Андрей Марченко - Литерный эшелон
– Не стрелять! Ближе подпустить!
Странно, но добровольцы тоже не стреляли. Неужели правду говорил комиссар, и все они там обезумели.
Вот до черных рядов двести саженей, сто пятьдесят… Сейчас – перейдут на бег, ударят в штыки, сомнут. Ну где же команда стрелять?..
Вот уже можно различить аксельбанты, вот офицер спокойно закуривает папироску.
– Огонь!
Ударили трехдюймовки, заговорила артиллерия бронепоезда, накрыв поле боя фланкирующим огнем. Застрочили пулеметы, защелкали винтовки. Сейчас, сейчас – они хлебнут свинцовой пурги, захлебнутся кровью. Дрогнут, залягут, побегут… Или наоборот – полезут по трупам.
Но что за блажь – пущенные пули и снаряды не причиняли никакого урона наступающим. Воистину: смелого пуля не берет.
Солдаты в черных мундирах были уже в саженях десяти – все в том же плотном, сомкнутом строе. Казалось – пулям просто деваться некуда, промазать невозможно. А они все шли.
И тогда нервы все же не выдержали – красноармейцы бросали оружие – ибо какой с него прок и бежали, бежали.
Но им навстречу неслась кавалерийская лава.
Пока красноармейцы палили по призракам, казаки по пояс воде обошли их через болото. Выбрались мокрые, злые, все в тине – словно водяные или лешие. Как оговорено было, сначала рванули железнодорожный путь, после на рысях пошли в атаку.
Удивленные большевики по ним не стреляли. Лишь кричали:
– Мертвяки! Мертвяки из болота вылезли!
Потом оказалось, что пару дней в болоте утопили полдюжины расстрелянных кулаков, за который казаков и признали.
Красный бронепоезд дал полный ход назад, видимо надеясь на арапа проскочить взорванный участок. Но на задранных рельсах подскочил, и стал переворачиваться – вагон за вагоном.
Когда бронепоезд белых доехал до Рассудина, все было уже окончено, казаки сгоняли в кучу пленных.
Еще не сдался красный бронепоезд. Только толку с него уже не было никакого. С головного пути его сбросило, и сейчас он лежал на боку, целясь пулеметами в небо.
Казаки делово стали подкатывать орудия, полагая расстрелять броневагоны в упор. Андрей остановил их. Хватило нескольких химических гранат фабрикации московских винных заводов Шустова.
***За победу под Рассудиным, марковцы были отмечены в приказе по фронту.
Это их крайне удивило: ни одной части из их дивизии не было, что называется и близко, поименованный там же бронепоезд «Генерал Марков» вовсе стоял на ремонте.
Но как тут поспоришь, если сотни людей утверждали, как они видели марковцев, шедших в сомкнутых рядах на красные окопы?..
Поэтому в самой дивизии сочли за лучшее недоуменно промолчать.
Эта подмена чрезвычайно веселила Слащева:
– Господа даже не знают, что ходили в атаку! А давайте мы этот полк заставим промаршировать по Красной площади? Вот хохоту будет! Ленин просыпается. Глядь в окошко – а за ним марковцы маршируют!
– Не хватит мощности передатчика, – пояснял Беглецкий. – Уже за пять верст изображение дрожит и распадается… Звук и свет – это волна. Передатчик ее пакует, создает стоячую волну, но чтоб передать ее…
– Жаль! Но вы работайте в этом направлении! Обязательно работайте! Эх, хотел бы я видеть при этом глаза Ленина!
***Первый успех инопланетного оружия был полным…
Вместе с железнодорожным полотном казаки своротили пару телеграфных столбов, тем самым прервав связь и красное командование долго полагалось на несуществующий более заслон. Когда ошибка открылась, было уже поздно: через перешеек в походном порядке маршировали полки, спешила кавалерия. Путь отремонтировали, по нему двигались эшелоны с войсками, оружием, бронепоезда.
Война получалась какая-то камерная, словно междусобойчик: через Рассудино, где по-прежнему стоял «Волхв», проследовал знакомый морской черный бронепоезд.
Командиры бронепоездов обменялись рукопожатиями, обнялись. Черномак был весел и подтянут:
– Сидели на позиции, на вершок подвинуться не могли, а тут – приказ, наступаем! Деникин уже отдал приказ двигаться на Москву! Не знаете, что сталось?..
Андрей пожал плечами: ума не приложу.
Раздался еще один гудок: по пути проходил еще один воинский эшелон.
