Сурен Цормудян - Отражение во мгле
— Да закрой же ты пасть!!! — заорал Степан. Он сорвался с кресла и бросился к клетке, наотмашь ударил по ней дубиной.
Костя отпрянул.
— Это что же получается, щенок, я не решился, а ты вот герой, решился?! Ты это хочешь сказать, щенок?!
— Да вовсе не это, Степан…
— Пасть завали! Я не решился?! Да! Не решился! Струсил! Угнетен был случившимся! В шоке был! А знаешь почему?! Знаешь?! Да потому что шансов там нет! Нет шансов! Это ведь Москва, которую вы все ненавидели! Знаешь, что я слышал от одного офицера еще до всей этой катастрофы?! Что надо вакуумную бомбу сбросить на Москву и сделать там большое озеро! И это русский офицер сказал! Но вы понятия не имели, что значит жить в Москве! Это не у вас взрывали жилые дома! Это не у вас убивали людей в театре! Это не у вас в метро бомбы закладывали! Да мы все там боялись каждый день! И на работу ехали в том метро, понимая, что балансируем на грани! Ведь полно уродов, которые хотят все взорвать! Пронести бомбу, взять заложников, сбросить вакуумный заряд! Да что там, даже гребаные писатели! У меня жена прочитала книжку одного такого урода, в которой Москву взорвали, заложив в разных точках метро ядерные фугасы! Так она после этого таблетки глотать стала, чтобы заставить себя каждый день спускаться два раза в подземку, на работу и домой! А когда на «Лубянке» и «Парке Культуры» рвануло, то жена моя там была, в метро! Я думал что свихнусь, дозвониться не мог до нее! И я же не знал тогда, что просто линии перегружены, потому что миллионы людей, узнав о терактах, стали звонить родным, а может, фээсбэшники глушанули сотовую связь, чтобы предотвратить новые подрывы дистанционно, по телефону! Не об этом я думал! Я думал, что все! Что разорвало мою жену на куски по чьей-то собачьей злой воле! Тогда ее беда миновала, но что она там пережила?! Ты знаешь?! Первое, что она подумала: случилось все так, как в той хреновой книге! Черт знает сколько лет прошло, но я все это помню как сейчас, в деталях! Она из подземки тогда седая вышла! Двадцативосьмилетняя женщина стала седой в один миг! Потому что все нас ненавидели! Так что могло стать с моим городом, когда случилась катастрофа?! Куда мне было идти?! Не за кем и некуда уже! А ты! Герой, решился! Да что ты знаешь о горе?! Что ты знаешь о страхе?! Что ты знаешь об отчаянии?! Что ты вообще знаешь, сопляк?!
— Я знаю, что сейчас, сию минуту, мою жену охотники тащат к алтарю твари! — заорал в ответ Ломака. — Мою жену, под сердцем у которой мой ребенок, еще не рожденный!!! Это я знаю! Я знаю, что у меня только один шанс! И нет больше ничего, что я должен знать! Ничего, кроме того, что я должен спасти их! Понял?!
Волков вдруг вытаращил глаза и притих. Ломака до боли в пальцах сжимал прутья ржавой клетки и ненавидяще смотрел в глаза надзирателя.
— Это что же, — пробормотал Степан. — Марина беременная?
— Да!!! — выкрикнул Константин.
Надзиратель вздохнул.
— Ладно, не ори. Чего старосте не сказал? Это ведь не по правилам, уводить беременную. Это все равно что двух человек за один сезон забрать.
— Я сказал! Но плевать ему! Нет доказательств ее беременности, а охотники отрицать будут! А если настаивать на своем, то отношения ухудшатся с тварелюбами! Вот и все! Вот и цена жизни моей семьи!
— Прости, Ломака, но я ничем тебе помочь не могу. Такова жизнь…
— Что? Что ты сказал?! — Костя вдруг весь затрясся от ненависти и беспомощности. — Жизнь такая?! Да это вы все такие! Ржавые тщедушные ничтожества, погруженные каждый в свое благополучие! Даже не понимаете, что вы такие же безмозглые козявки в руках нашего правителя, как те жуки, которых Андрей разводит, чтобы вам было что жрать! — Смысл сказанного доходил до Кости лишь после того, как крамольные слова слетали с его уст и разносились по туннелю, больно ударяясь в его бетонные стены.
— Да если я тебя выпущу, меня не просто пайки лишат или на дерьмовую работу отправят! Меня сольют охотникам в следующий раз! Вот и все! И этим староста покажет, какой он заботливый и как печется о народе. Отдал преступника, никому не нужного москвича, чтобы отвадить угрозу от подданных еще на один сезон!
И Ломака засмеялся. Истерически. Отчаянно. Просто потому, что иначе он бы просто зарыдал.
— Вот именно, — зашипел он, скалясь на Степана. — Сольют. И все возрадуются. Потому что ты жучок. И все вы жучки. Ничтожества, покрытые ржавой коростой.
