновые и бриллиантовые. «Мы ещё не открывали её», — сказала она, — «Потому что ждали твоего возвращения. Ведь ты мой лорд, и лорд Одрена».
«Но я не вижу в Камне никакой двери», — ответил он.
«Положи руки на него», — сказала она. А колдун прибавил: «Склони на него чело. Когда я скажу отворяющее слово, ты увидишь».
— Лорд рассмеялся и сделал так, как они сказали. Положив руки и чело на камень, он застыл в ожидании. Тогда колдун быстро воздел руки вверх и произнес слово. Пала тьма. Девочку обездвижило, она не могла ни двинуться, ни вдохнуть, потому что пропал сам воздух. Наверное, это было похоже на смерть. Когда же зрение вернулось к ней, она увидела отца и стоячий камень, и что-то ещё, необъяснимое. Человек и камень стали едины. Ещё она увидела мать, припавшую к земле, наблюдавшую, как колдун накладывает чары.
— Девочка осторожно двинулась прочь и взбежала к дому. Там она разбудила братика, и они направились в хижину садовника, Хови. Ему она сказала, что она с братиком должна бежать, скрыться, найти кого-нибудь, кто сможет приютить их, так что Хови отвел их к знакомому фермеру, Лавру. Тот разрешил им остаться.
— Остальное вам известно.
Словно очнувшись, она посмотрела на хозяйку.
— Что же произойдёт теперь? — спросила она. — Что будет?
На Ферме на Холме залаяли собаки. Жена Лавра, Травинка, откликнулась из кухни:
— У ворот кто-то есть?
Падчерица, Клеверок, девочка пятнадцати лет, выбежала посмотреть, и, вернувшись, сказала:
— Там два человека.
Травинка вытерла руки о передник, вышла во двор и направилась к воротам, по пути успокаивая собак. Спокойно и прямо, не отводя взгляд, посмотрела она на чужаков. Выражение её лица изменилось.
— Хови? — сказала она, глядя на пожилого.
Потом снова взглянула на молодого, и вдруг вскрикнула:
— Глинок! О, Глинок! — да так громко, что падчерица позади испуганно замерла. Травинка распахнула ворота, и заключила его в объятия, повторяя сквозь рыдания:
— Братик, братик!
— А это ты, действительно ты, Лилия! — отвечал парень сквозь смех и слезы, пытаясь выбраться из объятий.
Внезапно она отодвинулась, судорожно взяв его за плечи, и сказала:
— Ты ведь ещё не ходил туда? Он тебя узнает…
— Нет, нет, конечно я там не был. Однако, мне грустно, что я нашел тебя в таком месте.
Она удивленно оглянулась, словно не понимая, что за место он имеет ввиду.
— Ты вернулся, — сказала она. — Ты здесь. Ты сдержал слово. О, как же, как же я тосковала по тебе!
Она вновь отстранилась и окинула его взглядом, полным удивления и гордости.
— Мужчина, — с восторгом сказала она, обняла его и поцеловала. Затем, взяв за руку, ввела в дом.
Хови проследовал за ними до порога,