И снова война - Сергеев Станислав Сергеевич
— Допустим, тут есть определенный смысл. Но идти на сепаратные переговоры с русскими в то время, когда наши войска стоят у ворот Москвы, было бы весьма неразумно, и если информация об этом всплывет, то этим сразу воспользуются наши противники, в том числе тот же Канарис.
— Тогда не исключается вероятность нанесения удара возмездия со стороны пришельцев ядерным оружием…
— Не скажите, Рейнхард. Они стараются не сильно освещать свое присутствие, иначе Сталину придется объясняться перед его союзниками, и есть определенная вероятность, что те так испугаются большевиков со страшным оружием, что могут сами предложить нам сепаратные переговоры и ударить в спину русским, что бы раз и навсегда устранить эту опасность с лица Европы.
— Вы предлагаете…
— Да, вы не ослышались, Рейнхард. Было бы неплохо, не афишируя наше участие, через надежные источники довести до сведения англичан и американцев, что русские применили против немецких войск оружие чудовищной мощи, причем к этому у нас есть реальные доказательства. Пусть Сталин пока объясняется со своими «друзьями» Черчиллем и Рузвельтом, а мы реально попробуем прощупать почву относительно контактов со Сталиным, в крайнем случае вернем ему его сына, в качестве жеста доброй воли. Сталин — кавказец, а, насколько мне известно, родственным связям у них уделяется большое внимание…
Сделав паузу, он продолжил:
— Было бы неплохо выйти напрямую на этих пришельцев и попытаться договориться с ними.
— Есть один момент. План «Ост» — точнее многие его положения. Пришельцы в первую очередь именно это довели до руководства СССР и, учитывая многие обстоятельства, можно однозначно сказать, что они настроены очень негативно именно к СС.
— Да, в свете сложившихся обстоятельств, это создает определенные помехи. В некоторой степени придется послушаться совета Канариса и временно изменить отношение к русским военнопленным и местному населению на захваченных территориях.
— А что делать с нашим наступлением?
— Когда немецкие войска будут маршировать по Красной площади, разговаривать со Сталиным и с его союзниками будет не в пример проще. И что-то мне говорит, что они не посмеют использовать ядерное оружие вблизи своей столицы, учитывая возможные последствия и эту… как ее… радиацию.
Гейдрих с интересом смотрел на своего начальника, и уважительно продолжил мысль Гиммлера:
— Гениально, рейхсфюрер. Но сегодня на экстренном совещании у фюрера Борман поднимет вопрос о взрыве под Киевом. Он уж очень активно вынюхивает и, видимо, что-то уже знает, но пока не спешит делать какие-то шаги.
— Борман не фигура, он всего лишь тень фюрера.
— Но тем не менее он уже играет самостоятельную партию, правда абсолютно в русле решений фюрера, и здесь нет никакой возможности его как-то зацепить.
— Пусть копается. Он пока под нашим плотным контролем. А относительно взрыва под Киевом, скажем почти всю правду — русские применили новое мощное секретное оружие. Это будет неплохим стимулом повлиять на фюрера в нужную для нас сторону.
* * *Гитлер был в бешенстве. Он больше получаса прохаживался взад-вперед по большому, просторному залу, выложенному черным мрамором, в центре которого на огромном столе была разложена карта, отражающая обстановку на Восточном фронте. Фюрер виртуозно поносил трусливых генералов, у которых не хватает мужества и силы воли сломить сопротивление проклятых большевиков и наконец-то принести победу Великой Германии.
— …До русской столицы остались считаные километры, достаточно сделать только один рывок, и сапоги немецких солдат победно застучат по Красной площади. Трусость, лень и глупость съедает души наших генералов! Кто мне говорил, что вся русская армия была уничтожена в июле-августе? Кто говорил, что теперь нам противостоят плохо вооруженные и слабо обученные дивизии большевиков? Так почему мы стоим!!!
