Алексей Колентьев - Партизаны третьей мировой. Главный противник
Подойдя к скорчившемуся на земле американцу, я легонько ткнул его носом берца в бок. Тот дёрнулся как от удара током и проворно отполз на пару шагов. Успокаивающе подняв ладонь невооружённой руки, я снова перешёл на английский:
— Тебе лучше идти к своим, специалист. Видишь того старого русского, что пошёл к твоей машине? — Я указал украдкой на бегущего к БМП Варенуху — Не хотел тебе говорить, но он старый коммунист и не одобряет того, что я решил тебя отпустить.
На лице пленного проступило понимание, сменившегося мертвенной бледностью и ещё одним приступом ужаса. Вскочив, американец выжидательно посмотрел на меня.
— Беги по шоссе, на северо–запад, я отвлеку коммуниста. Минут двадцать у тебя будет, чтобы добраться до леса, беги!
Уговаривать иностранца не пришлось, пленник запинаясь и падая, резво припустил по обочине в указанном направлении, поминутно оглядываясь, видимо ожидая выстрела в спину. Смотря вслед удаляющемуся специалисту, я впервые за сегодняшний день испытал чувство, что всё стало хоть немного налаживаться. Первый шажок к непомерной для теперь уже троих оторванных от дома и соотечественников «лишних» людей, сделан. Пусть пока маленький и микроскопический в масштабах развернувшейся трагедии, но из таких вот эпизодов и складывается победа. Как только его долговязая фигура скрылась за пригорком, я ускоренным шагом двинул к БМП, чтобы помочь Варенухе с устройством сюрприза. Пленника я отпустил не зря: если мы собираемся действительно регулярно доставлять амерам неприятности, то следует также давить на психику. Этому я научился в Чечне, где нечто подобное делали местные духи. Такой приём оказывал сильный деморализующий эффект, особенно на новичков. Молодые с ужасом слушали переходящие из уст в уста рассказы об издевательствах боевиков над пленными. Лекарство как всегда было в подобном: как только убиваешь своего первого духа, страх прячется в самый угол подсознания и лишь делает тебя сильнее. Но я надеялся, что с амерами всё будет иначе. После войны я стал интересоваться, как подобные вещи переносят солдаты в других странах. Вьетнамский опыт меня особо не вдохновлял, народ в семидесятые годы был крепче, чем в девяностые. Ещё жива была память о прошедшей войне с фашистами, боевой дух американцев даже на первый взгляд казался очень высоким. Другое дело последующие войны с арабами и афганскими духами. Часто приходилось читать и слышать, как люди сходят с ума от боевой усталости, просто на ровном месте. Без выхода на боевые, сидя на каких–нибудь хозработах или чиня технику в автобате. А условия в лагерях американских вояк гораздо лучше, чем были у нас в том же Афганистане. Вникая в проблему глубже и читая сообщения в новом интернет изобретении — живом журнале какого–нибудь ветерана из американской Алабамы или английского Саутгемптона, я начинал понимать разницу. Западные люди слишком привыкли к комфорту и долгой жизни, наполненной лишь мелкими неприятностями. Так или иначе, всё можно решить и снова существовать не напрягаясь. Приходя на войну, такой человек думает, что попал в видеоигру, где в любой момент можно нажать на паузу и всё прекратится. А когда приходит понимание, что это шутки кончились, стресс выдавливает из западного человека всю волю к победе. Я не говорю про всяких киношных «рэйнджеров» и бравых «маринс», этих наверняка мало и им и так хватает забот и дел. Мы же будем иметь дело с наёмниками, которые особо рисковать не желают и с военными из строевых частей. Эти в массе своей жиже по духу и не так сообразительны. Конечно, есть у них всякая техника, они организованы и прекрасно вооружены. Но вот тут мы и будем работать над тем, чтобы эту идиллию нарушить. Внести диссонанс, заставить бояться и как следствие совершать ошибки, паниковать. Только так можно попробовать выжить самим.
