Бертрам Чандлер - Трудное восхождение
— Все это очень любопытно, капитан, — заговорил мистер Адам. Его голос — приятный и даже не совсем механический баритон — исходил из мембраны на горле. — Сейчас, я полагаю, мы легли на траекторию к Делакрону.
— Да, мистер Адам. Вон там солнце Делакрона — на три часа от центра иллюминатора.
— А эти странные искажения, несомненно, — следствие темпоральной прецессии при работе Движителя… — спустя пару секунд пробормотал робот, словно про себя. — Интересно.
— Вы наверняка уже видели это, пока летели с Земли на Линдисфарн.
— Нет, капитан. Меня не пригласили в рубку крейсера, — робот совсем по-человечески пожал плечами. — Я… думаю, капитан Грисби мне не доверял.
Странно. Совсем не похоже на Грисби… Одно время Граймс служил под его командой. Грисби, которому довелось служить на Земле в морском флоте, Грисби, который часто сожалел об ушедшей эпохе парусов, деревянных кораблей и железных людей… разумеется, не таких, как мистер Адам.
— Да, — задумчиво продолжал робот. — Я нахожу все это не только интересным, но и удивительным…
— Что именно? — полюбопытствовал Граймс.
— Все это — взлет, установление траектории, выбор оптимального соотношения ускорения и уровня темпоральной прецессии — насколько… быстрее мог бы сделать кто-нибудь вроде меня.
«Ты хотел сказать „лучше“, а не „быстрее“. Но ты слишком тактичен, чтобы сказать это прямо».
— И, кроме того… Вы, создания из плоти и крови, эволюционировали, чтобы приспособиться к условиям на своей планете — единственной из миллиардов. Космос нельзя назвать вашей естественной средой обитания.
— Мы возим свою среду с собой, мистер Адам.
Граймс заметил, что все офицеры в рубке — мичман фон Танненбаум, мичман Бидль и радист лейтенант Словотный — внимательно слушают их дискуссию с роботом и ждут, что ответит капитан. Надо быть осторожнее. Граймс ухмыльнулся:
— И не забывайте, что и сам человек — весьма неплохой самоуправляемый и самовоспроизводящий многоцелевой робот.
— Есть много путей воспроизводства себе подобных, — спокойно заметил мистер Адам.
— Лично я предпочитаю по старинке! — вклинился в разговор фон Танненбаум.
Граймс укоризненно поглядел на белокурого атлета — но было уже поздно: Словотный невежливо расхохотался. Даже Бидль соизволил улыбнуться.
Капитан издал тщательно выверенный смешок.
— Ну что ж, концерт начинается, джентльмены. Оставляю корабль в ваших умелых ручках, Первый. Установите часы на нормальное космическое время. Мистер Адам, по правилам гостеприимства мне полагается пригласить вас в мою каюту. Поговорить о том о сем и пропустить по глоточку…
Мистер Адам рассмеялся:
— Я тоже в данный момент нуждаюсь в смазке — как и вы, капитан. Но я не возвожу это в ранг ритуала. И все же мне будет очень приятно поговорить с вами, пока вы пьете.
— Пойдемте, — со вздохом ответил Граймс.
На маленьком корабле пассажир может скрасить однообразие будней Глубокого космоса — а может стать источником головной боли.
Поначалу мистер Адам, казалось, возгорелся трогательным желанием доказать, что может быть хорошим товарищем. Он умел вести беседу — причем чуть ли не на любую тему. Как заметил Бидль, мистер Адам проглотил энциклопедию, на что мистер МакКлауд, инженер-механик, возразил, энциклопедию забыли внутри во время сборки. Но мистер Адам умел не только говорить, но и слушать. Это было хуже. Казалось, можно увидеть, как в его металлической голове крутятся колесики и шестеренки, сортируя информацию: бесполезная отметается, а полезная добавляется в банк данных. Еще мистер Адам умел играть в шахматы — еще бы! Иногда он даже проигрывал — судя по всему, исключительно из вежливости. То же самое происходило во время карточных игр.
Наконец Граймс вызвал Спуки Дина, офицера псионической связи, по прозвищу Призрак. Бутылка и стаканы уже стояли на столе, когда высокий хрупкий молодой человек, похожий на сгусток эктоплазмы, завернутый в униформу ФИКС, словно просочился через дверь каюты. Опустившись в кресло, он немедленно принял у капитана стакан с чистым джином.
— За то, что у нас под килтом, — провозгласил Граймс. Этот непристойный тост последнее время стал весьма популярен.
— Физическое вмешательство в частную жизнь, — буркнул Дин. — Ничего не имею против.