В связи с войной добыча на шахтах почти прекратилась, и уголь получали только бронепоезда. Иные же ходили на дровах, на торфе, в ход шли распиленные шпалы. Последние горели хорошо, но запах при этом испускали особенный и порой с закрытыми глазами можно было узнать, что за состав прошел мимо.
Этот был нетипичный состав: на угле, но с военными припасами. На открытых платформах стояли клепаные железные коробки. Чуть не на каждой платформе стоял солдат с винтовкой.
– Танки, – пояснил Черномак, будто Данилин этого не знал. – Слишком большие, неповоротливые. Отличная цель для артиллерии!
– И это, прошу заметить, говорит человек, служащий на бронепоезде!
Рассмеялись.
– Москва… – мечтательно проговорил Черномак. – Бывал там давненько. Неужто опять попаду?..
– Я сам москвич… И жена оттуда. А вы женаты?..
– Ага. И дети есть: две девочки. Сейчас все они в Одессе, у бабушки…
Из бумажника Черномак достал фотокарточку. На ней была изображена дамочка не то чтоб толстая, но пухленькая, в теле. Отчего-то Андрею подумалось, что у нее пренепременно должна быть шикарнейшая отдышка…
Снова заговорили о войне:
– Снова поработаем вместе?.. – спросил Черномак.
– Не думаю. Пока нет. Имею совершенно иное задание.
Набрав воду для паровоза, морской бронепоезд стал красться на север…
***…Но уже вторая атака черных колонн оказалась последней успешной
Локальное окружение замкнуть не удало, кому-то все же удалось затаиться, уйти к своим, описать странный, психический бой. В штабе все выглядело иначе, спокойней…
В следующий раз, когда безмолвные черные части пошли в атаку, по ним полоснули из пулемета, после – дали вдоволь помаршировать по полю и окопом. Да, эти странные отряды не брали ни пули, ни штык, ни даже газы. Но и они ровно никакого вреда принести не могли.
Тогда тактику поменяли: изготовили несколько призрачных агитаторов: они появлялись за линией фронта в красных частях, ходили меж костров, останавливались, принимались читать заученные лозунги, предлагали сдаваться.
Сперва на них смотрели как на диковинку, но быстро привыкли и интерес потеряли. Призраки эти были почти безобидными, да и сами не видели, куда идут, к кому обращаются. Бывало, они говорили вовсе в пустоту, повернувшись спиной к солдатскому костру.
Единственным проком было то, что они мешали бойцам противника отдохнуть. Впрочем, гул генераторов, их питавших, мешал спать солдатам с другой стороны фронта.
Но наступление удалось – в громадный котел попали тысячи красноармейцев.
Пока «Волхв» находился на фронте, Андрей всюду искал беглого каторжника: осматривал колонны пленных, заглядывал в лица убитых. Но нет, нигде не находил его… Он жив, – стучало что-то в голове. Все не может быть столь просто.
…Скоро использование призрачных солдат свернули, Беглецкого отправили назад, в Аккум. Слащева же перевели в Новороссию.
***Это был разгром.
Дивизия попала в окружение, комдив застрелился прямо из Почетного Коммунистического оружия, врученного самим председателем РевВоенСовета товарищем Троцким.
Сам Троцкий метался вдоль фронта в своем поезде, бросал в толпы лозунги, миловал, но в основном – казнил. Это не помогало. Белые войска взяли Харьков, Белгород.
Хоть некоторые красные части дрались с остервенением, в основном войска сдавались в плен даже с охотой. Павел понимал, что в плену делать ему нечего, но умирать тоже не хотелось.
На каком-то зверином чутье он выскочил из окружения с мизерным отрядом, который после вырезали кубанцы. Но Павлу и тут повезло. Он получил сабельный удар в руку, пулю в бок, принят за мертвого, потому и брошен.
Пулю он выковырял обломком штыка, кровоточащую рану обложил найденным высохшим мхом, изорвал рубаху одного убитого, полосами замотал рану. После две недели бродил по лесам. Жрал заячью капусту, какие-то ягоды, воровал с огородов овощи.
Ему несказанно повезло: не началась гангрена, он не отравился ягодами, его не выдали крестьяне, на которых он один раз нарвался.
После вышел к своим, и что-то внутри его, что две недели держало на ногах лопнуло, сломалось. Павел потерял сознание и очнулся лишь через три дня в санитарном поезде, идущем на север. После – валялся в госпитале. Но на ноги поднялся быстро, и через неделю спешил в Москву, заглянул в Кремль, но Ленина не застал. Тот по состоянию здоровья отдыхал в бывшей усадьбе Рейнботов – Горках. По телефону связался с ним, спросил: можно ли заехать?.. Ленин был однозначен: конечно же!
