Дуглас Хьюлик - Свой среди воров
– Это мне на память.
– Надеюсь, в следующий раз ты ничего не забудешь.
– Ни в коем случае.
Мы посидели молча. Я невидящим взглядом следил за прохожими на Уступчатой улице; Козима вела мысленные диалоги. Наконец она склонилась и отжала подол юбки.
– Дрот, он не виноват.
Ах, вот оно что! Я голову сломал.
– Я не сержусь на Эппириса, – сказал я.
– И он на тебя.
– Знаю, – соврал я.
– Просто… у него тоже есть гордость, Дрот. Дело не в том, что ты от нас чего-то требуешь. По мелочи только – снадобья, травки, это не в счет. И я ему твержу, что он бы на костылях скакал да припарками торговал, не заставь ты Клитера…
– Козима, – перебил я, – не будем об этом.
Она очаровательно закусила губу.
– Он человек не злой, Дрот. Просто… – Она не договорила.
Просто ему не нравится, что у него лендлордом бандит. Он же сосед. И женин приятель.
Я отхлебнул остывшего горького чая. И уже собрался ответить, как вдруг заметил знакомую фигуру. Я тут же вылил остатки чая на мостовую и отдал пустую чашку Козиме.
– Прости, – сказал я, не сводя глаз с приближавшегося Дегана, – мне пора.
Козима смотрела то на чашку, то на меня. Потом проследила за моим взглядом и напряглась.
– А мне пора проведать девочек, – сказала она, поднимаясь.
Я тронул ее за руку:
– Все в порядке. Это друг.
– Тебе, может, и друг. – Козима слабо улыбнулась и поежилась. – Прости, – проговорила она и скрылась в аптеке.
Наш брат, не считая меня, Козиму нервировал. Тени Клитера.
Я вышел на Уступчатую улицу и подождал Дегана. За спиной хлопнула дверь.
– Занят? – спросил я, когда он подошел.
– И тебе здрасте. И нет, я не занят, – ответил Деган.
Вопрос я задал из вежливости. Понять, занят Бронзовый Деган или нет, было проще простого. Он попросту исчезал, когда работал. Проходил день, другой. Неделя, вторая, иногда месяц. И вдруг глядь, а он вернулся. И снова хохочет, режется в кости и мается дурью, как ни в чем не бывало. На заре нашей дружбы я заводил расспросы, донимая его и других: где был да что делал. Но Деган молчал как рыба. И я, Нос, оставался с носом, а Деган только улыбался моим жалобам.
Так или иначе, к чертям его чувство юмора.
– Что ты задумал? – спросил Деган.
– Мне нужно, чтобы меня вечером подстраховали.
– Надо же, какая новость!
– На сей раз дело серьезнее, – сказал я, и Деган поднял бровь, все еще улыбаясь. – Мне придется отправиться в Десять Путей.
Улыбка погасла.
– Вот те раз! – Он немного подумал. – Жить надоело?
– Ничуть.
– Я просто спросил, – кивнул Деган.
6
– Выглядит так же, – оценил Деган. – Пахнет хуже.
– Это райские кущи по сравнению с летом, – ответил я, – а мы еще не вошли.
– Не напоминай.
Мы стояли на границе Десяти Путей. Перед нами был побитый временем арочный проход, в конце которого зияли ворота. Створки давно сорвали и умыкнули. С обеих сторон тянулись стены, отделявшие город от Десяти Путей или Десять Путей от города. Это с какой стороны посмотреть.
Десять Путей – старый кордон, а город еще старше. Илдрекку основали больше тысячи лет назад; она была сердцем королевств и империй задолго до того, как династия Дорминикосов сделала ее своей столицей. Это был город растущих дворцов и забытых храмов, резного камня и дряхлых руин; здесь можно было с улицы перемахнуть через стену и очутиться в садике много ниже или на крыше среди развешанного белья. Копни поглубже – и вот осколки былого, посмотри вверх – и там воссияет славное будущее.
Про то, почему Десять Путей называют Десятью Путями, рассказывают разное. Мол, что ни квартал, то десять путей к смерти; другие говорят, что покинуть кордон можно лишь десятью верными путями; третьи вспоминают как минимум десять способов грабежа, и так далее. Мне больше нравится отсылка к шлюхе, которая… Ограничимся тем, что скажем: она была изобретательна, когда приходилось ублажать многих клиентов за раз.
Но байки байками, а квартал и впрямь очень древний. Сверьтесь со старыми картами и городскими архивами – сразу увидите, что, так или иначе, Десять Путей существовали задолго до воцарения династии Бессмертных Дорминикосов и привечали ученых и богачей. Конечно, здесь многое перестроили, но я клянусь, что временами, глубокой ночью, средь шума и гама подвалов, которые здесь сходили за кабаки, я слышал голоса, сочившиеся из стен восемью веками истории. Может быть, дело в дешевом вине и дыме, но я не верю, что столько душ, посетивших эти места, прошло и не оставило следа среди камней…
– Ты знаешь, где найти этого Дилера? – осведомился Деган.
