Без права на подвиг - Андрей Респов
— Очень прошу вас, фройляйн, без глупостей.
После этого слегка побледневшая Шерман, скинув туфли, улеглась на край подготовленного сержантом и Родиным ковра. Ну а закатать её туда было уже минутным делом.
До грузовика несли ковёр я и Вергелес. Грузить помогал Семён. Вокруг всё говорило об обычном рабочем дне. Кстати, на календаре у инженера висел календарь. Сегодня была пятница. Я так и знал.
Закрыв и закрепив борт, вернулся ко второму грузовику, прихватив саквояж Вильчека. Из-под тента высунулся Краснов, осторожно оглядываясь.
— Что с гауптмановским водителем делать будем, Петро?
Я на минуту задумался.
— Сёма, слушай сюда, — голова Родина появилась рядом с Красновым, — сейчас обстоятельно и подробно начинаете расспрашивать Курта о маршрутах в сторону Польши, чтобы нарисовал несколько. Постарайтесь не напрямую, но так, чтобы он был уверен: мы дальше двигаемся в сторону генерал-губернаторства вдоль границы с Германией, а потом в Белоруссию. Понятно?
— Чего ж не понять, командир?
— Действуй! Матвей Фомич, потом отправите его к прислуге в подвал. Свяжите хорошенько. Всё равно их в течение дня найдут. Пусть Курт своим про Польшу и расскажет. А вы, товарищ старший политрук, спрячете машину в предгорьях и пешком, но уже вдоль чешско-польской границы, потом через Словакию на Украину. Сейчас вместе с нами вернёмся в лес, там на развилке и распрощаемся. У меня встреча с группой в десяти километрах вглубь плоскогорья на условленном месте. Вергелес меня довезёт и вернётся к вам. Условитесь, где пересечься. По-хорошему надо бы машины где-нибудь в укромном месте в овраг или реку загнать. Ну да не мне вас учить.
— Не переживай за нас, разведка! Делай своё дело. А мы уж как-нибудь…
— Да, вот эти документы, — я подал политруку саквояж Вильчека, — не знаю уж как, но постарайтесь донести до наших. Такой фашист, как этот инженер, ерунду в сейфе держать не будет. Будет хорошим аргументом для НКВД при переходе линии фронта.
— Так, может, и взял бы с собой, Петро. Ты-то всяко первее нас будешь. Сам же говорил про спецгруппу.
— Нет, Матвей Фомич. Я только дамочку отдам с рук на руки и по своим шпионским делам дальше двину. Это вам на фронт надо. А мой фронт здесь. Понимаешь?
— Не дурак, Петро. Глядишь, свидимся после войны? — улыбнулся политрук.
— Может и свидимся, — не стал я разубеждать Краснова.
Глава 27
Дорога в ад вымощена благими намерениями, но часто благие намерения являются единственным достоянием людей.
Люди не ангелы, и ад для них всегда близок.
Стивен Кинг «Глаза дракона»
Зря я только переживал: из городка выехали беспрепятственно, несмотря на более оживлённое движение на улицах Зеештадта, усилившееся ближе к полудню.
Запасливый Вергелес, оказывается, не поленился и сбегал в дом к Вильчеку за плащом для пленницы. Прихватив заодно и парочку шерстяных одеял.
— Спасибо, Сергей, я, признаться, и не подумал даже. Нам же с этой фройляйн в лесу куковать может и до темноты придётся.
— Дело известное, товарищ командир. Девка-то в одном платьишке. Не всё ж ей в ковре отлёживаться. Там в одеяле и обувку, какая попалась, завернул. Сапоги резиновые из прихожки. Вещь добротная. Может и большие, а всё одно не босиком по лесу шлёпать. Для удобства салфеток господских туда натолкал. Сладитесь!
— Молодца! Что бы я без тебя делал? — я искренне развёл руками. Пока я рефлексировал, настоящий разведчик проявлял предусмотрительность.
— А ничего, Петро Михалыч! Пропали бы и весь сказ. Да и когда вам за всем уследить? Давеча сами же сказали, что и водите плохо. Недоработочка у вашего начальства получается. Чего ж они вас не обучили?
— Понимаешь, Сергей, я ведь специально-то разведывательной науке и не обучался. Так уж вышло, был за границей по линии Коминтерна и вот…
— Это как же так-то? — удивился сержант, посмотрев на меня с недоверием, — а с часовыми и охраной в лагере управились любо-дорого! Никто бы из моих ребят так не сработал.
— Это другое, — вздохнул я, понимая, что отделаться простой отговоркой — значит проявить неуважение к бойцу.
Ехать до развилки нужно было ещё не менее часа, почему бы и не поболтать напоследок с хорошим человеком? Только ведь наврать придётся с три короба. Ну да ничего, это неопасная ложь, а так — брехня по случаю. Опять же, для легенды полезно. Мало ли сейчас нелегалов за линией фронта? Поди разберись, с кем судьба беглецов из Цайтхайна столкнула.
За нашу пленницу я почти не беспокоился. Сержант устроил её в кузове с максимальным комфортом, убедившись, что ковёр надёжно зафиксирован между узлами с барахлом, прихваченным из лагеря запасливым Мишкой Молдаванином, и свёрнутыми в валики одеялом и плащом на подкладке. Ничего, потерпит, не хрустальная. Недолго осталось.
— Не знаю, не знаю. У нас в батальоне, чтобы в разведвзвод попасть очень много чего уметь надо. И не только стрелять и с ножом управляться.
— Так ведь то на фронте, Сергей. А я после Гражданской и дома-то ни разу ещё не был. Даже не воевал. Помотало по Европе.
— Дела…и что, всё по заграницам, товарищ командир? Без передыха?
— Не вылезая.
— И что, совсем-совсем водить не умеете? — вот же пристал как банный лист…
— Легковую вожу, — ответил я почти на автомате, только потом сообразив, смогу ли и вправду завести автомобиль этого времени? Тот же Опель Капитан Кригера. Не знаю.
— Так и этим управлять не сложнее, Петро Михалыч, — Сергей стукнул по рулевой колонке от избытка чувств, — Опель — зверь, а не машина. Целых семьдесят пять лошадиных сил! Пятиступенчатая коробка, сухое сцепление, амортизаторы на гидравлике! А у этого ещё и полный привод! — сержант так раздухарился, будто и не о грузовике рассказывал, а о любимой девушке.
— Видать, любишь водить, сержант, — брякнул я для поддержания разговора. Я давно присматривался к тому, как управляет машиной Вергелес. Умело, аккуратно. А Опель явно отвечал сержанту взаимностью. Только и я прекрасно понимал: мало знать, как управлять подобным автомобилем. Опыт! У любой машины есть свой норов и недостатки.
И я ничуть не сомневался, что на шоссе справлюсь с Опель Блицем вполне сносно. Но вот на лесной дороге или по бездорожью уже точно не рискнул бы. Тут особый подход нужен. А в случае с сержантом я в этом убеждался неоднократно.
— А то, Петро Михалыч! У нас в совхозе всё больше полуторки были. Да и тех одна-две. Всё больше лошадиной тягой, аж до самой войны. Сейчас уж и не знаю, — вздохнул
