Алексей Изверин - Русская зима

Боже мой, во что же я ввязался? Во что же я ввязался, боже?

Умом я понимал, что никакие это не люди, что это наши соперники по планете, и если мы не уничтожим их, то они уничтожат нас…

Но как это принять сердцем? И как на все это смотреть?

Да и как жить после этого?

Дальше пошли уже более привычные картины. Более терпимые, более спокойные.

Наверное, это были жопики — те, кого радиация уродовала. Люди… Нет, существа с лишним суставом в руках, существа без ног, с гипертрофированной головой и отсутствием глаз…

Ну, это ладно. Это-то понятно. Даже полная очередь в упор редко что меняла. Понять, что в перемешанной куче плоти было чем раньше, совершенно не понятно как теперь, так и тогда, когда все это было живым созданием. Как жить этим созданиям? Смерть для них — лучший выход из создавшегося положения. Я бы не стал жить таким. И ведь не стал…

А мог бы. Вполне мог… Вот остался бы в той чертовой больнице, и всю оставшуюся жизнь ходил бы на костылях или ездил бы в инвалидной коляске, а на мир смотрел бы одним глазом, да еще и мучился от болей в спине. Емкость с наркотиком и безлимитный выход в Сеть стали бы для меня дальнейшей жизнью.

Я прошел всю деревню, по следам «Варана», и вышел на то, что тут было главной площадью.

Тут мутанты приняли свой последний бой. Самый последний. Откатывались от дома к дому пока могли, бежали толпой, а тут их настигли и с другой стороны.

Всех их перестреляли без жалости и бросили там, где они погибли. Дома тут уже не уцелели, все представляло собой мешанину уцелевших кусков бревен и углей. Огнеметы поработали. А всех, кто не пытался укрыться в домах, просто перестреляли прямо в центре. Согнали как стадо, а потом влепили в толпу очереди из АСВ.

Они все были убиты.

Тут были все — и жопики, и адапты, и муты…

Сплюнув туда, где не было крови, я отвернулся.

А что делать? Что делать, если две трети планеты залито отравой, что делать, если такие вот твари приспособлены к жизни в изменившихся условиях, в том числе и в этой отраве, куда лучше нас, что делать, если их раз в пятьдесят больше и они нас люто ненавидят…

Отступи сейчас — и через несколько лет все, что было в Ачинске, повториться. И где гарантии, что мы успеем отбить то нападение?

Нет таких гарантий. Зато есть гарантии обратного. Отстать от них сейчас — это значит погибнуть в будущем. Они не смиряться, что на планете рядом с ними существуют настоящие, неизмененные люди… Никогда не смиряться. Ни за что. Слишком многое было между нами. Рано или поздно будет столкновение. И лучше уж рано, пока они не выбрались из своих деревень, чем поздно, когда они придут к нам в города.

Я стоял над этими трупами, и смотрел на центр площади, туда, где высилась странная ерундовина.

Сооружение, похожее на длинный острый шпиль, высотой в…

7,53 м

Семь, пятьдесят три метра.

Четырехугольная. Сужающаяся к вершине под углом…

15,6 грд

Да вырубись! Меня пока что это не интересует.

Черная, вроде бы из скверного металла, этакая стамеска, вся исписанная какими-то непонятными значками. Значки как бы вплавлены в металл, проведены чем-то очень горячим и шарообразным, капли металла застыли подобно воску…

Что это такое могло быть? И что это за значки?

Абракадабра.

Я обошел шпиль по кругу, исследуя его. Пришлось переступать через тела… Но мне уже было все равно, насмотрелся уже. Не пластмассовые игрушки, конечно, да и не люди. Им уже все равно.

Стоит на каменной подставке, причем следов крепления не замечено — шпиль плавно уходит прямо в камень, и не видно, где именно они смыкаются… Хотя снег с нее заботливо обметен, видны следы веника. Вот и лопата, простая деревянная лопата под небольшим навесом, и пара веников. Так никто и не тронул.

А вот значки…

Я открыл доступ системе, покопался в памяти, нашел модули перевода. Пять языков, вчетверо больше вариантов письменности, и посмотрел, как сравниваются на вспомогательном экране эти значки.

Сначала я думал, что это китайский. Видел их шрифт, забавные такие иероглифы, каждый из которых может иметь много значений. Когда-то в этих местах они были, могли и до Выжженных земель добраться из своего Китая.

Да и что делать китайскому шпилю на Урале почти? Тут до Китая черт знает сколько километров. И радиоактивные пустыни, которые по ночам светятся. Человеку-то оттуда дойти сюда проблематично, так еще и тащить что-то?

Неужто оттуда уволокли, когда еще войны не было? Могли, вполне. Насколько мне известно, китаезы хитрые повадились в эти земли уже давно, лет двести как.

Но ничего. Все иероглифы китайского языка так же мерно пробежали тут, и индетефикатор даже не дернулся.

Совпали, правда, несколько штук. С вероятностью ноль, запятая, три и ноль, запятая, семь — значки Мин и Янь. Но это все варианты написания… Предположение на какой-нибудь готический шрифт, или просто вольные художества. Украшали, типа. Взяли что-то вроде плазменной горели, и выжгли такие вот узоры.

Шевеление я различил загодя. Несколько человек с вооружением приближалось ко мне со стороны, откуда я пришел сам. Вооружены разномастно, но есть штуковины, однозначно выдающих их всех как наших солдат. АСВ ни с чем не спутаешь, если уж она видна, так видна.

Чуть спустя загорелись точки на карте комма, семь человек, наши.

О, а вот кто это носит такую большую пушку пороховую? Это далеко не штатный НТ, а что-то посильнее, светится оно раза в полтора больше, чем мелкий лучевик. Никак наша командир, майор Спецкорпуса?

Конечно, такая стволина только у нее и есть, я видел сам. Можно с уверенностью идентифицировать Тамару Иванову, выражаясь языком моей системы.

Она самая.

Тамара вышла на площадь, держа руку на кобуре своего пистолета. Пятеро солдат с оружием наизготовку шли за ней, нервно оглядываясь и порываясь показать свое мастерство в стрельбе по движущимся целям. Шестой замыкал шествие, на одном плече АСВ, на другом — камера, уже знакомая мне. На нее снимали вивисекцию того водоплавающего.

— Что-то ищешь? — Спросила Тамара, подходя ближе. Мертвецов она абсолютно не стеснялась, переступала через них совершенно спокойно, а где надо, и отпихивала в сторону ногой кровавые ошметки.

— Да нет, просто прогуливаюсь. — Ответил я с той интонацией, что так всегда нравилась девчонкам в моем институте. Ответил абсолютно неосознанно, просто инстинктивно, как всегда отвечал.

Тамара нахмурилась. Интонация ей очень не понравилась, я прикусил было язык, да было поздно. Слово — не воробей, топором не вырубишь.

— Просто прогуливаешься? Это интересно. И что ты такого тут интересного нашел, что просто прогуливаешься по деревне адаптов?