Владимир Ильин - Напряжение растет

— Б-бе-еги-и, — тянулся голос Светы в будто застывшем времени мира.

Во времени, где привычную скорость имели только двое — черное облако и мальчик, его призвавший.

Дикий скрежет сминаемого ржавого металла возвестил окончательное прибытие Твари в мир

— …моих врагов.

И тут же вопль повторился вновь — мальчишка, слабый, маленький перед разросшегося до уровня двухэтажи мрака, схватил ее плоть перстнями.

— Заткнись.

Звук прекратился.

— Федор! Отойди! — Остановилась рядом Света, пробуждая щиты и готовясь к смертоубийственной атаке.

— Спокойно, — устало ответил младший Самойлов. — Уже все.

— Э-эт-то что такое?!

— То, что обитает под кроватью.

— Зачем?!

— Сейчас оно пойдет и спасет моего брата, — через зубы произнес Федор. — Пойдет и спасет! Иначе я уничтожу его самого!

Тварь дернулась под сжавшейся рукой со вспыхнувшими перстнями и простонала несмазанной петлей.

— Мать не спас! — Ударил мальчик ее второй рукой, уже открыто плача. — Только посмей! Не спасти! Максима!

От каждого удара Тварь съеживалась в размере, на последнем уже уступая Федору ростом.

— Там еще Артем, — ворохнулся в Свете вассальный долг и тут же был погашен заботой об опекаемом. — Федор, не надо. Ты не успеешь. — Увещевала его она, нервно поглядывая на мрак. — Они справятся раньше, чем ты добежишь.

— У того, что живет под кроватью, много обличий. — Протер Федор щеку, оставляя кровавый развод от пальцев. — Вырасти крылья! — Ударил он монстра.

Тварь поспешила преобразиться, формируя туманные кожистые плоскости в десяток метров каждая. И седло для пилота.

— Артема не тронет, — решительно произнес мальчишка. — Я пойду с ним.

— Стой! А я? — Растерялась Света.

— Вот, — спохватившись, одной рукой выудил Федор мышку из внутреннего кармана.

— Охраняй Лучинку.

Девушка, словно сомнамбула, приняла мышь и прижала руку с питомцем к груди.

Федор подхватил с травы жемчужный браслет и пару перстней, а мгновением позже небо в вышине стало еще чернее от взлетевшей к облакам тьмы.

— Так не пойдет, — встряхнулась Света.

Положила мышку в оставленный Максимом пиджак, зацепив ниткой пуговицу пиджака и часть конструкции из проволоки на Лучнике. Впрочем, если захочет — перегрызёт и ее.

— Если умная, останешься здесь, — закусила девушку губу до крови и с тоской посмотрела в сторону чащобы. — У тебя хоть выбор есть.

Девушка в бело-сером платье рванула в сторону леса.

Где-то там, в лесу, верхушки деревьев тронул первый порыв ветра начинающейся грозы.

Глава 30

Три широких шага между отпечатками огромных лап, выдох. Не нужно вспоминать обратный путь, искать в памяти приметные деревья или считать повороты. Дорога лежала вдоль следов, по рукотворным просекам лабиринта. Лес такую тушу принять не смог, никакие хитрые тропы не вместят этого зверя.

«— …ставьте парус, ставьте парус», — куплет нехитрой песни из детства забирает выдох.

Скоро, совсем скоро будет цель. Потому что оттуда уже раздается разъярённый рев, прорываясь сквозь тревожный шепот ветвей, раскачиваемых ветром.

Тревога передалась и мне. Много ярости в медвежьем крике, гораздо больше, чем там оставалось врагов.

— Заберу Пашку, и сбежим, — поделился планами с широким деревом, замершим перед последним поворотом.

Рука отдыхала на шершавой коре, дыхание восстанавливалось, а я осторожно выглянул за поворот.

Широкая поляна, гораздо больше той, на которой нам довелось ночевать. Метров триста в ней, достаточно для винтокрылой машины, замершей у дальнего края. И более, чем достаточно, чтобы вместить сказочное противостояние.

Рвали синий купол черные когти, пытаясь пробраться к горлу четверых бандитов за защитной. Их должно было быть шестеро, но силуэты двоих видны на траве поодаль, сломанные медвежьей лапой, втоптанные ногами в землю.

На остальных внезапности не хватило, и теперь оставшиеся огрызались куда как уверенно, тесня магического зверя, в бешенстве полосующего волшебную преграду.

Раз за разом бил по медвежьей шерсти огненной кнут, закручиваясь вокруг тела и сжимаясь до медвежьего стона, пока не распылялся искрами со звуком лопнувшей струны. Громко щелкали короткие автоматные очереди, в упор всаживаемые двумя бандитами из под защиты щита, взлохмачивая густую шерсть на теле зверя, тревожа и раздражая его, не давая обратить внимание на нечто более важное, что Артем в зверином обличии видеть не мог, и отчего мне отчаянно захотелось его окликнуть. Земля под медведем чернела и стремительно становилась все более вязкой, с каждой секундой все неохотнее отпуская лапу. Вот уже она проваливается на пять сантиметров вниз… Но совсем нет времени досматривать противостояния добра и зла до конца.

Это не сказка, тут все наоборот. И чудовища выглядят людьми, а человек — симпатичным мохнатым зверем. Одиноким героям тут не место, победой будет просто освободить друга и не пропасть самим.

— Держись, — произнес я одними губами, обратив внимание на распахнутые створки вертолета.

Никто не присматривает за ценным грузом, знакомым ботинком выглядывающим с пола. Но по поляне не пройти незамеченным, а дальний выход вполне может затеряться так далеко в лабиринте, что обходить дело гиблое.

Оценив шансы, я ввинтился в переплетение молодых и старых деревьев, высохших кустов и пожелтелой травы. Этот участок чащобы я как-нибудь пройду.

Рывок за рывком, оставляя на злых ветвях клоки одежды, я шел к намеченной точке. Треск ветвей не имел значения, любой шум тонул в медвежьем реве, автоматных выстрелах и хлестких щелчках огня. Сила, призванная служить щитом и помогать проламывать непокорные деревья, была искрой на фоне пожара смертельного поединка.

Еще несколько шагов до края поляны с другой стороны от схватки. Еще совсем чуть-чуть, и один друг будет спасен, а другой сможет избежать подготовленной для него западни.

Оглянулся на миг — зверь погрузился в черную землю уже на половину метра, и это он уже не мог не заметить, но продолжал раз за разом биться о щит, желая жизней тех, кто стоял за изрядно побледневшей завесой. Опаленная шерсть устало вздымалась от тяжелого вздоха. После каждого удара огнем в реве отчетливо проступал стон боли, но и те, кто был за преградой, тоже не выглядели спокойными. В тревожных движениях автоматчиков, то и дело поворачивающих головы на двух бандитов в центре, отчетливо проглядывал страх. Ведь цвет щита — почти белый, а зверь продолжает жить.