Энтони Рейнольдс - Отметка Калта
— Все мертвы, — сообщает он рогатому черному телу, выступающему из стены.
Кадин видит, как за его спиной с ее людей снимают броню и форму. Убийцы облачаются в цвета полка, от которого теперь осталась она одна.
Унижение выходит за рамки оскорбления. Это надругательство.
— Тебе известно, куда доставить устройство? — спрашивает чудовище. Его голос — булькающий кошмар из текучих гласных и приглушенных согласных.
Человек кивает.
— Статуя Конора в Леприуме. Встреча в ноль-тридцать ночи.
Кадин так хочется дотянуться до лазпистолета в кобуре. На лбу проступают бусинки пота. Ее рука дрожит и — невероятно — кончики пальцев начинает покалывать.
— Возьми троих и выбрось трупы как минимум в пяти километрах отсюда, — говорит черное видение. — Защитники не должны узнать, что взято, пока не станет уже слишком поздно.
— Скоро придет новая смена.
Черная фигура издает бульканье. Кадин с тошнотворным ужасом осознает, что это смех.
— На вас форма лоялистов. Поприветствуйте их как товарищи и братья. А потом убейте.
Черная фигура на стене разворачивается к Кадин. На нереальном шлеме возникает щель рта, злобная ухмылка предвкушения. Майор чувствует пальцами теплую кожу. Кобура открыта, она никогда не защелкивает кнопку. По лицу течет пот, вены вздуваются. Дрожащая рука охватывает рукоять оружия.
— Столь великое предательство доверия обладает неизмеримой силой, — произносит рогатый монстр.
Кадин выхватывает пистолет и стреляет, крича от боли и горя. В этом последнем акте неповиновения слились все ее страдания и утраты.
Она снова и снова палит в чудовище. Заряды прожигают его, будто припой пластек, и воспламеняют, как прометий. Оно горит, обращаясь в зловонный туман. Пост охраны заполняется серной вонью, смрадом опорожненных внутренностей. Кадин пытается направить пистолет на смертного предателя, но оружие выбивают у нее из руки. Приклад винтовки врезается в лицо. Кость ломается, и майор падает на землю. По телу разливается боль, сводящая желудок тошнота преодолевает паралич.
Предатель прыгает сверху и прижимает одним коленом грудь, а другим горло. У него в руке нож с черным клинком, острие царапает ее глазное яблоко. Из роговицы сочится слизь. Ладонь человека лежит на затыльнике кинжала, готовясь всадить оружие.
— Думаю, за это ты пойдешь с нами, — произносит он. — Интересно взглянуть, что ваше новое солнце сделает с одной из местных.
VIII
Тяжелые адамантиевые ворота Аркологии Х с гулом закрываются на катках размером с «Лендрейдер», заслоняя ядовитый синий свет звезды системы. Запоры, грохоча, встают на место, изолируя подземный комплекс от верхнего мира. Громыхающие системы переработки воздуха выдувают зараженную пыль из обширной шлюзовой камеры.
Рем Вентан и воины Четвертой роты неподвижно стоят на ревущем ветру, пока адепт Механикума и множество сервиторов с аугметикой для агрессивной окружающей среды выносят шланги высокого давления, чтобы окатить их электролизованной водой, которая уходит в специально вырытые стоки.
Вентан с трудом выдерживает подобные процедуры, но в Аркологии Х находится столько смертных, что обеззараживание — необходимое зло, сопровождающее любую миссию на поверхности.
Позади него стоят Селатон и Барка. Второй сержант продолжает сжимать потертое древко ротного штандарта, который Вентан забрал у убитого почетного караула в Нуминском космопорте. С орла и Ультимы капает вода, и они ярко сияют во мраке ворот. Символизм доставляет Вентану удовольствие и придает времени, потраченному на очистку доспехов, ощущение важности.
Он мог бы убрать с металла вмятины, оставленные пальцами мертвого воина, но не станет этого делать. Предсмертная хватка Ультрадесантника, имени которого он никогда не узнает, будет вечным напоминанием о предательстве Несущих Слово.
Где бы этот штандарт ни закончил свое существование, на нем навсегда останутся следы прежнего носителя.
После закрытия ворот и завершения процедур обеззараживания защитные протоколы немного ослабляются, и управляемые сервиторами турели переводят макропушки из боевого в безопасный режим. Внутренняя переборка размером с джунглевый эскарп уходит в пол с грохотом трущихся друг о друга тектонических плит. Адепт Механикума жестом приглашает Ультрадесантников войти и уводит сервиторов прочь.