— Да пошел ты! — нахмурился Волков. — Разговор окончен.
Он уже повернулся и двинулся было к своему креслу, как его окликнул Костя:
— Постой!
Степан оглянулся.
— Ну что еще?
— Жаль, что ты не подох в своей Москве. — И Ломака смачно харкнул кровавой слюной ему в лицо.
— Ах ты, тварь, — прорычал оскорбленный Волков, утираясь рукавом.
— Ты тогда зассал. И сейчас ссышь. Ну, давай. Открой клетку и разберись со мной, нахлебник московский, — подначивал его Костя.
— Ну, сучонок!.. — Степан нервно загремел связкой ключей. — Ну, сейчас… Падла… Сегодня же твой обгаженный труп Аиду отвезут, ублюдок…
И вдруг в полумраке раздался стук. Волков перестал звенеть ключами и повернул голову. Из тьмы туннеля неторопливо вышел Андрей Жуковский. Он держал в руке огромный тесак, который лязгал, перебирая прутья пустых клеток. Рядом с ним шагал Василий Селиверстов. В руках у него был автомат.
7
ВЫБОР
Охотник не ошибся. Отточенная за многие годы наблюдательность и никем не оспариваемый громадный опыт позволили ему безошибочно угадать приближение бури. Это не просто сильный порывистый ветер — это ураган. Если такой разгул стихии застигнет врасплох на поверхности, это будет означать неминуемую смерть. Но на то он и бывалый охотник, чтобы своевременно и без суеты подыскать укрытие.
Группа спешно закрепилась на улице Шамшиных, в здании с полукруглым фасадом. Правда, зданием это можно было назвать с очень большой натяжкой. Оно давно потеряло и крышу, и внешние стены; лишь почерневший в пожаре скелет несущих конструкций угрюмо торчал из снежного бархата под неистовым ветром. Однако на нижнем этаже и в подвальных помещениях было где спрятаться. Сейчас только Бронислав стоял у входа. Прячась за рваной стеной от беспощадного ледяного ветра, он хмуро смотрел на высокий дом из красного кирпича. Ветер силился вырвать еще где-то оставшиеся коробки оконных рам и вышвырнуть из опустевших много лет назад квартир истлевший скарб. Ураган выдувал из кирпичной кладки цементную пыль и дробил сам кирпич, вытягивая на юг красновато-серый шлейф. А с земли бешено взвивался разбуженный стихией снег.
Даже в этом чудовищном вое, что правил бал над руинами города, Бронислав безошибочно определил, что сзади к нему кто-то подошел. Лидер охотников сделал два шага назад и обернулся. Шум урагана тут, в углу, был не столь оглушающим. Сабрина смотрела на отца сквозь темное стекло своего шлема и придерживала руками поднятый капюшон комбинезона.
— Здесь сейчас опасно, — громко сказал охотник, старясь, чтобы она расслышала сквозь вой ветра и маску.
Но он не кричал. Бронислав не любил кричать.
— Разве я не дочь своего отца? Разве ты не воспитываешь бесстрашную охотницу?
Она тоже не любила кричать. Но старалась, чтобы отец всегда хорошо слышал ее. Девушка подняла стекло шлема и сомкнула веки, стараясь привыкнуть к сумраку вечера и к буйству метели.
— Бесстрашие не дружит с безрассудством. Запомни это.
— Мой рассудок со мной, отец. А я хочу быть рядом с тобой.
Охотник улыбнулся, но маска не позволила дочери это увидеть. Улыбку могли выдать собравшиеся у глаз морщины, но и это было скрыто стеклом летного шлема.
Он взял ее за руки и притянул к себе. Затем обнял правой рукой за плечи и повел. Они сделали несколько шагов. Здесь ураган ощущался гораздо сильнее, но они продолжали оставаться в укрытии, образованном стеной и частью верхнего этажа. Снег и каменная пыль теперь били в лицо, и девушка снова опустила забрало. По заледенелой улице ветер упорно толкал перевернутый остов легкового автомобиля. Люди проводили его взглядом. Тем временем стихия настолько подточила кирпичную кладку высокого здания, что часть стены на двух последних этажах стала осыпаться. Обломки не падали отвесно, а, повинуясь воле ветра, летели в сторону находящегося рядом полуразрушенного техникума.
Бронислав указал на стонущее под натиском урагана здание.
— Сабрина, ты помнишь этот дом?
— Нет. — Она мотнула головой.
Охотник вздохнул и посмотрел на дочь.
— Это наш дом, милая.
— Наш дом? — Голос Сабрины дрогнул.
— Да, доченька, — кивнул охотник.
Она смотрела, как очередная секция стены наверху рассыпается в прах. Сердце сжали неведомые тиски, а к горлу подступил ком.
— Так значит, мама там? — выдавила она тихо.
Однако отец услышал.
— Да, дочь моя. Мама там.
