Илья Новак - Демосфера
Турби оказалась патриоткой — она выпятила подбородок, нахмурила лобик под льняными кудрями и пошла в атаку:
— БТМ — это тупик!
— Вот так вот круто? — удивился Данислав. — Почему же? Природа в любом случае уже обречена, это еще Альтшуллер сформулировал. Тут вопрос просто в том, чтобы не разрушать, как происходило раньше, а перестраивать.
— Подминать под себя! — обвинила Турби.
— Перепроектировать, — возразил Данислав, отпивая пиво. — Да чем вам техно не угодило, собственно?
— Хотя бы тем, что натура обладает неисчерпаемыми запасами красоты, а у техно этого нет!
— Ну почему же? Видели новый туристический остров от «Турбо-Аэро-Гидро»? Когда на создание ушли такие суммы и в нем принимали участие лучшие умы, получается очень эстетично. Он в самом деле красив.
Турби помолчала, формулируя очередную благоглупость, и заявила:
— Ничто искусственное, ничто, созданное человеком, не сравнится с закатом в горах или Ниагарой! Вы видели Ниагару?
— Видел, а как же. Вполне прилично. Но…
— Это поэзия. И музыка!
— Музыка? Шум там — уши закладывает. Но…
— Я говорю о гармонии!
— Так и я о ней. Несомненно, в водопаде присутствует своеобразная гармония. Но Девятая симфония Баха не хуже. А музыки в природе нет, только случайные шумы, правда? Вот вам пример чего-то чисто искусственного, созданного людьми, но способного быть прекрасным, — музыка.
— Музыка природы чарующа! — отрезала Турби. — Просто не всем дано ее услышать. А вы, Данислав… Серба? Я вспомнила, это ведь ваши родители, Дана и Святослав?..
— Да, — сказал он несколько сухо, поскольку разговоров на эту тему не любил.
— Владельцы «Искусственных садов», компании по организации техносферы! Ясно, почему вы техно защищаете… — Она поймала предостерегающий взгляд Калема, несколько мгновений непонимающе смотрела на него, затем тряхнула головой. — Вы, Данислав, не обижайтесь, но ведь они погибли в катастрофе, когда Глобальный мост обрушился в Коралловое море!
— Не весь мост, а только одна секция, — поправил Дан.
— Это все равно! Я говорю о том, что они… только не сердитесь… всю жизнь работавшие на техно, как раз и стали его жертвой!
— Нет, жертвой людей. Взрыв устроили гвинейцы из Нового Маданга. Люди делают техно злым или добрым, это же ясно.
Гвинейцы, облучившиеся прогрессом соседних народов, быстро и неожиданно для остальных превратились в техноварварское племя крайне агрессивного толка. Они оставались чуть ли не последней на планете народностью с четкой культурно-этнической идентификацией в отличие от большинства других, сначала перемешавшихся, а после разбившихся на автономии, созданные вовсе не по национальному или расовому признаку.
Дан покосился на Нату — та сидела, будто палку проглотила, сжимая ножку бокала. Мизинец оттопырен не был.
— Дорогая, но ты же пишешь стихи, — вмешался Калем. — Поэзия, а? Суслики и бобры не сочиняют стихов, и ветер тоже…
— Я черпаю вдохновение из природы! — сказала Турби и, подумав, добавила: — Поэзия природы божественна! Бог создал жизнь, но дьявола в божественном плане не было — его создали люди. Техно лишено добра. Оно неодушевленно, безжизненно, а природа — одушевленна. Нет, одухотворенна!
— Ну, искины тоже одушевленны, — не согласился Калем. — Да и в природе…
— Никаких искинов нет!
— Ну что ты, Турби… Просто их совсем мало, меньше десятка, и работают они где-то в недрах самых крупных корпораций. А вот так, как Гэндзи, то есть чтоб случайно родившийся искин… вообще единственный раз. Так вот, насчет природы — какое же там добро со злом? Там рациональность, выживание видов, смерть слабейших и больных. А мы о своих калеках заботимся — при помощи той же техники, кстати. Вот завтра поглядишь на Общежитие и решишь, прекрасно оно или нет. По-моему, классно у них получилось. Ну и, если уж твоей… э-э… твоей мысли следовать, Турби, то технологии Общежития как раз «добрые» — потому что направлены на жизнеобеспечение и комфорт людей, которые там будут жить. Люди, освобожденные почти от всех бытовых проблем, смогут отдаться, гм… — он блеснул черными глазами на блондинку и быстро отвел взгляд, — отдаться творчеству, науке, поэзии, в конце концов. Натура такие условия жизни никогда бы не обеспечила, пещера какая-нибудь или там шалаш из веток… Природа лишена комфорта и негигиенична.