Вентан шагает от карантинного барбакана вглубь Аркологии Х.
IX
Капитан Октавиан Брусций пробирается среди плотных рядов коек и временных укрытий групп уцелевших гражданских, которые размещены в CV427/Праксор. Брусций — генетически сконструированный постчеловек, а люди — всего лишь смертные, но все они воины Ультрамара.
Он горд, что входит в их число.
Брусций полтора столетия воевал в рядах Легиона, но никогда не ожидал, что ему придется сражаться внутри границ Пятисот Миров.
Никогда не существовало официальной теории войны между Легионами, и хотя Брусций понимает, что является простым линейным офицером, даже он осознает, что Ультрадесантники уже не будут прежними.
Предательство Магистра Войны перевернуло порядок вещей в галактике с ног на голову, и ничто уже не станет таким, как прежде.
Он и его боевые братья из 24-й роты размещены в Праксоре. Здесь же находятся воины 56-й, 33-й, 111-й и 29-й рот. Его группа наиболее крупная, она может похвастаться численностью в двести девять воинов, в то время как от 111-й осталось одно-единственное отделение. Они отрезаны от хода войны и блокированы под обвалившимися развалинами пригородов Персифус и Префектура Кэла.
Технодесантник Колбия наладил контакт с шестнадцатью окрестными убежищами, а также капитаном Вентаном, который находится в месте, ныне известном как Аркология Х. Брусций не знает причины смены названия, он просто рад, что лорд Жиллиман счел уместным поручить Вентану руководство ответным ударом.
Несущие Слово захватили поверхность, однако Ультрадесантники — хозяева войны под землей.
Брусций заставляет себя не думать об этом.
У него есть более насущные заботы.
В каждой из самых крупных пещер устроены регистрационные зоны, которые укомплектованы теми немногими из Администратума, кто спасся под землей. Это неблагодарная работа, но граждане Калта безропотно строятся змеящимися очередями, ожидая своего череда. В одну эту пещеру набилось значительно больше десяти тысяч человек, а сзади напирают новые. По расчищенным дорожкам от регистрационных будок между очередями ездят моторизованные тележки, нагруженные стопками копящихся бумаг и удостоверений личности. Все водители носят армейские шлемы, за спины закинуты винтовки.
Брусций и двадцать его воинов находятся здесь, чтобы наблюдать за процессом регистрации и отслеживать нарушения безопасности, однако скоро его рота отправится в патруль на поверхность. Капитан понимает важность этой работы, но ему хочется убивать Несущих Слово.
Взгляд Брусция блуждает по тысячам собравшихся в пещере, и ему приятно видеть на каждом лице стоическую решимость. Эти люди видели, как их мир был буквально уничтожен, но нет ни следа паники или безумия. Когда поступил приказ об эвакуации, они явились только с тем, что унесли на себе, но все равно горделиво стоят, готовые к служить.
Кто еще из граждан Империума смог бы так замечательно мобилизоваться?
Почти все молоды. Все оборваны и перемазаны сажей. Но никакая грязь не в состоянии скрыть пестро-лиловые радиационные ожоги, которые есть на коже почти у каждого мужчины, женщины и ребенка. Медики называют это «отметкой Калта», и она в равной мере является травмой и почетным знаком.
Брусций движется дальше, пересекая гулкую пещеру и считая часы до того момента, когда он сможет обратить оружие против врагов. Куда бы он ни пошел, люди оборачиваются и смотрят на него, и их внимание вызывает у капитана легкое раздражение. Он воин, ни больше ни меньше, а эти люди связывают с ним все свои надежды на лучшее будущее.
Это тяжкое бремя, которого он не осознавал до настоящего момента.
К нему приближается женщина, которая плотно прижимает к груди ребенка и тянется к наручу. При нормальных обстоятельствах Брусций никогда бы не допустил подобного контакта, но нынешние обстоятельства далеко не нормальны. За подол ее юбки крепко держатся еще двое детей. Они оба выглядят настолько юными и хрупкими, что Брусцию сложно поверить, будто они пережили творящиеся наверху ужасы.
— Да защитит тебя Император, — произносит женщина.
Брусций не знает, что ответить, и кивает ей. Женщина улыбается, и он знает, что она будет дорожить этим воспоминанием до конца своих дней.
Ультрадесантники стали эталоном надежды, живым доказательством того, что Калт вновь поднимется, а его жители однажды вернут все, что у них отняли. Это был позорный опыт и заметное напоминание о том, во имя чего в первую очередь велся Великий крестовый поход.
