Дмитрий Медведев - Старый Мертвый Свет
Наверняка перед мгновенной кончиной у людей-таки успела проскочить одна тревожная мысль, состоящая из смеси удивления и досады. Никто ведь не верил, что атомное оружие будет использовано, слишком очевидны и разрушительны его последствия. Но это случилось, безо всякого объявления, без малейшей помпы. А мои родители точно обо мне вспомнили и, может, даже успели порадоваться, что я далеко. Наверняка успели.
Я не имею никакого права быть сейчас слабым, нельзя сдаваться. Надо только добраться до ближайшего уцелевшего города, пойти в полицию и пусть нами, как жертвами, занимается горячо любимое государство.
Интересно, какая компенсация нам полагается? Лично я бы не слишком удивился, постигни нас незавидная участь помещенных в какой-нибудь карантин, причем пожизненно, только бы не расстрел на месте — сдуру наши правоохранители и на такой шаг пойдут, уверен. И не только наши, наверное. Ситуация действительно из ряда вон.
Но даже если нас приголубят и расщедрятся, как можно компенсировать то, что не продается и не покупается? Даже если предположить, что правительство вдруг посочувствует и подарит квартиру с окнами на Красную Площадь, что заполнит пустоту от нашей потери? Ничто и никогда не сможет заставить нас это забыть. Я вообще бы не отказался для своего же блага прилечь ненадолго в психиатрическую клинику, но там меня охотно сделают овощем, я ведь как-никак пострадавший, фактически беженец, много чего интересного могу рассказать журналистам, а за деньги заткнуть не получится. Я поделился размышлениями с Ванькой.
— Не думаю, что они настолько бессердечные, — покачал головой друг. — Да и толку-то нас по психушкам прятать, думаешь, мы одни такие счастливчики, кого на атомы не расщепило?
— Нет, конечно, и других хватает. Интересно, чем они сейчас заняты.
— Да все тем же, уверен. Тоже ищут информацию и гадают, только по нам бабахнули или вообще весь мир в труху. А если кто уже узнал, что это свои подсуетились, так там уж все непредсказуемо, от жажды мести до суицида.
— Ага. А у нас, выходит, посерединке выходит, — я ткнул Ваньку кулаком в плечо, пытаясь подбодрить, хоть у самого горько саднило в горле. — Мы и Кремль брать не собираемся, и с собой кончать не планируем вроде. По крайней мере, я на это надеюсь. Выше нос, конопатый. Нас хоть четверо осталось, все друг друга давно знаем, не многим так везет в таких ситуациях. Каждый может рассчитывать на каждого.
— Слово «везение» тут вообще не уместно, — едко огрызнулся было Ванька, а потом поднял на меня извиняющийся взгляд, вспомнив, что не он один переживает все это. — Да нет, ты прав, прав. Расклеиться все могут, а вот собраться потом — не только лишь все. Сейчас парни вернутся, и поедем куда-нибудь, хоть в Челны те же, толку-то по деревням мотаться. Обратимся в отделение, посмотрим, что получится. Кстати, документы есть только у нас с тобой — права — а паспортов вообще ни у кого.
— Да разберемся, по базе пусть пробьют, у них же должна быть хоть какая-то система, в которой все записаны. Или пусть счетчиком Гейгера измерят, посмотрят, как от нас фонит. И вообще, на ментах тоже немалая часть ответственности за весь этот бардак лежит, так что пусть только пискнут. Не волновайся, в общем, прорвемся.
Ну, а чья ж вина во всем этом трагическом балагане? Всем понятно, чья. Полиция должна действовать, решительно и оперативно. Ежу понятно, что толстопузые офицеры МВД смелостью и ясностью мышления не отличаются — сытая за счет взяток и обилия бумажной работы жизнь сделала их не только ленными и неповоротливыми физически, но и морально — очень немногие оперативники могли сегодня похвастаться смелостью и соображалкой, про физическую форму даже заикаться не будем.
Так можно бесконечно жертв терактов оплакивать, тогда как надо эти теракты предотвращать. Да и ситуацию можно было повернуть вспять, действуй полиция более оперативно. Стреляли бы сразу на поражение, брали бы на себя ответственность — им бы потом еще ордена за это дали — и спасли бы город, пусть даже ценой нескольких тысяч жизней. А так что? Так всех до единого потеряли, и здоровых, и больных.
Мне вдруг вспомнился тот полицейский, что развернул нас на тракте. Он что-то про внутренние войска говорил. Мол, приедут и порядок наведут. Видимо, им сверху так сказали, дезинформировали, а на самом деле хотели просто запереть людей в ловушке и накрыть всех сразу. Да уж, мента жаль, мне он показался хорошим человеком. Откуда такие вообще в наших органах берутся? А ведь встречаются время от времени честные и бескорыстные сотрудники. Ума не приложу, чего им стоит сохранение своих принципов в таких глубоко аморальных структурах.
