Макс Мах - Кондотьер
— Кабул? — спросил Генрих, прикидывая, где мог служить офицер-разведчик, погибший, судя по подтексту, в недавнее относительно время.
— Восточный Туркестан.
— Вот как, значит, Сянцзан, — кивнул Генрих. — Восстание уйгуров…
— Там, — подтвердила Наталья, отворачиваясь.
— Не хочешь с ней повидаться?
— А ты?
— И я бы не отказался. Разговор у нас вчера занятный получился, но, как ты помнишь, завершить его мы не успели.
«Берг… — вспомнил он. Кто бы мог подумать! Но портрет Серебряковой, вот главная интрига! Как же зовут ее мать?»
— Что ж, — пожала плечами, — девятый час, говоришь? Давай позавтракаем, и я ей позвоню. Здесь есть телефон?
— Обязательно есть. Как же в наше время и без телефона?
— Я могу им воспользоваться?
— Ни в чем себе не отказывай! — он прошел на кухню и стал варить кофе. Ему было любопытно, кому сейчас звонит Наталья, но не настолько, чтобы подслушивать. В конце концов, об этом и о многом другом ему чуть позже доложит Людвиг. А пока…
«Кофе и бутерброд с ветчиной! Могу я позволить себе съесть, наконец, что-нибудь человеческое?»
Под «человеческим», как и всегда, понималась простая сытная пища. Не то, чтобы Генрих не понимал гурманов. Понимал. И под настроение мог составить им вполне компетентную компанию. И все-таки, если речь заходила о еде, которая ему по-настоящему не надоедала, то это совсем о другом. Отварной картофель, печеная кукуруза, тушенная с перцем и томатами фасоль. Макароны по-флотски, гороховый суп на копченых свиных ребрах, холодец…
* * *Все-таки, хочешь или нет, но положение обязывает, и по счетам попробуй не заплати. Натали прошлась по квартире, нашла телефонный аппарат, закурила папироску и начала накручивать диск. Первым делом — а начинать всегда следует с самого паскудного — набрала номер телефона конспиративной квартиры Годуна. Юрий Львович Павловский, известный в леворадикальном подполье под псевдо Годун, жил, практически не скрываясь. Он являлся — и не по легенде, а на самом деле — успешным и состоятельным частным поверенным, вполне официально вел в императорских уголовных судах дела анархистов, коммунистов и социалистов, со всеми был знаком и встречался открыто даже с теми из «этих всех», кто находился на нелегальном положении. Такое сложное существование между двумя отрицающими друг друга мирами позволяло, среди прочего, эффективно маскировать активное участие в работе боевой группы. Но вот уже об этом знали совсем немногие, и Натали, — как раз по случаю — была одной тех, кто знал это наверняка. Павловский являлся ее непосредственным командиром, насколько это вообще возможно в анархистской среде. Ну, а на конспиративной квартире — во всяком случае, той, о которой знала Натали — Годун содержал любовницу, что было, ужас, как практично. Во всех смыслах, если быть искренним. Ну, а в случае провала всегда можно покаяться в меньшем грехе. Перед женой, вот в чем соль, а не перед жандармскими дознавателями.
Итак, она позвонила Годуну и сухо — то есть, без эмоций — доложила, что операцию пришлось отменить, так как «буквально в последний момент» стало известно, что «мы ошиблись» и это не Кейн.
Павловский не удивился и не осерчал. Похоже, он знал в подробностях, как именно она «отменяла операцию». Выслушал, хмыкнул в трубку, сказал, молодец, конечно, но — напомнил отеческим тоном — дисциплину никто не отменял. И далее в том же роде, типа, если вышел приказ «стрелять», то сначала выстрели, а потом уже уточняй.
— Ну, да! — сказал он почти весело. — Не Генрих Кейн, а Генрих Шершнев. Не Мясник, а Шершень. Оба полковники. Оба наемники. В чем разница?
— Наверное, в том, — осторожно возразила Натали, — что, когда Кейн рвался к Саламанке, защищал ее Шершнев.
— Ну, это философский вопрос, кто, зачем и от кого защищал Саламанку, да и не телефонный разговор. Увидимся, поговорим!
— Хорошо, — согласилась Натали, но не задала вполне ожидаемый вопрос на тему, где и когда. — Увидимся.
«Будет интересно… но только одному из нас».
Следующей в ее списке значилась Альта.
— Это я, — сказала Натали.
— А это я, — ответила, словно бы потягиваясь, Альта, — белолица, весновата и черемна. Не хочешь упасть в мои объятия?
— Не хочу.
— А жаль! — вздохнула на другом конце провода Альта. — Тогда переходим к фигурам вежливости. Чем могу быть полезна?
— Мне нужен номер телефона Ольги Станиславской.