Турби, которой через взгляд передалось томительное волнение, овладевшее после второго бокала вина горячей натурой Калема, молчала. Мизинец был оттопырен.
— Кстати, искины, — сказал Дан, радуясь, что Калем сам подвел разговор к этой теме, и спеша завершить невразумительный спор. — Что тут у вас произошло с этим, как его… с Ганджи?
— Гэндзи, — поправила Турби.
— Да, Гэндзи. У нас в новостях про это говорили, но как-то смутно.
— Потому что оно и было все очень смутно, — откликнулся Калем. — Вячеслава Раппопорта помнишь? У него еще старший брат на Континентпол работает вроде бы.
— Конечно. Вячеслав Раппопорт у нас теорию информации читал.
— Во-во. Он создал этого Гэндзи на винте из бактерий… Не важно, главное — Гэндзи сначала был справочным центром, а после превратился в иски-на. А потом обнаружил какую-то секретную группу, которая чем-то там занималась… не знаю. По заказу какой-то крупной конторы — не то «Майкрософта», не то «Вмешательства». Что они делали — так никто и не понял. Нет, ну может сам проректор в курсе, но… В общем, Гэндзи ополоумел.
— Как искин может сойти с ума? — удивился Данислав.
— Да кто его знает? Я только слышал, что Раппопорт в него прошил три закона, ну эти, банальные, которые придумал… в школе мы его учили, как его… Асимов! Только «роботов» Раппопорт на «искинов» заменил. Мол, искин не может причинить вреда человеку своим бездействием или… ну и так далее. В общем, Гэндзи сбрендил, а потом самое странное началось.
— Страшное! — вмешалась Турби.
— Ну или страшное. Ты ж Раппопорта помнишь, Дан, он всегда нервным был, холерик, короче, но веселый такой мужик, с чувством юмора, незлой. Так вот, Гэндзи ему что-то такое рассказал — после этого Раппопорт пришел на лекцию и давай, по словам студентов, чушь нести. Заговариваться стал, потом вдруг заикаться начал сильно — ты ж помнишь, за ним раньше такого не водилось… На середине лекции похватал свои папки и убежал. И все, исчез. Мы его не видели больше, пропал человек.
— Он что, тоже с ума сошел?
— Нет, вроде нет. Просто нервный срыв. А вот другой человек — тот сошел с ума. В этой спецгруппе, материалы которой Гэндзи обнаружил, работали трое. Я их знал. Один, Миша Азберг, тоже исчез — похоже на то, что его агенты той конторы, которая спецгруппу создала, и ликвидировали. Второй, Людвиг Ассасинов, застрелился. Вечером после лекции пришел домой и пальнул в рот из дробовика. Его отец охотником был в Псевдозоне, ружье в наследство оставил. А вот третий, Иван Кропоткин, — тот и вправду с ума сошел. Ему вроде как Гэндзи что-то такое показал. Это бюрики потом, когда уже расследование проводилось, обнаружили. На домашний комп Кропоткина от Гэндзи поступил длинный видеоряд. Кропоткин, получается, его посмотрел — и сбрендил. Попытались дальше выяснить, что к чему, но файл не нашли, хотя вроде бы отследили, что к Гэндзи он попал… из космоса.
В отличие от других сведений, это действительно было нечто новое, и Дан переспросил:
— Из космоса? Что, прям…
— Нет, ну, может, не из дальнего. С орбиты, наверное.
Данислав кивнул. Ната, допившая вино, во-первых, скучала, во-вторых, злилась. Осоловевшая Турби бросала на Калема призывные взгляды.
— Идти пора, — решил Дан, вставая. — Вы куда сейчас?
Калем и Турби переглянулись.
— Куда-нибудь… — неопределенно сказал колесничий. — Прогуляемся… Хорошо, дорогой, завтра на открытии встретимся. Это, кстати, по поводу нашего предыдущего разговора, Турби. Поглядишь на Общежитие и решишь: может ли быть прекрасным продукт техносферы.
IV
— Так, секундочку… — Подняв указательный палец, Шунды другой рукой подкрутил эго-форминг в нужную позицию и, очень быстро впав в ярость, завопил: — Как он ушел?!
Магадан с Тишкой старались держаться подальше и выписывали круги вокруг бегающего по бункеру командира, будто два спутника вокруг материнской планеты.
— Как он ушел?!!
Крики звонко отскакивали от бетонных стен, словно шарики для пинг-понга, метались по помещению.
— Он же цепь на хер сломал! Она мне в двадцать тысяч обошлась!
У Магадана, как всегда, когда он попадал в бункер, начала чесаться татуировка. Терзая ногтями грудь, он подкатил к длинной яме под стеной. На середине лезвенной цепи лежали два трупа, листья прорезали их.
— Он по трупам перебрался, — сказал Магадан.