Я — Легион (СИ) - Злобин Михаил

И вот сейчас, только на этот короткий миг, пока полицейский корчиться в моем захвате, я мог насладиться ощущением здорового тела! Жаль, что только ощущением…

Ускорившись в несколько раз по сравнению со своим обычным состоянием, я легко сумел заблокировать чужую руку, что тянулась к рации, а также захватить в удушающем приеме шею своего надзирателя. Его ухо, ясное дело, мне при этом пришлось выпустить, но в ускорении уже и не было никакого смысла, потому что в партере оно мало что решает. Но все же возвращаться обратно к непередаваемым ощущениям, что дарило истерзанное автоматными очередями, швами и шрамами тело, было совсем неприятно.

Начав душить полицая сгибом локтя, я осторожно спустил его отчаянно барахтающееся тело на пол, где обвил его корпус своими бедрами и сдавил, что есть мочи. Поскольку одна моя рука была занята тем, что не давала полицейскому схватить рацию, мне пришлось еще включить спину. Выгибая поясницу, я усиливал свой нажим на чужую шею, растягивая охранника как на дыбе.

Несчастный начал сопротивляться сильнее, чувствуя как тиски моих ног выдавливают из него остатки воздуха, а сдавленная шея не позволяет сделать новый вздох. Не знаю, на что он рассчитывал, может, просто неосознанно боялся разбить свой девайс, но мобильный телефон он выпустил только сейчас, когда оказался под полным моим контролем. То есть сделал он это слишком поздно.

Полицейский попытался уже второй освободившейся рукой дотянуться до рации, висящей на другом боку, но я чуть повернул его так, чтоб он весом своего собственного тела придавил свободную конечность. Надзиратель еще подёргался, тщетно пытаясь вытянуть ее на свободу, но у него ничего не получалось, а драгоценные секунды неумолимо утекали.

Его сопротивление продолжалось совсем недолго, и вскоре мой противник окончательно обмяк, полностью расслабив мышцы. Я еще немного подержал его в захвате, для верности, хотя и так чувствовал, что его сознание уплыло куда-то далеко, и только потом, с трудом сдерживая стоны и кряхтение, кое— как поднялся на ноги.

Да уж, боец из меня сейчас совсем никакой… с одним человеком еле совладать сумел, и то чуть не рассыпался. Надо как-то приводить себя в тонус, иначе… иначе хана! Не на кого мне больше рассчитывать, никто меня не защитит.

Быстро сняв с бессознательного надзирателя китель и форменные брюки с ботинками, я отволок тело за кровать, где пристегнул его же наручниками к батарее. В рот я ему запихал кусок наволочки, которую по-варварски разорвал, дабы полицейский не переполошил своими воплями всю больницу раньше, чем я уберусь из нее.

Был бы у него пистолет, я б и его прихватил, но по какой-то причине никто из моего почетного караула не был вооружен даже дубинкой, так что силовой прорыв в моем нынешнем состоянии начисто исключается.

Так-так-так… где фуражка? Полицейский без головного убора и не полицейский вовсе, без нее меня сразу раскроют. Фух, вот она, под кровать закатилась во время кроткой борьбы. Ну все, теперь я готов!

Осторожно выглянув в коридор, я убедился, что никто из коллег незадачливого сотрудника органов внутренних дел не мельтешит поблизости, и осторожно вышел из палаты. По пути я старательно отводил взгляд и прятал лицо ото всех встречных, опасаясь что меня, не дай бог, кто-нибудь узнает.

Мои поиски выхода усложнялись еще и тем, что я не знал планировки больницы. Все мои предыдущие прогулки были строго ограничены единственным маршрутом палата — туалет — палата, и ни единого шага в сторону, так что совершенно не имел понятия, в какой стороне находится лифт или хотя бы лестница.

Но вот я приметил свисающую с потолка зеленую табличку, изображающего белого схематичного человечка и стрелку с лестницей. Отлично! Выход налево! Я сразу же свернул за угол и чуть ли не налетел на Марину, свою санитарку. Слава небесам, что она стояла ко мне спиной и о чем-то разговаривала с каким-то усатым мужиком в синем медицинском костюме, так что я смог осторожно ее обойти, основательно выкручивая шею, делая вид, что меня что-то очень заинтересовало на пустой стене. Так бы она не смогла узнать даже мой профиль, если б посмотрела в мою сторону, и мне все же удалось беспрепятственно обойти стороной беседующих медиков.

