Михаил Белозеров - Украинский гамбит. Война 2015
– Зашивать будешь? – спросил Игорь таким голосом, словно ему, наоборот, что-то собирались отрезать.
– Можно скобы наложить, – встряла Завета.
– Там у тебя сущая ерунда, – сказал Костя таким тоном, словно штопал людей всю жизнь. На самом деле его опыт ограничивался операцией на любимой собаке и двухнедельными курсами по скорой помощи, которые он прошел перед самым отъездом на Украину.
– Учти, я плохо вид крови переношу. Меня и в Афгане выворачивало наизнанку. – Игорь стал белым словно простыня.
– Как ты еще стрелял?! – удивился Костя, доставая аптечку.
Для таких случаев у них с Сашкой все было под рукой: антисептик, обезболивающее, иглы, пинцеты и антибиотики. Не было только воды. Костя сказал Сашке:
– Ковбой, выйди из машины и смотри в оба, я сейчас. Рожок не забудь поменять.
– Ах да! – хлопнул себя по лбу Сашка и схватился за автомат.
Игорь Божко стал совсем зеленым и дышал, как стайер после дистанции.
– Отвернись! Отвернись! Не смотри на кровь! – Завета дала ему понюхать нашатыря.
Костя помнил, что где-то здесь был небольшой гастроном, в котором они с Сашкой однажды брали неплохой коньяк, и, уже выскакивая из машины, ощутил на себе жаркий взгляд Заветы. Ерунда, так не бывает, подумал он мимоходом, рядом с ней такой джигит, и тут же забыл о ее глазах, потому что где-то в районе городского парка ударил крупнокалиберный пулемет: «Ту-ту-ту… ту-ту-ту…», и только потом стал слышен натужный звук натовского транспортника С-5А. Он полз, едва не цепляя брюхом за телевизионные вышки, крался почти над терриконами, отстреливая тепловые ракеты-ловушки и заходя на посадку. Два дня назад один такой сбили российской «иглой». Но эти «иглы» были большим дефицитом. У повстанцев их почти не было. Вдруг протяжно и жутко, сразу в двух или трех местах, завыли сирены, и в сторону С-5А потянулись пулеметные трассеры, но, так и не долетев, растаяли в голубом небе. А сирены все выли и выли, призывая к обороне.
У Кости под джинсовой курткой в петле висел пистолет. Костя достал его, посмотрел, сколько осталось патронов в обойме, зарядил и сунул назад. Куртку на всякий случай он застегивать не стал и при каждом шаге чувствовал под мышкой колышущуюся тяжесть. Впрочем, он уже убедился, что не может выстрелить в человека, хотя пистолет давал ему чувство безопасности. Он вспомнил о насильнике и подумал, что Игорь поступил с ним очень жестоко. Лично я просто убил бы, решил он мужественно. Потом поймал себя на том, что думает, как будет зашивать рану, и понял, что нервничает.
Город казался провинциальным и очень уютным. Наверное, такое ощущение создавали клены, образующие зеленую арку над дорогой, и дома образца пятидесятых – пятиэтажные, желтого цвета, даже с какой-то лепниной на фасадах. Должно быть, их еще пленные немцы строили, решил Костя. Он выглянул из-за угла и невольно отшатнулся. Общежития университета на улице Розы Люксембург были оцеплены военными. Он разглядел армейские грузовики и все понял. Каким-то образом турки все же прорвались в центр города, к университетским общежитиям, и хватали местных студенток, чтобы увезти в Турцию. Однако, похоже, они грузили и молодых мужчин приятной наружности, потому что слышались крики и мат. Косте показалось, что операцией руководит Каюров. Нет, не может быть, подумал Костя. Ведь Игорь его убил.
Воспользовавшись тем, что внимание солдат, стоявших в оцеплении, было приковано к погрузке, Костя, не замеченный никем, перебежал проспект и через пять секунд осторожно вошел в магазин. Дверь была нараспашку, а внутри царил вселенский хаос: содержимое полок валялось на полу, растоптанное многочисленными мародерами. Но все растащить не успели. Костя нашел в углу упаковку с минеральной водой. Нести ее было неудобно. В случае, если я на кого-то нарвусь, то даже не успею вытащить пистолет, понял Костя, оглянувшись напоследок и заметив бутылку коньяка, горлышко которой торчало из-под опрокинутого мусорного ведра. Это значит, что нам обязательно повезет, подумал он и взял коньяк с собой. Теперь обе руки у него были заняты.
– Все нормально? – спросил он, благополучно вернувшись к своим.
– Да все вроде ничего. Только вот там кто-то шлялся, – показал Сашка Тулупов в сторону троллейбусной линии.
