Евгений Филенко - Гигаполис
Проходит какое-то время, пока Авилова под руки уводят в дальний угол зала, а иностранец Уля ретируется добровольно, к великому облегчению бедняги-переводчика, до которого, похоже, так и не дошло, что он здесь ну совершенно лишний!
Сполох тоже приходит в себя и начинает командовать. В частности, приказывает Индире прекратить шалберничать и взяться за Тунгуса.
А я вооружаюсь портативным видеокордером и, на ходу наговаривая обязательные сведения о времени и месте происходящего, отправляюсь снимать официальные показания с Авилова.
9. Индира Флавицкая
Допросы – не мое хобби.
Здесь нет равных Серафиму. Он – лис, он – ас. Он будет глядеть на тебя слезящимися глазами пожилой побитой собаки, грустно мотать лохматой головой, виновато улыбаясь, будто прося прощения за собственную бестактность. И ты начинаешь сознавать свое над ним превосходство, свое преимущество в интеллекте, в здоровье и бытовом благополучии, ты расслабишься, закинешь ногу на ногу, прикуришь от Серафимом же поднесенной зажигалки. И неспешно станешь делиться жизненным опытом. Не пройдет и получаса, как не будет у тебя за душой ни единого секрета, о котором не знал бы этот старый выхухоль. И вот он смущенно вздыхает, и вот он лезет в карман пиджака, долго там копается… а ты с веселым любопытством ждешь, что же он оттуда выкопает, уж не конфетку ли?.. вытягивает двумя пальцами наручники и, сконфуженно передернув плечом, набрасывает их на твои расслабленные запястья.
Хорош также бывает и Сполох. Правда, для бенефиса необходимо, чтобы он располагал свободным временем и пребывал в состоянии интеллектуального подъема. С годами сочетание этих двух непременных условий выпадает все реже… Сполох в дознании работает танком. С каждым вопросом он наезжает на тебя все плотнее, огнем и гусеницами ограничивая твой маневр. Он теснит тебя к окопам, утюжит твои блиндажи, выбрасывает десант и вообще ведет себя настолько нагло и агрессивно, насколько это возможно в рамках процессуальных норм. Иногда кажется, что он сдернет с шеи давящий его обязательный комиссарский галстук, а с ним – и все условности, поставит ногу в отлично вычищенной туфле на краешек твоего кресла, сгребет тебя за лацканы и зловеще прошипит прямо в лицо: «На кого работаешь, п-падло?!» Разумеется, он никогда этого не делает, но обязательно наступает такой момент, когда и ты, и все окружающие сознают: еще немного, и…
Я им обоим в подметки не гожусь. А гожусь только на то, чтобы, как Ванька Жуков, бегать для них в кабак за водкой да красть огурцы.
Поэтому я приближаюсь к дремлющему Тунгусу с его воробушками с тем же энтузиазмом, что и приговоренный – к гильотине. А если по уму, так это он должен бы глядеть на меня, как на гильотину, которая вдруг снялась с места и двинулась к нему, игриво полязгивая ножом.
Амбалы по бокам Тунгуса беззастенчиво пялят на меня узкие глазенки. Что за мысли при этом рождаются в клепаных котлах, какие у них вместо черепов?.. Того и гляди ближний амбал протянет конечность толщиной с мое бедро и щелчком выкинет меня прямо на улицу. Да и сморщенный адвокат глядит так, словно я хочу попросить у него милостыню.
Сволочи. Мнят себя элитой. А я для них – нищая побирушка… серая мышка.
Но, может быть, в этом кроется какой-то коварный замысел многомудрого комиссара Сполоха? Ну кому придет в голову опасаться такой дурочки! А лучше мы над нею подшутим, постебаемся, похихикаем, поиграем с нею. Как жирные, нагулявшие сало на воровстве коты с мышкой. С серой, разумеется.
Ладно, давайте.
– Флавицкая, инспектор отдела по борьбе с тяжкими преступлениями, – представляюсь я, сознательно опуская из своего титула атрибут «старший». Поджав ненакрашенные блеклые губенки, шарю в сумочке и вытаскиваю оттуда личную карточку. Адвокат, быстро подавшись вперед, желает изучить мои полномочия повнимательнее, но я, как бы не приметив его порыва, уталкиваю карточку обратно. – Мне поручено снять с господина… э-э…
– Пантелеев Сергей Андреевич, – значительным голосом подсказывает адвокат.
– … с господина Пантелеева показания.
– Свидетельские показания, – поправляет адвокат.
Я стягиваю очки и, чтобы они видели, пару раз глуповато хлопаю глазами. Приоткрываю рот.
– Ага, – роняю наконец. – А вы кто?
Адвокат горделиво ерзает задницей по креслу.