Я ускорился и шел, обливался потом, ожидая услышать позади себя окрик и топот преследователей, и с каждой секундой колючее чувство тревоги только нарастало, заставляя сердце заходиться в безудержной чечетке. Однако я все же сумел добраться до лифта, оставаясь никем необнаруженным и неузнанным. Быстро прикинув, стоит ли стоять и ждать кабину у всех на виду, а потом еще и ехать с другими в замкнутом пространстве, рискуя лишний раз раскрыть себя, я все-таки проследовал дальше по зеленным пиктограммам, и прошмыгнул на лестницу, подальше от чужих взоров.

Тут было прохладно и совершенно пусто, так что я с облегчением выдохнул, почувствовав, как от адреналинового всплеска и волнения начали подрагивать колени. Свобода приблизилась ко мне еще на один шаг, и это неимоверно будоражило разум. Но еще рано было говорить «гоп».

Я стал медленно спускаться, чуть ли не вздрагивая от гулкого эха каждого моего шага, и подолгу замирал, когда в этих отзвуках мне начинала мерещиться чья-то чужая поступь. Вдруг где-то снизу с грохотом распахнулась дверь, и раздался громкий топот ног, сопровождаемый неразборчивыми, но весьма эмоциональными перекрикиваниями. Я от страха вжался в стену, хотя вряд ли это мне бы помогло стать более незаметным, если б неизвестные направлялись в мою сторону. Но в этот раз все обошлось, их быстрые шаги удалились на пару этажей вниз, а потом стихли, отрезанные хлопком уже другой двери.

Утерев выступившую на лбу испарину, я поспешил ускориться. Находиться на лестнице вдруг стало вовсе не так комфортно, как десяток секунд назад.

Переставляя ватные ноги, которые то ли от волнения, то ли от непривычно долгой нагрузки стали уже откровенно хреново держать меня в вертикальном положении, я добрался до этажа, где на стене была нанесена заветная цифра «1». Добрался-таки, первый этаж! Есть, конечно, вероятность, что здесь в здании выход будет на каком-нибудь цокольном или минус первом, но на разведку все равно необходимо высунуться. Ну, с богом!

Слегка приоткрыв дверь и убедившись, что за ней никто не стоит, я выглянул и поискал взглядом характерные пиктограммы с надписью «Exit» или их аналоги. К моему несказанному счастью, одна такая почти сразу попалась мне на глаза, так что я вышел из своего ненадежного укрытия, все еще опасаясь бросать на кого-либо из проходящих мимо меня прямой взгляд. Народу на первом этаже было гораздо больше, чем в отделении, и я даже не знал, хорошо это или плохо. С одной стороны, мне так проще было затеряться, а с другой, повышался шанс быть узнанным.

Нервы мои были уже натянуты как тросы подъемного крана, и разве что не звенели от дикого напряжения. Казалось, будто каждый прохожий пытливо всматривается в мое лицо, что вот сейчас меня кто-нибудь опознает, поднимет крик, и сюда сбегутся десятки полицейских, которых я приметил на первом этаже уже как минимум троих. Но нет, обстановка вокруг оставалась все такой же спокойной, будто меня до сих пор еще не хватились.

Я двинулся, строго следуя указаниям табличек, трясясь и паникуя еще больше, чем за все время до этого. Я был совсем близок к желанной свободе, от которой меня отделяет лишь несколько десятков метров. И эта близость дурманила меня почище любого крепкого алкоголя. Мне нужно преодолеть это расстояние во что бы то ни стало!

Я делаю шаг, один, еще один, выхожу из-за поворота и… резко ныряю обратно.

Черт, ну что за дерьмо-то такое?! Я уже увидел выход — большие стеклянные двери с широкими металлическими ручками, за которыми мокрый асфальт, снег и воля! Но именно на этом пути находилось сразу три мента, лишая меня какой бы то ни было надежды пробраться мимо них неопознанным. Нет, так дело не пойдет… так близко и так недостижимо… нужно срочно что-то придумать!

Проведя, пожалуй, самый быстрый в своей жизни мозговой штурм, я пришел к выводу, что у такой огромной больницы просто не может быть один единственный выход, и где-то наверняка есть еще один, а то и несколько!