— На что вы намекаете, мистер Дин?
— Я знаю, капитан, что вы собираетесь попросить меня нарушить клятву Райновского института. Чтобы об этом догадаться, не нужно быть телепатом. Одно и то же — каждый раз, как мы везем пассажира. Каждый раз вы просите меня заглянуть в их мозги, чтобы понять, что и как у них там тикает.
— Только когда на карту поставлена безопасность корабля, — возразил Граймс и налил Дину еще один стакан: содержимое первого непонятным образом исчезло.
— Вы…боитесь нашего пассажира?
Граймс нахмурился. «Боитесь» — слишком сильно сказано. И все же люди живые всегда опасались роботов — людей искусственных. Дурное предчувствие? Или этот робот — просто воплощение мира машин? Безмозглых машин, которые с каждым годом занимают все больше места в человеческих делах и мыслях?
— Мистер Адам — не безмозглая машина, — тихо проговорил Спуки Дин.
Граймс метнул на него гневный взгляд. Он уже собирался рявкнуть: «Какое вам дело, черт побери, о чем думаю я?» — но сдержался. В любом случае, это не имело значения.
— И у мистера Адама есть не только мозги, но и разум, — продолжал телепат.
— Именно это меня интересовало.
— Да. Он транслирует мысли, капитан, как и вы все. Беда в том, что я не очень хорошо настроился на его… частоту.
— А чувства? Может быть… враждебность по отношению к нам? К людям?
Дин протянул пустой стакан, Граймс налил. Телепат сделал изящный глоток.
— Я… мне так не кажется, — неуверенно сказал он. — Но, как я уже сказал, его разум — не человеческий разум. Можно ли назвать его чувства презрением? Нет, не совсем. Жалость? Да, возможно. Некая удивленная симпатия? Да…
— В общем, примерно то, что мы бы чувствовали, скажем, к собаке, обладающей связной речью.
— Да.
— Еще что-нибудь?
— Я могу ошибаться, капитан. Наверняка ошибаюсь. Я впервые подслушиваю мысли неорганического, искусственного существа. Кажется, это сильное ощущение… своей миссии.
— Миссии?!
— Да. Он напоминает мне священника, которого мы везли не так давно — который собирался обращать в истинную веру язычников Тарварке.
— Грязное занятие, — высказался Граймс. — Заставлять туземцев отречься от их собственных, вполне достойных местных божков, чтобы они перестали пулять ракетами в торговый пост, установленный без их разрешения.
— Отец Клири был иного мнения.
— Его проблемы. Интересно, что случилось с бедным ублюдком?
— Стоит ли так говорить, капитан?
— Не стоит. Для вас нет разницы, говорю я или думаю — вы все равно это слышите… Так получается, этот мистер Адам — миссионер? Бред.
— Это только мое ощущение.
— Или не бред, — продолжал Граймс, проигнорировав его реплику. — Робот такого класса может пройти туда, куда не может человек. Их для этого и делают. В Солнечной системе они, к примеру, исследовали Меркурий, Юпитер и Сатурн. Послать робота-миссионера на ту же Тарварку имело бы смысл — ему не повредят ни отравленные стрелы, ни копья… Но Делакрон? Это же колония Земли. Быть не может.
— Но я почувствовал именно это, — настаивал Дин.
— Чувства чувствам рознь, — внушительно заявил Граймс. — Не забывайте, что это неорганический мозг. Может, нужен особый шифр, язык…
— Для телепата не существует ни шифров, ни языков, — Дин продемонстрировал пустой стакан, и Граймс налил. — Не забывайте, капитан, что на Делакроне есть и машины, разумные машины. Не очень высокого уровня, должен заметить, но… Вы, наверное, слышали о споре между Делакроном и соседней планетой — Малдуном…
Вопрос был излишним. Примерно посередине между двумя планетными системами находилась звезда с единственной планетой на близкой орбите — и на этой планете имелись богатейшие залежи радиоактивных руд. На нее претендовали и Делакрон, и Малдун. Делакрону руды были нужны для собственной промышленности, а менее технологически развитый Малдун собирался экспортировать их в другие миры Федерации.
Но мистер Адам? Зачем он там понадобился? Согласно официальным документам, он программист, чьи услуги временно предоставлены правительству Делакрона Большим Советом Федерации. Программист… обучающий машины… Разумная машина, обучающая другие разумные машины… Чему?
И кто программировал его самого?
Знакомый шаблон — смутный, неясный, но несомненный — начал наконец прорисовываться. Так уже делалось, и не однажды: переброска революционеров туда, где они смогут причинить наибольший вред, за счет правительства, абсолютно не разделяющего их устремлений…