Я сказал ему, что мы ищем барыгу по имени Федим, но умолчал зачем.
– Пока нет, – отозвался я. – Сейчас мы просто походим и осмотримся. Мне нужно заново знакомиться с местными порядками. Если повезет, встретим старых знакомых.
– А если не повезет?
– Старые знакомые все равно никуда не денутся, если есть.
– Но почему же мне кажется, что вечер закончится невезением?
Я пропустил его слова мимо ушей.
Кордон был во многом прежним. Главная улица, Путь Утешения, была широка для Десяти Путей и узка для Илдрекки. В мостовой не хватало половины булыжников, а остальные были в грязи и отбросах и представляли опасность. Боковые улицы смахивали на проулки, а проулки – на случайные щели между домами. Кусочек неба, видный нам, затянуло дымом, который скрыл звезды.
Сами здания разваливались на глазах – и старые, и новые. Примерно каждому пятому недоставало крыши, стены или еще чего-то важного. Повсюду виднелись то цветочный ящик, то садик, то свежевыкрашенная притолока – попытки Светляков облагородить свою часть кордона и придать ей жилой вид. Может, им это и нравилось, но мне казалось, что их старания только подчеркивали убожество.
Я постоянно чувствовал взгляды. Кенты из Десяти Путей мгновенно признали в нас чужаков без всяких опознавательных знаков, не говоря о словах. В это время дня улицы были малолюдны. Я не приметил хвоста, но ни на миг не поверил, что его не было.
Я останавливался на перекрестках, стучался в двери, называл имена и освежал память собеседников монетами. Но бо́льшая часть моих знакомых либо исчезла, либо помалкивала. Я перестал быть местным и не заслуживал доверия. Я ничего не узнал ни о Никко, ни о Келлзе, ни даже о Дилере Федиме.
В конце концов я заплатил трем членам Круга за отыскание моего старого и надежного осведомителя десятилетней давности – Шептуна по имени Элек. Выяснилось, что он полгода как помер, и я сорвался.
– Кто его уделал? – гаркнул я на старьевщицу, которая сообщила мне о кончине Элека – после того, как я оплатил ее услуги.
– Это… это… – Она зашлась в приступе нервного кашля.
– Элиза! – каркнули сбоку.
Я посмотрел и увидел, что на пороге сидит кто-то в плаще. Силуэт был еле виден, плащ отлично сливался с сумерками.
– Молчаливая Элиза?
Тот кивнул – вернее, дрогнул его капюшон.
– И где она сейчас? – спросил я.
– В «Розе и замке».
Эту таверну я знал. Я кинул медяк, и тот был пойман на лету. Человек хмыкнул, а я пошел по улице. Деган косился на меня, но воздерживался от разговоров.
Молчаливая Элиза не молчала никогда и ни при каких обстоятельствах. Горластая, скандальная баба – и лучшее Ухо во всем кордоне. Когда люди думают, что их не слышно, если орать побольше и погромче, у них развязываются языки. Ее сведения обошлись мне дороже, чем я хотел, но кувшин вина и пригоршня соколиков, переданная под столом, сделали свое дело. Мы поняли, куда идти, потратив час на ее болтовню… обо всем на свете.
Мы вышли из «Розы и замка», когда солнце уже коснулось горизонта, и не успели отойди далеко, как Деган дернул меня за руку.
– Это уже третье, – сказал он. – По числу кварталов.
– О чем ты говоришь?
– Об ахрами.
Я глянул вниз и обнаружил, что сую за пазуху мешочек. А зерно уже размякало под языком.
– И что?
– Ничего, – пожал плечами Деган.
– Мне здесь не по душе, – объяснил я.
– Еще бы!
– Я из кожи вон лез, чтобы отсюда вырваться. И меньше всего на свете хотел вернуться.
– Ну да.
– А теперь сука Лиза дерет с меня четыре соколика за адрес лавки Федима. Это чистое хамство.
– Да я и не спорю.
Мы прошли еще немного и свернули за угол.
– Ну так что тебя гложет? – спросил Деган.
– Я только что объяснил.
– Было дело, – кивнул он.
– Ну и отвали.
– Разумеется.
Мы свернули в очередной проулок, который был темнее и теснее тех, где уже побывали. Мое ночное зрение начало пробуждаться, и убогие окрестности подернулись янтарной дымкой. Острее запахло мочой и гнилым мясом.
– Ну? – произнес Деган.
Я молчал, на ходу вглядываясь в тени.
