Артём Каменистый - Боевая единица

Её ждали.

Запевала троицы дылд при виде жертвы картинно развела руками:

– Ветерок ты наш бедненький! Намучалась? Как тебе крысы? Попочку не объели? Ну, что встала, иди сюда, мы, твои лучшие подружки, приготовили для тебя питательный бульон.

Одна из мучительниц протянула стакан, до половины наполненный мутной жидкостью, ехидно ухмыляясь, произнесла:

– Вот тебе компенсация за все дни голода и жажды, волшебный эликсир. Ты уж извини, что эта моча немного протухла, сама понимаешь, три дня – срок большой.

Дылды, привыкшие к покорности беззащитной жертвы, всё ещё не понимали, что с ней произошли некоторые перемены. Они не почувствовали подвоха даже после того, как она уверенно взяла предложенный стакан без малейшего колебания. Демонстративно понюхав мерзкую жидкость, Лина обвела взглядом обитательниц казармы, сверкающих из углов перепуганными глазами и хладнокровно, чуть насмешливо произнесла:

– Мне кажется, что эта моча изначально была тухлая. Чего ещё от вас можно ожидать?

Увидев, что глаза старшей дылды вспыхнули, наполняясь пониманием необычности ситуации, Лина выплеснула жидкость ей в лицо, одновременно другой рукой перехватила табурет, врезав по голове второй, рубанула стаканом по столу и, не обращая внимания на разрезаемые пальцы, вскрыла стеклянной короной щёку третьей противнице.

Больше она ничего не успела сделать – тренированные старшие превратили её в отбивную.

Но даже упав на пол, забиваемая ногами разъярённых дылд, она не сдавалась, сумела нашарить кусок стекла и попыталась перерезать чьё-то ахиллесово сухожилие. Когда в казарму ворвались инструкторы, избиение продолжала только заводила тройки, да и то проделывала это с минимальной эффективностью – её ослепила смесь мочи, уксуса и красного перца, намешанная в злополучном стакане. Вторая пыталась унять кровь, хлещущую из ран на лице и щиколотке, третья спокойно лежала с пробитой головой.

Лина провела в медицинском блоке почти три недели. Затем ещё неделю в карцере после того, как отказалась рассказать о причинах драки. Утром восьмого дня Садистка проиграла спор на крупную сумму – девочка сумела выбраться из ямы самостоятельно.

Её опять привели на ковёр к настоятельнице, где, белея от её криков и напрягая все силы, чтобы не обмочиться от нескончаемой череды ментальных ударов, Лина вновь отказалась давать объяснения. К этому времени дылды хором выработали свою версию происшествия, по которой взбесившаяся младшая напала на них безо всякой причины. Красноречивое молчание девочки подтверждало их версию.

Лину оставили в Монастыре, но жестоко наказали: в течение месяца она должна была спать на три часа меньше, подметая в это ночное время плац. Для избитой воспитанницы, истощённой лечением и карцером, это было почти невозможно – ей и так не хватало времени на сон. Кроме того, на этот же срок её лишили десерта.

В первый же вечер, когда она направилась было отбывать наказание, путь преградили две девочки. Одна из них, Вика, непреклонно произнесла:

– Ты никуда не пойдёшь. Сегодня я буду подметать вместо тебя.

– Нет, – возразила Лина, – из этого ничего не выйдет. Но... но всё равно, спасибо.

– Не говори ерунды. Мы, младшие, на одно лицо, никто не поймёт.

– Нет, я не хочу, чтобы из-за меня тебя наказали.

– Тебя отсюда никто не выпустит, – сказала Лена, вторая девочка.

Оглянувшись, Лина увидела, что её обступают остальные обитательницы казармы. Многие явно опасались конфликтовать с опасной воспитанницей, но отступать не собирались. Глотая невольные слёзы, девочка кивнула, подчиняясь воле коллектива.

За все тридцать ночей Лина ни разу не прикоснулась к метле – за неё по очереди работали остальные младшие. Охрана, некоторые инструкторы, привратник Матвей и даже настоятельница прекрасно понимали, что каждую ночь приходит другая девочка, но никаких последствий не было. Наказанную воспитанницу никто не выдал, кроме того, весь этот срок чуть ли не ежедневно ей тайком передавали разнообразные деликатесы кое-кто из сотрудниц и девочки, приезжающие с побывки от родных. Съесть всё это в одиночку было невозможно, так что вся казарма Лины жила дарами благотворительниц.

Дылд исключили без права называться бывшими воспитанницами. Причины не объявлялись.

– Парень, отошёл бы ты от меня, – буркнул Рог, отступив на пару шагов от неприятного соседа.

Труп кладбищенского сторожа никак не отреагировал на слова водителя – остался на месте. Чуть покачиваясь с носков на пятки, он тупо уставился куда-то вдаль мёртвыми глазами, из уголка рта показалась струйка слюны.

– Расслабься! – Фауст хлопнул напарника по плечу. – Нормальный жмур, чистенький, свеженький, можно сказать, нулёвый. Он ведь даже в земле не полежал. Да и внешне очень даже симпатичный.

– Ну так трахнись с ним, – угрюмо предложил Рог, – раз уж у вас такая взаимная симпатия.

– Увы, до взаимности далеко, – печально вздохнул Фауст. – Сам видишь, его тянет именно к тебе. Странно, что он нашёл в такой волосатой обезьяне?

Обсуждение перспектив потенциальной некрофилии прервал треск электрических разрядов. Макушки прутьев оград и концы крестов засияли голубоватыми огоньками, на свежей могиле, окружённой тройкой рухимов, зашевелилась земля, вспучиваясь вытянутым пузырём. Осыпавшись, она обнажила гроб. Тринадцатый, подойдя к нему, разнёс крышку в щепки парочкой ударов, осмотрел содержимое, глухо констатировал:

– Хорошее тело. Оно подходит для нашего замысла.

– Зашибись, я уж думал, что всё кладбище придётся перекапывать, – обрадовался Рог.

Действительно, до этого демон забраковал сразу двух покойников.

Рухимы перешли к следующей могиле, но Тринадцатый задержался. Достав из гнезда металлического пояса цилиндрик размером и толщиной с сосиску, нажатием когтя откинул в сторону колпачок. Из обнажившегося отверстия тотчас полезла тонкая зелёная нить, напоминавшая стебель вьющегося растения. Демон опустил руку, позволив ей скользнуть в темноту вскрытого гроба.

Напарники, затаив дыхание, наблюдали за священнодействием грозного повелителя. Охнув при виде хозяина гроба, показавшего свою голову, Рог покачал головой:

– Вот с этим пусть Ксас трахается. Мама моя, неужели ты и его назовёшь красавчиком?

– Ты ко мне обратился или к маме? – уточнил Фауст.

– А что, ты видишь здесь мою маму?

– Ну, если вопрос ко мне, то я обычно предпочитаю женщин. Мне трудно судить о мужской красоте, здесь тебе все карты в руки.

– Я тебя сейчас зарою! – пригрозил Рог. – Вон, и жилплощадь как раз освободилась.