– Василий Мартынович Ихоев, член городской коллегии адвокатов, к вашим услугам, сударыня. А господин Пантелеев – мой клиент.
– Ага, – повторяю я. – А у вас есть личная карточка?
– Разумеется! – адвокат опускает два пальчика в нагрудный карман и с некоторым неудовольствием извлекает их пустыми. – Впрочем, отложим формальности, – быстро находится он.
Тунгус наблюдает за происходящим с царственным безразличием. Что же до бодигардов, то они по-прежнему борются с желанием вышвырнуть меня в любое достаточное по размерам отверстие, например – в форточку.
Надувая бледные щеки и сопя, добываю из сумочки видеокордер и кладу его на колени. Адвокат морщится, но для протеста у него нет ни малейших оснований. Тунгус морщится еще горше. Он не любит видеокордеров, особенно наших.
– Место пребывания – частный ресторан «Инникса», улица Травкина, округ Старый Город, – диктую я. – Пятнадцатое сентября, четырнадцать часов двадцать семь минут. Свидетельские показания Пантелеева Сергея Андреевича, владельца ресторана снимает инспектор-криминалист центрального отделения ДЕПО Флавицкая. Показания даются в присутствии лица, именующего себя… как его, гос-споди… «член коллегии адвокатов Василий Мартынович Ихоев», личная карточка не предъявлена, а также…
– Постойте! – негодующе вопит адвокат.
Я нажимаю на «стоп-кадр».
– Эти люди здесь совершенно лишние! – указывает Ихоев на бодигардов.
Те с искренним недоумением оборачиваются к хозяину. Так могли бы поворачиваться к «Ивану Великому» Спасская и, скажем, Кутафья башни… Тунгус, опустив желтые веки, коротко кивает. Башни воздвигаются надо мной и бесшумно перемещаются на несколько метров в сторонку.
– Далее, – духарится Ихоев. – Надеюсь, вы озаботились переводчиком с эвенкского языка?
– Это зачем? – теперь мой черед изумляться.
– А затем, что мой клиент является гражданином суверенной Эвенкии, и, следовательно, может отвечать лишь на вопросы, заданные на его родном языке.
– Вы хотите сказать, что он не владеет русским?.. – невинно спрашиваю я.
Капкан сработан топорно, и адвокат в него не идет.
– Владеет, – кивает он. – Но! Что значит – владеть? Лишь в той мере, которая необходима для обслуживания посетителей и взаимоотношений с властями. Мыслит же мой клиент на родном языке. И, согласитесь, ему будет нелегко вникать в смысл ваших непростых, иногда таящих подтекст и следственные уловки вопросов, заданных на чуждом его образу мышления языке. Я усматриваю здесь нарушение неотъемлемых прав личности на защиту и, если угодно, дискриминацию…
– Тунгус, – говорю я печально и водружаю очки на нос. – Где ты отрыл этого придурка? Да он тебя и от платяной моли не защитит. Я же тебя сто лет знаю и расколю как орех. Охота же некоторым гореть на туфте!
От возмущения Ихоев на мгновение теряет все красноречие. Классно я его отровняла… Тунгус же поднимает на меня стеклянный взгляд и пытливо, в новом ракурсе, изучает. На лице его нет ни тени эмоций, но под маской таежного идола напряженно тасуется колода в поисках экстренно понадобившегося джокера. Он пытается вспомнить, где же мог меня видеть.
Бесполезно. Как можно припомнить тощую шпанистую девчонку, неумело раскрашенную по-взрослому, в драных на попе джинсовых шортиках, высоких сапогах и кожаной куртке с бляхами, что приходила в его забегаловку по утрам лизать дешевое мороженое, а по вечерам тискаться с мальчиками под тягучие мелодии в модном тогда «шаманском» стиле… без малого двадцать лет назад?
Конечно, я хулиганю. Верно, во мне пробудилась дремавшая все эти годы «маргарита». До сей поры я действовала ерголинскими методами, а теперь пытаюсь изобразить из себя танк «а ля Сполох».
Самое смешное, что фокус удается.
– Помолчи, Василий, – говорит Тунгус. В голосе его сквозит любопытство пополам с иронией. – Я знаю русский и с малых лет вижу русские сны. Пускай девочка задает свои вопросы. Разве я хотя бы в чем-то нечист перед законом?
– Отлично, – киваю я и врубаю видеокордер. – Итак, что вы можете сообщить по существу дела?
– Ничего.
– Что вы знаете о человеке, подозреваемом в убийстве трассера Гафиева?
– Ничего.
– Как он попал в подсобные помещения вашего ресторана?
– Не знаю.
– С кем он там беседовал?
– Не знаю.
– Все ли из числа лиц, присутствовавших в ресторане в момент инцидента, находятся здесь в данный момент?
– Не знаю.
– Вам известны в русском языке иные формы ответов, кроме отрицательных?