В последний раз глянув на впавшего в ступор Андрея, чёрной запятой выделявшегося на фоне зелени луга, я повернулся к артельщикам, и увиденное стало ещё одним позитивным импульсом. Оба были заняты делом: Михась сортировал патроны к двум разложенным на его куртке карабинам, а водитель Варенуха вылез из недр подбитой БМП показал мне измазаны в чёрной смазке правый кулак, с отогнутым вверх большим пальцем.
— Я тут чего придумал — Водила спрыгнул на землю и стал водить корявыми пальцами в воздухе, объясняя идею — Трупы можно внутрь прибрать, аппарель закроем изнутри. Ты говорил, Антон, что у них в форме радио вшито?
— Маячки навигационные, и что?
— А то — Варенуха хитро оскалился, сверкнув железной фиксой — Аппарель я закрою, а к боекомплекту гранату привяжу. Станут оне люк открывать и всем тут же хана!
Идея показалась мне здравой и я пошёл вместе с водилой снова к дороге откуда мы споро дотащили труп казнённого танкиста и сложили его в десантный отсек танкетки, где уже вповалку лежало ещё двое американцев, прибранных невольным изобретателем чуть раньше. Приладив к люку найденную среди прочего трофейного хлама осколочную круглую гранату, соединённую с отрезком тонкой медной проволоки, мы совместными усилиями закрыли бронемашину наглухо. Механизм аппарели водила испортил изнутри, поэтому вручную снаружи её уже не опустить. Если ремонтники будут ломиться внутрь, так и так придётся открыть один из трёх люков, соединённых проволокой с гранатой. Отойдя на десяток метров от подбитой машины и придирчиво её осмотрев, было решено, что и так сойдёт. А буде пиндосы заподозрят неладное, так значит и у них бывает в жизни светлая полоса. Сейчас более всего меня, как молчаливо избранного лидера нашей маленькой партизанской группы, волновали более насущные вопросы. По словам Михася, патронов было меньше чем два штатных магазина на ствол. Для солидного боя не хватит и уж тем более с таким арсеналом: два полуавтоматических «укорота», да пара таких же восьмизарядных маломощных пистоля, это не артиллерия. Но в нашем случае, хорошо, что хоть это есть.
Уйдя от бронемашины, мы взяли направление строго на запад, ориентируясь по меткам на распечатке и встроенному в мои часы компасу. Штука удобная, покупал для охоты, чтобы не мыкаться по лесу в случае чего. Бывалые говорили, что мол, компас в часах — вещь бесполезная, декор да и только. При этом они многозначительно потрясали «луковицами» солидных приборов стоящих немалых денег, а кто–то даже хвастался новомодными электронными приборчиками спутниковой навигации. Я не спорил, уважая чужие причуды, но всегда делал по–своему. Когда делаешь ставку на мобильность, всегда в чём то проигрываешь, но достигается главное преимущество: всё своё ношу с собой. Поэтому вот сейчас, у меня был не такой точный, но компас, а в кармане лежал пусть и не тесак, но хороший складной нож. Поэтому и не заблужусь и в случае чего, будет чем хлебушек порезать. Нож тоже всегда ношу с собой, даже если иду за хлебом. Знакомые, ну из тех, что говорили про компас, опять не одобряли, считая это блажью и чудачеством. И снова я не обижался, поскольку ножик этот был дорог мне как память. Чёрная, роговая рукоять и широкое семнадцатисантиметровое стальное лезвие. Обычный складной нож, взятый в качестве трофея во время дежурства на концерте заезжей знаменитости. Парень, у которого я отнял «железку», затеял драку с приятелями у касс, по счастью никого не порезал. Менты из оцепления вмешиваться не хотели, боялись связываться с поножовщиной, а я вписался. В результате получил отличный ножик и премию от тогдашнего начальника смены. Трофей потом оказался чем–то очень редким, один продавец из охотничьего магазина где я всё время покупаю патроны и кой–чего по мелочи, даже предлагал за нож четыреста баксов. Но есть у меня такая черта — за деньги друзей не покупаю и тем более не продаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});