— Вот оно как! А ты знаешь, где служит Оленька Берг?
Альта к делам боевки отношения не имела. Она писала стихи, играла на флейте, рискуя сесть за совращение несовершеннолетних, клеила сопливых девчонок — едва ли не гимназисток младших классов — и устраивала всевозможные «перформансы», заканчивающиеся традиционным скандалом и мордобоем. Однако, как и положено, «фурии авангарда», Лера Михеева придерживалась левых взглядов и гордилась своей «прикосновенностью» к делам подполья.
— И где же служит Оля Станиславская?
— Оля служит в контрразведке флота, — драматическим шепотом и, наверняка, не без закатывания глаз, ответила Альта.
— Ужас какой! — подыграла, было, Наталья, но тут выяснилось, что после разговора с Годуном настроения дурачиться у нее нет и в помине. — Лера, она же филолог, как и я. Наверняка, работает делопроизводителем. Жить-то ей на что?
— Ну, не знаю, — возразила Альта. — Берги, вообще-то, богатые.
— Берги богатые, — согласилась Натали, — но мы с тобой, девушка, всех Олиных обстоятельств не знаем. Телефон дашь?
— Дам, дам! — хохотнула в ответ Лера. — И вам дам, и вам. А вам — нет!
Но телефон все-таки продиктовала и ушла «играть на флейте» заумь Пендерецкого.
Повесив трубку, Натали задумалась, было, над тем, а не поменять ли ей планы, однако искушению не поддалась, и Ольге звонить не стала. Позвонила Свирскому. Но это был короткий, чисто деловой разговор.
— Олег Борисович, — попросила она, — сделайте одолжение: мне срочно нужна информация на одного человека!
— Нет, — ответила она на вполне ожидаемые возражения. — Он не из этих.
— Генрих Шершнев, — назвала имя. — Полковник Хорн. Но меня интересует не его карьера наемника, а молодость, служба в Первом Шляхетском, семья… И как, вообще, он заделался кондотьером?
* * *Второй «рабочий» день в Петрограде начался со встречи с начальником штаба Отдельного корпуса жандармов Генерального штаба генерал-майором Бекмуратовым. Впрочем, по такому случаю Айдар Расимович облачился в партикулярное платье, носить которое, как выяснилось, умел не хуже формы. Одним словом, не сапог, и вел себя соответственно.
— Рад знакомству! — он энергично, но без ажитации пожал Генриху руку, вежливо кивнул Наталье и жестом указал на столик в углу ресторанного зала. — Прошу вас!
Ни одного лишнего слова, но Генрих заметил, столик накрыт на троих. Следовательно, Бекмуратов решил говорить при свидетеле.
«Любопытный поворот, — отметил Генрих, предлагая Наташе руку. — Посмотрим!»
— Должен отметить, вам удалось меня удивить! — начал генерал, едва они расселись вокруг стола. Больше в зале никого не было, даже охраны. А ресторан, судя по всему, еще даже не открывался.
«Простенько, но со вкусом. И вполне в духе нашей родной жандармерии».
— Имеете в виду вчерашний инцидент?
— И его тоже! К слову, примите мое искреннее восхищение, мадмуазель, стреляете вы безупречно. Да, и вообще… — Бекмуратов улыбнулся и изобразил рукой нечто замысловатое, словно бы вязью арабской расписался в воздухе. Однако Генриха заинтересовало не это, а та интонация, с которой генерал произнес слово «мадемуазель».
— Спасибо, генерал! — Наталья снова надела маску сумрачной жестокости. Холодное, оставляющее неприятное чувство лицо, взгляд, не выражающий ровным счетом никаких эмоций. — Ведь вы, господин Бекмуратов, не так ли?
Друг другу они представлены не были — одно из условий игры — но у Генриха возникла сейчас стойкая уверенность, что не только Наталья знает, кто таков их визави, но и Айдар Расимович знает о Тате кое-что из того, отчего не отказался бы и сам Генрих. Оставалось держать лицо. Пусть оба думают, что он умнее чем есть.
— Так точно, Наталья Викторовна! Честь имею, Генерального штаба генерал-майор князь Бекмуратов!
— Рада знакомству! — хриплый неторопливый выдох, то ли ветер ставней скрипит, то ли повешенный на веревке раскачивается.
«Ну, просто Комиссаржевская, ей-богу! — мысленно покачал головой Генрих. — Но что если это не актерство?»
— Знаете анекдот про Петра Константиновича и королеву Голландии? — неожиданно спросил Бекмуратов и потянулся к графинчику. — Позволите? Арманьяк Шабо… Четверть века в строю…
— Наливайте, — согласился Генрих. — Наташа, ты будешь?
— Да, спасибо.