Гитлер не смог совладать с собой и, потрясая сжатыми кулаки, бешеными глазами обвел стоящих перед ним по стойке смирно генералов. Только отлично знающий своего шефа Борман догадывался, что это хорошо подготовленный и отрепетированный спектакль, рассчитанный на полное и беспрекословное управление аудиторией, но ему хватало ума никогда не высказывать своих догадок. Он с интересом посматривал на Гиммлера, пришедшего на совещание с начальником главного управления имперской безопасности Гейдрихом, и стоявшего чуть в сторонке шефа Абвера, адмирала Канариса. По своим каналам Борман был прекрасно осведомлен, что культивируемая с самого начала кровавая вражда между Абвером и СС в последнее время пошла на убыль, и Канарис и Гейдрих частенько встречаются, проводя время в достаточно дружеских беседах. Что они обсуждают, выяснить не удалось, но вот то, что это как-то связано со странными событиями на Восточном фронте, отголоски которых дошли и до рейхсканцелярии, заставляли Бормана с некоторым недоверием посматривать на глав спецслужб рейха. У него пока были только отрывочные сведения, с которыми еще рано идти к фюреру, но он умел ждать, слушать, анализировать, к тому же у него под рукой была вся мощь партийного аппарата, с помощью которого он намеревался все-таки раскопать тлеющий заговор в недрах разведки и госбезопасности рейха.
Получив мощную психологическую накачку, генералы что-то рассказывали, показывали на карте, делали доклады, жаловались на начавшиеся заморозки, перебои с поставками горючего и боеприпасов, растянутые коммуникации. Борман поразился тому, как за несколько минут Гитлер разительно изменился: теперь он с большим интересом выслушивал, спрашивал, уточнял, раздавал указания, делал выводы, подавляя и одновременно заряжая всех своей кипучей энергией.
Когда обсуждение дошло до проблем группы армий «Юг» и фюрер поднял вопрос о Бориспольском котле, с которым до сих пор не могли справиться немецкие войска, фон Рундштедт как-то странно глянул на Гиммлера, с которым у него перед самым совещанием был приватный разговор. Рейхсфюрер сделал шаг вперед и попросил у фюрера тему Бориспольского котла обговорить после совещания, в узком кругу, учитывая определенные обстоятельства. Последние два слова он выделил особо. Борману это не понравилось, он понял, что в данный момент какая-то важная информация пройдет мимо него, и, скорее всего, Гиммлеру удастся выкрутиться из неприятной ситуации, сложившейся на Восточном фронте…
Глава 4
Груженный какими-то авиационными запчастями, трофейный «Опель-Блиц» надсадно гудел, преодолевая очередную рытвину, которыми изобиловали прифронтовые дороги. Сквозь откинутый полог, в свете позднего осеннего рассвета я видел идущую за нами полуторку, в кузове которой на специальной турели стояла счетверенная зенитная установка на базе пулеметов «Максим», и пара человек очень внимательно, несмотря на непрекращающуюся тряску, используя бинокли, наблюдали за светлеющим на востоке небом в поисках немецких самолетов. Еще чуть дальше шла еще одна полуторка, замыкающая колонну, в которой разместились полтора десятка бойцов, вооруженных в основном обычными карабинами, которых лейтенант Зеелович определил для охраны наших тылов.
Как лётный особист и обещал, колонна ушла почти перед самым рассветом в дикой спешке, с привычными матами и руганью шоферов, у которых некоторые машины на холоде не хотели заводиться. Махнув рукой, лейтенант Зеелович приказал отставшим самим выбираться и догонять колонну и, дав команду на выдвижение, примостился в кабине того самого «Опеля-Блица», в кузове которого мы примостились с Ненашевым на тюках с формой, постельным бельем и еще чем-то мягким, на чем было весьма комфортно переносить тяготы наших дорог. По его оговоркам я понял, что в памятной шифрограмме ему было дано конкретное задание: обеспечить нашу охрану и всячески способствовать нашей срочной отправке в Москву, и при этом по максимуму ограничить наши контакты с любыми лицами. Поэтому в кузове мы ехали вдвоем с Ненашевым, и у нас появилось реальное время нормально поговорить, тем более уже перешли на «ты» и вполне нашли общий язык. Павел Ненашев, Паша, оказался вполне неплохим, вменяемым человеком, много повидавшим на своем веку. Убедившись, что нет лишних ушей, мы разговорились и как-то само собой перешли к событиям войны в нашем времени. Я рассказывал про Крым, про гражданскую войну, про турецкие бомбардировки и десант в Новороссийске. Он рассказывал про командировки в Чечню во время второй чеченской, про бои на российско-китайской границе и массированные ядерные удары по китайским танковым колоннам, которые, взломав приграничные укрепрайоны, устремились в глубь страны. Очень много поведал про восстание китайских эмигрантов, которые как по сигналу как-то резко утратили доброжелательность и законопослушность и начали уничтожать линии связи, штурмовать полицейские участки, убивать на улицах российских солдат и офицеров и всячески препятствовать любым попыткам оказать организованное сопротивление диверсантам противника и массированному наступлению армии КНР. Как это было похоже на наши крымские события, пятая колонна, блин…
