Григорий Шаргородский - Поводырь чудовищ

После прохождения мимо столицы наместника поселения славян приобретали все более богатый вид — частоколы исчезли, зато появились сады и стоящие в отдалении от сел хутора. И чем ближе к столице королевства, тем более обжитыми становились берега реки. Селения шли один за другим, подпирая друг друга ухоженными полями. А лес был изгнан к самому горизонту. Оживилась жизнь и на реке — мы встречали и обгоняли множество торговых и военных судов. Первых конечно же было больше. Среди всего этого разнообразия суда с «угриной» тягой попадались не так уж часто. Кстати, я узнал, что наших «лошадок» называют «акаяси».

Интересно, откуда в смешанном кельтско-славянском языке появилось японское слово? Увы, уточнить не удалось, потому что при виде любопытства на моем лице Вторака аж передернуло, и я оставил его в покое. В принципе редкость буксируемых судов была вполне объяснима — при дальнейших наблюдениях стало понятно, что акаяси тащат только военные дракары и торговые ладьи дальнего следования. Подобный вид транспорта наверняка стоит немало золота, так что торговцы местного уровня обходились парусом и веслами. Не говоря уже о рыбаках.

На последнюю ночевку мы остановились практически в пригороде столицы, потому что дракару нужно было сгрузить на военной базе какие-то ящики. Поэтому к городу подплывали в утреннем тумане. Местные жители наверняка недолюбливали эту речную дымку, каждое утро пропитывающую влагой все, до чего она могла дотянуться, но в моих глазах туман делал незнакомый город таинственным и прекрасным. Огромное светило, которому местные жители дали имя Ярило, словно выпрыгнуло из тумана, и казавшаяся монолитной дымка испуганно прижалась к воде и, скользнув по глади реки, бесследно растворилась в прибрежных зарослях. Передо мной встал удивительный город. Стены его домов казались легкими и ажурными, а дворцы, словно невесомые, устремлялись, к небу.

Глава 2

КУРСАНТ

Столица брадарского королевства считалась величественнейшим городом в этом мире, хотя, по мнению арабов, самым красивым был Исламбул. Лугус во всех смыслах этого слова был городом контрастов. Поразившая меня при первом знакомстве легкость оказалась лишь ажурной «одеждой», до времени скрывающей от взора врагов основательность и незыблемость. Этот эффект достигался тем, что практически все стены в городе были прикрыты деревянными решетками-шпалерами, на которых рос виноград. И только высокие башенки и купола дворцов сверкали блоками дорогого белого мрамора, ажурность которым придавали узорные пропилы. Глядя на эти башенки, можно было предположить, что арабы правы, потому что мрамор сюда привозили из окрестностей Исламбула — «города ислама», прозванного за внешний вид жемчужиной запада. Арабы в этом мире жили на западе, а кельты на востоке, так что мне приходилось чуть переосмысливать устоявшиеся в моем сознании понятия о восточных и западных культурах.

Особо гнетущим Лугус казался в полдень, когда Ярило нависал над головой, а серые стены домов начинали излучать жару даже сквозь зелень винограда на шпалерах. Хорошо, что форменная куртка имела парадный вариант — белый с серебряным шитьем, а то в боевой черной мне бы в такую жару не поздоровилось.

Внешне я довольно сильно выделялся на фоне прохожих, одетых в некую смесь славянских нарядов и кельтских хитонов. На мне красовалась вышеупомянутая куртка-безрукавка японского стиля. Хорошо, что у поводырей не прижилось кимоно, вот бы я намучился. Под запахивающейся курткой у меня имелась белая шелковая рубаха. Костюм дополняли коричневые шаровары и такого же цвета мягкие сапоги. На широком поясе висел прямой меч, только мешавший при ходьбе.

Мне-то что, а вот постовым у ворот нашей школы сейчас приходится туго — пластинчатые самурайские латы, причем черного цвета, под жарким Ярилом превращаются в духовку.

В такие дни меня всегда тянуло в прохладу подвала книжного магазина, куда я и направлялся, — только там можно смириться с душной атмосферой этого города.

Так уж случилось, что при первом знакомстве Лугус буквально растоптал меня, и не столько своей мощью и фундаментальностью, а известием о том, что я попал в армейскую кабалу на десять местных лет, которые, как назло, почти в полтора раза длиннее земных.

Заверенный моим отпечатком контракт имел хитрые исключения. Хотя в тот момент я вполне мог подписать вечные обязательства и без каких-либо юридических хитростей. В контракте говорилось, что мне предстоит прослужить в королевской тяжелой пехоте пять лет. Но в одном из исключений имелась пометка, что в случае выявления у меня специфических способностей я поступаю в корпус поводырей на десять лет. И вербовщик в пограничном форте, и князь бегали вокруг меня именно потому, что подозревали наличие тех самых способностей.

И вот теперь я стал курсантом учебной роты корпуса поводырей.

«Веселенькое» известие о сроке службы сначала повергло меня в шок, который перешел в депрессию. Куда-то улетучились планы по завоеванию значимого места в этом мире, и все силы уходили на учебу. С другой стороны, это было не так уж плохо — за два месяца пребывания в Лугусе я ознакомился с местными обычаями, а также поднаторел в языке и даже научился читать. Именно с этой целью я и направлялся в большую книжную лавку, которая находилась в центре купеческого квартала.

В этот квартал я добрался, воспользовавшись паромом через полноводную Дольгу — главную реку государства. Если посмотреть с высоты птичьего полета, то столица выглядела как своеобразный цветок. Посредине неровный круг самого города в обрамлении высоких стен — история у Лугуса была очень неспокойной. К городу примыкали кварталы-пригороды, также обнесенные солидными стенами. Вверх по течению Дольги, параллельно друг другу, на разных берегах находились купеческий и первый магический кварталы. В одном жили и держали свои склады купцы, а во втором размещались магические школы, жилье самих магов и другие учебные заведения, в том числе «школа поводырей». Вниз по течению такой же парой расположились еще два квартала-лепестка: мастеровой и второй магический. Такое расположение оправдывало себя — Дольга текла через центральную часть города, не замутненная промышленными отходами, которых изрядно вытекало из сливных систем как обычных, так и магических мастерских. Еще два квартала уходили перпендикулярно от реки. Там находились спальные районы и места увеселений не очень высокого пошиба. Все дорогие заведения и магазины располагались в центральной части Лугуса.

Сегодня была неделя — в смысле воскресенье, последний день седмицы, — так что после утренних занятий я оказался совершенно свободен. На вечер планировались развлечения, а день можно было потратить на самообразование. Вот так я и жил последние два месяца — по графику, ровно и особо не заботясь о будущем, но именно в этот день моя размеренная жизнь и дала трещину, даже целых две.