– Следи дальше, а мы займемся Игорем, – сказал Костя, с удовлетворением отметив, что Сашка зарядил подствольник и вообще выглядел собранней, чем обычно, то есть не хихикал, не зубоскалил и не заглядывался на девиц. Впрочем, девиц рядом и не наблюдалось, кроме, разумеется, кареглазой Заветы. Но она была занята Игорем и извела на него тонну ваты.
Ваты, конечно, не жалко, но аптечка одна, подумал Костя. Игорь был никаким. К тому же его вырвало прямо в салоне.
– Давай его посадим так, чтобы он не видел себя в зеркале, – сказал Костя. – А эту вату, – он показал на окровавленные комки, – выбрось наружу.
Они вымыли руки. Хорошо хоть я не дал Игорю выпить весь спирт, подумал он, разрезая на нем одежду, и они занялись его раной. Оказалось, что Завета разбирается в этом деле не хуже его самого. Пока он мазал кожу вокруг раны йодом, она обработала рану перекисью водорода и заморозила ее. Кровотечение заметно уменьшилось. После этого, увидев, что Костя неумело возится с кривыми иголками и нитью, взяла дело в свои руки и четырьмя стежками стянула края раны, а Костя наложил давящую повязку с тетрациклиновой мазью и привязал руку к туловищу. Ему показалось, что они прокопались часа два, но когда он взглянул на часы, то понял, что прошло не больше получаса. Напоследок он сделал Игорю укол антибиотика и только после этого вспомнил о бутылке коньяка.
– Хлебнешь? – предложил он Игорю.
– Естественно… – процедил сквозь зубы Игорь, у которого на лбу выступил пот.
Он сделал большой глоток, и, казалось, даже Костя услышал, как коньяк, урча от удовольствия, разлился у Игоря в желудке.
Лицо его выражало удовлетворение. За все время операции он не издал ни звука, только морщился и скрипел зубами. Костя понял, что они с Заветой настоящие живодеры и что-то сделали неправильно. Может быть, рану надо было обезболить лучше и другим лекарством, которого не было под рукой? Игорь глотнул еще пару раз и сказал:
– Чувствуется, что мужик возился со мной.
– Почему? – удивился Костя.
– Да руки у тебя к этому делу склонны.
– Э-э-э… – с облегчением засмеялся Костя и вылез из машины.
Лучше три репортажа сделать, чем зашить одну рану. С другой стороны, кому не нравится, когда его хвалят, с удовлетворением подумал он и приложился к бутылке. Коньяк был дерьмовым, но в данной ситуации подходил любой крепкий алкоголь. Жаль, что мало. Нет, насчет медицины ему все говорили, что у него талант. Костя когда-то даже подал документы в мединститут, а потом передумал. Виной всему была Ирка, которую он встретил в телецентре. Ноги у нее обалденные. Можно сказать, что Ирка сама по себе, а ноги отдельно – длинные, гладкие, похожие на тюленей. Не толстые и не худые – пропорциональные росту, как раз в меру, ну очень красивые.
Завета курила с Сашкой и вообще делала вид, что Костя ее не интересует. Врешь, с превосходством подумал Костя, врешь, я тебе нравлюсь, только ты выделываешься. Точно так же вначале вела себя и Ирка, и все остальные его приятельницы. А их у Кости было великое множество. Он принялся вспоминать их всех. Приятное было занятие – тасовать в голове картинки, но его отвлекла Завета.
– Где ты научился так обрабатывать раны? – спросила она, взяв у него бутылку и отхлебывая из нее между двумя глубокими затяжками.
– С детства насмотрелся. Отец врач, – ответил Костя.
– У меня тоже родители врачи, хирурги. Я даже проучилась три курса в медицинском и бросила.
– Почему? – спросил Костя, потому что она ждала вопроса.
И вообще, у него возникло такое ощущение, что она не прочь с ним поболтать.
– Замуж вышла, – сказала она.
– А муж где?
– Муж объелся груш.
– Понятно, – сказал Костя и хлебнул коньяка.
Теперь он показался ему совсем невкусным, напротив, даже противным. Как можно было бросить такую женщину? – подумал он. И ноги у нее тоже потрясающие, и глаза классные. А волосы, интересно, крашеные или натуральные? Спросить, естественно, он постеснялся. Я бы в нее точно влюбился, если бы у меня не было Ирки, ей богу! Она же со своей стороны, чувствуя, что он подспудно ею интересуется, то и дело выдавала ему маленькие авансы, заставляя реветь в нем все клаксоны и медные трубы. Однако, наученный опытом общения с женщинами, он держал себя в руках, да и вообще Костя в душе был романтиком и любил длинные, чувственные вступления, а не галопам по Европам. К его чести надо отметить, что многие женщины его не понимали. Он их ставил в тупик сдержанностью и отсутствием знаков внимания. Не любил он скоропалительные романы. Было ли это его слабостью или силой – он не знал.
Внезапно Сашка Тулупов произнес с паническим нотками в голосе:
