Линейцы. Дилогия - Андрей Олегович Белянин
– Смотри мне в глаза. Смерть твоих сестер не могла быть напрасной. Надеюсь, люди хотя бы съели их?
– Нет, – слабо пискнула та. – Они сожгли их тела.
– Какая дремучая дикость…
…В шесть утра трубач просигналил подъем. В те времена люди всегда вставали рано, даже офицеры и представители высшего аристократического общества. Под высшим обществом, кстати, обычно подразумевались военные и аристократы, которые, впрочем, в подавляющей массе и были военными людьми. Иногда чиновники высшего ранга, ученые или писатели, но уж никак не певички, актеры, журналисты и прочие, мягко скажем, блогеры.
Никакого разделения на «сов» и «жаворонков», члены царской семьи зачастую поднимались еще раньше, ибо большая власть накладывает и большие обязанности. То есть уже в половине седьмого младший брат государя, великий князь Михаил Николаевич, пожелал, чтоб ему представили новых конвойцев.
Вася стонал, Заур ругался, но все в пять минут были переодеты и доставлены пред светлые очи будущего наместника на Кавказе. Мальчик принял их в отдельной палатке, под охраной самых доверенных лиц. На вид ему было не более десяти лет, но держался он с врожденным достоинством, а потому казался старше. Глаза карие, волосы темно-русые, чуть волнистые, черты лица приятные, невзирая на твердый подбородок и чуть капризные губы.
– Пгашу, пгашу, к нашему шалашу, – тепло улыбаясь, но без малейшей тени фамильярности заговорил он. Мягкое французское грассирование также не портило речи, а наоборот придавало ей некую нотку детскости. – Ипполит Догмидонтович, дгужочек, вижу, вы все заботитесь о моей безопасности?
– Забота чрезмерной не бывает-с, – чуть поморщился полковник, но раздражения в его голосе не было. – Позвольте-с представить вам подпоручика от инфантерии Василия Барлогу, его кунака-с Заурбека Кочесокова, из черкес, а также молодого подхорунжего Тимофея Бескровного с денщиком-с!
Все четверо склонились в верноподданическом поклоне. На Василии был новенький белый мундир, его товарищ облачен в нарядную черкеску, подарок Измаил-бея, Татьяна вытянулась в черном с серебром терском военном мундире, ей перетянули грудь и осторожно подкрасили пушок над верхней губой сажей, создавая иллюзию пробивающихся усиков. Даже дед Ерошка слегка приоделся в новое, хотя предпочел оставить растоптанные по ноге чувяки и простое, ничем не украшенное оружие.
– Что ж, господа, на вид вы все гегои! А могу ли я попгосить вас что-нибудь мне пгодемонстгиговать? Пгаво, в догоге так скучно…
Студенты в замешательстве переглянулись с казаками, но последних просьба не удивила. Еще со времен инспектирования Кубани графом Александром Васильевичем Суворовым-Рымницким, по всем станицам было известно, что высокородные особы любят цирк. Поэтому Татьяна платком завязала себе глаза, три раза обернулась вокруг собственной оси и не целясь дважды пальнула в подброшенную дедом папаху. Оба выстрела попали в цель.
Мальчик неуверенно поаплодировал. Девушка белкой метнулась к ближайшей сосне, подобрала с десяток шишек и с пулеметной скоростью запустила ими в старого казака. Тот не чинясь выхватил шашку, разрубив каждую шишку пополам!
К аплодисментам присоединился полковник Бессонов, но теперь взгляды присутствующих сошлись на наших главных героях. Как я уже говорил, язык не поворачивается называть их попаданцами, по аллегории с поганцами, да и сами ребята в процессе разговора такого слова не упоминали. Хотя современным фантастам нравится, но тут уж у кого какой вкус…
– Опять Лермонтова читать? – тоскливо обернулся к другу Барлога, но тот помотал головой:
– Ребенку лет девять-десять от силы. Тогда уж скорее из Агнии Барто, наверное…
– А-а… есть карточный фокус! Просто огнище, честное слово, – вдруг вспомнил Вася, и огляделся по сторонам. – Господа, не выручите ли?
В ту же секунду не менее пяти колод карт были протянуты ему ближайшими офицерами. Дальше шло как по маслу, забалтывать Вася умел как никто:
– В одном доме жил отец, и было у него четыре комнаты, в которых жили четыре дочери. Но пришли к нему на постой четыре солдата, и он поселил в двух комнат по две дочери, а в двух по два солдата. Но чтобы ночью солдаты не пробрались к дочерям – повесил по замку и поставил по сторожу, а сам лег спать. Сдвиньте. Еще раз. И еще. – Зачарованный маленький князь следил за руками второкурсника, как за пальцами карточного шулера. – А наутро оказалось, что в двух комнатах по две дочери и два солдата, в третьей валяются четверо пьяных сторожей, а в четвертой – сломанные замки!
– Не может быть? Давай еще раз, – подпрыгнув, вскричал мальчик. – Как ты это делаешь, расскажи, расскажи?
По ходу дела он даже забыл про грассирование. Подпоручик самодовольно улыбнулся, сегодня явно был его день. Простенький фокус был показан еще раз пять или шесть, с разными колодами, с шутками и прибаутками, неизменно встречая изумление и восторг зрителей!
Про демонстрацию способностей господина Кочесокова все успешно забыли, что не могло его не радовать. Фокусы он не знал, жонглировать не умел, стрелять, как Татьяна, тоже, да и вообще слабо представлял себе, зачем вообще нужно что-то там про себя доказывать?
Нет, в принципе, можно было попросить пустую бутылку, пару вареных яиц и с помощью горящей бумаги продемонстрировать, как яйца втягиваются в узкое горлышко, но вот только поразит ли это блестящих офицеров императорской армии? Вряд ли.
– Забыли и забыли, – первокурсник тихо щелкнул пальцами, незаметно отступая в сторонку.
Надо ли говорить, насколько он оказался не прав…
В воздухе раздался хриплый клекот, и стальная птица с одним пульсирующим глазом села ему на плечо. Заур вздрогнул, почувствовав себя несчастным Джоном Сильвером, острые когти насквозь пронзили черкеску и бешмет, сокол держался цепко. Трое из охранников великого князя тут же выхватили пистолеты, но стрелять не спешили, оценивая уровень угрозы.
– Я люблю газных птиц, – неуверенно протянул Михаил Николаевич. – Вы с ним охотитесь? Он хгабгый, он умеет бить дичь?
Заурбек быстро осмотрелся, заметил одинокую горлицу, взмывшую в небо, и по неясному наитию вновь щелкнул пальцами, одновременно кивком головы указывая направление. Стальной сокол сорвался с его плеча, меньше чем через минуту бросил к его ногам окровавленную птицу и вновь уселся на плече нового хозяина.
Конвойцы одобрительно захлопали в ладоши, а мальчик смотрел на кровь каким-то странным, сколь отрешенным, столь же и заинтересованным взглядом.
– Бгаво, бгаво… Поваг пгиготовит мне его на обед. А можно мне поближе гассмотгеть вашего сокола?
– Прошу прощения, ваше высочество, но птица еще дикая, приручена плохо и… – начал было молодой человек, но при виде округлившихся глаз Барлоги вовремя вспомнил, кто он и где находится. – Нэт, нэлзя! Птыц злой, в глаз клует больна, минэ чуть нос не откусыл! Шалун такой, э?
– Я не совсем