Ладно, чего уж там. Почки отвалились, за Боржоми можно не ходить. Доберемся до полиции, пообщаемся, там сориентируемся, что дальше делать.
Показались Леха с Семеном, в гробовом молчании возвращающиеся из магазина с хлебом, крупами и водкой. Неумытые рожи хмурые, но взгляды чистые — значит, порядок. Значит, разберемся.
Глава 4. Вести с Востока
Томаш протер слипшиеся глаза и неторопливо приподнял гудящую голову, чтобы посмотреть на часы. Виски тут же отозвались болью, и Томаш рассерженно скрипнул зубами — как же он ненавидит похмелье!
Ого, почти два часа дня. Да уж, неплохо вчера было у Алана. Мать, конечно, вечером опять заведет свою песню, но ведь пятница на то и пятница! И вообще, он честно ищет работу, и нет никакой вины Томаша в том, что она, работа, никак не находится. Нет, ну он, конечно, мог бы пойти горбатиться сторожем на складе или таскать ящики в порту, но уж лучше плевать в потолок, чем заниматься такой хренью. Как ему говаривал один из более старших товарищей по фанклубу — если однажды согласишься на мало, никогда не получишь много, а нормальному пацану малого хватить не может.
Кое-как добравшись до ванной, Томаш жадно припал губами к прохладному крану. Он ощущал такую жажду, что, казалось, был готов высосать всю воду из городского водопровода. Наконец, вдоволь напившись, он посмотрел на себя в зеркало. Да уж, ну и видок, как будто постарел лет так на пятнадцать. Ничего, к вечеру снова будет огурчиком.
Просто не стоило так смело мешать пиво с водкой, хоть башка бы сейчас была полегче. Под глазами пролегли темные мешки, морда лица распухла. Каждое новое похмелье почему-то ощущается болезненнее, чем предыдущее, а ведь ему всего двадцать три. Еще пару лет назад после такой попойки хватало восьми часов сна, и наутро никакое недомогание не беспокоило. А сейчас — спал бы и спал.
И тут Томаш вспомнил, что проснулся он не просто так. Что-то разбудило его, и это была не боль в чугунной голове и даже не онемевшая рука, всю ночь пролежавшая под головой и теперь будто бы существующую отдельно от остального тела.
Да, точно, он видел какой-то хреновый сон. Не сказать, что кошмар, скорее просто что-то необычное с легкой примесью необъяснимой жути. Какой-то тип в темном невзрачном плаще гулял вдоль моря, которое совсем не походило на родное Балтийское. Вокруг колыхались чудные южные деревья, на некоторых даже апельсины висели, почти поспевшие, да и в прогретом утренним солнцем воздухе пахло иначе — сладостью.
И вот, этот мужик ходил взад-вперед по белому песку, как будто ждал чего-то. А вокруг такая тишина, благодать стояла, ни звука — не шумели моторы машин, яхт и катеров, даже людей на прекрасном пляже не было. Только чайки время от времени издавали свои вопли да пронзительно переругивались друг с другом, кружа низко над водой. Тишина оказалась обманчивой, потому что потом так тряхнуло…
В груди закололо не то во сне, не то и по-настоящему тоже — с перепугу. Под ногами все так заколыхалось, заходило ходуном, а этот идиот стоит, лыбится и дальше на море смотрит, как будто так и должно быть. Ну его, хреновый сон. Хорошо, что удалось быстро проснуться. Теперь надо срочно очухаться — покурить, например, а заодно воздухом подышать.
Нащупав в кармане куртки помятую сигаретную пачку, Томаш заглянул внутрь и выдохнул с досадой — последняя… Черт, скоро придется тащиться на улицу. Кстати, что там сегодня с погодой?
Томаш выбрался на небольшой аккуратный балкончик, чиркнул зеленой спичечной головкой и с наслаждением вдохнул в себя едкий сигаретный дым. Он любил прикуриваться от спичек, было в этом движении что-то эдакое, гангстерское, что ли. Томаш ведь не какой-нибудь фраер напомаженный, все-таки, а человек, мало-мальски известный в своем районе, который как раз эту минуту раскинулся перед ним во всем своем великолепии.
Повсюду виднелись типовые четырех— и пятиэтажки, появившиеся здесь во времена позднего коммунизма и перемежавшиеся с новостроем в виде квадратных высоких башен. Правда, от своих серых и полуразваленных российских сестриц польские «хрущевки» отличались в значительно лучшую сторону — после вступления в Европейский Союз их отремонтировали, а также покрасили в приятные глазу цвета изнутри и снаружи. Больше того, здесь даже не пили пиво ни во дворах, ни в подъездах, которые стали чистыми, светлыми и безопасными. Хотя Томаш совсем не возражал бы, будь у него возможность в дождливый денек присесть с ребятами прямо на лестничной клетке. Ну а что? Он тоже тут живет, и, значит, право имеет поступать так, как ему вздумается.
