Альфред Ван Вогт - Расхождения с руководством
Риим были очень уязвимы. Их метод коммуникации, хотя и особенный и уникальный, давал возможность интенсивного влияния сразу на них всех. Снова и снова повторял Гросвенф свое послание, каждый раз добавляя по одному звену инструкции относительно их будущих действий. Инструкция была такова:
«Измените изображения, которые вы использовали против находящихся на корабле, потом уберите их совсем. Измените изображения так, чтобы те, на кого они направлены, могли расслабиться и заснуть… потом уберите их… Ваша дружеская акция стала причиной большого несчастья. Мы тоже настроены к вам дружественно, но ваш метод выражения дружбы причиняет нам зло».
У него были лишь смутные представления о том, как долго он вливал свои команды в эту огромнейшую нервную систему. Часа два, как показалось ему. Но сколько бы времени ни прошло, он перестал ощущать его ход, лишь только выключатель энцефало-аджустера автоматически прервал связь между ним и изображением на стене его отдела.
Прежние знакомые ощущения резко вошли в его сознание. Он взглянул туда, где должно было находиться изображение. Оно исчезло… Гросвенф быстро огляделся, ища Кориту. Археолог поник на стуле, погруженный в глубокий сон.
Гросвенф вспомнил данные им инструкции: расслабление и сон. Все люди на корабле должны были спать. Через несколько секунд он разбудил Кориту и вышел в коридор. Идя вдоль него, он повсюду увидел находящихся в бессознательном состоянии людей, однако стены были чистыми. На пути в контрольный пункт он ни разу не видел изображений.
Войдя в контрольный пункт, он осторожно приблизился к спящему капитану Личу, который валялся на полу у контрольной панели. Со вздохом облегчения он включил рубильник, питающий внешний экран корабля. Секундой позже Эллиот Гросвенф уже сидел в кресле пилота, меняя курс «Космической Гончей».
Прежде чем покинуть контрольную, он поставил временной замок на механизм управления и замкнул его на десять часов. Эта предосторожность была нужна на случай, если кто-то из людей очнется раньше времени. Затем он поспешно вышел в коридор и принялся оказывать помощь пострадавшим.
Все без исключения его пациенты были без сознания, так что об их состоянии он мог только догадываться. Там, где затрудненное дыхание указывало на шок, он давал кровяную плазму. Он вводил специальные наркотики против боли, если обнаруживал опасные ранения, и накладывал быстродействующий целебный бальзам на раны и ожоги. С помощью Кориты он поднял семерых мертвых на передвижные носилки и отправил их в госпиталь на реанимацию. Четверых удалось спасти. Тридцать два трупа, как заключил после осмотра Гросвенф, не стоило даже пытаться воскрешать.
Они все еще занимались ранеными, когда служащий из отдела геологии, лежащий неподалеку, проснулся, лениво зевнул и закричал от страха. Гросвенф догадался, что проснулась память; он с тревогой следил за подходившим человеком. Служащий озадаченно перевел свой взгляд с Кориты на Гросвенфа и, наконец, осведомился:
— Вам чем-нибудь помочь?
Вскоре им уже помогали двенадцать человек. Все они напряженно занимались своим делом, и лишь изредка брошенный взгляд или слово указывали на то, что они знали о временном душевном расстройстве, явившемся причиной этой кошмарной картины смерти и разрушения.
Гросвенф не заметил, как подошли капитан Лич и директор Мортон, пока не увидел их беседующими с Коритой. Потом Корита отошел, а оба начальника приблизились к Гросвенфу и пригласили его на контрольный пункт. Мортон молча похлопал его по спине.
«Интересно, помнит ли он что-нибудь? — подумал Гросвенф. — Спонтанная аллюзия была обычным явлением при гипнозе. При отсутствии у них воспоминаний убедительно объяснить то, что случилось, будет чрезвычайно сложно».
Он испытал облегчение, когда капитан Лич проговорил:
— Мистер Гросвенф, оглядываясь на это бедствие, мы с мистером Мортоном поражаемся тем усилиям, которые вы предприняли, чтобы заставить нас осознать, что мы являемся жертвами внешней атаки. Мистер Корита сообщил нам о ваших действиях. Я хочу, чтобы вы сделали сообщение на контрольном пункте о том, что в действительности имело место.
На подобное сообщение потребовалось больше часа. Когда Гросвенф кончил, один из слушателей поинтересовался:
— Должен ли я понимать это так, что имела место попытка дружественного контакта?
— Боюсь, что да, — согласился Гросвенф.
— И вы хотите сказать, что мы не можем полететь туда и разбомбить их ко всем чертям?! — крикнул человек.
— Это нам ничего не даст, — твердо заявил Гросвенф. — Мы могли бы заглянуть к ним и установить более тесный контакт.
— Это займет слишком много времени! — возразил капитан Лич. — Нам надо покрыть огромное расстояние. К тому же, это, по-видимому, довольно серая цивилизация.
Гросвенф заколебался. Мортон быстро спросил:
— Что вы на это скажете, мистер Гросвенф?
— Я думаю, что критерием для вашей оценки является отсутствие у них вспомогательных механизмов. Но ведь живые организмы могут испытывать удовлетворение от того, что не имеют отношения к машинам: еда и питье, дружеские и любовные связи. Я склонен предположить, что этот птичий народ находит эмоциональную разрядку в общем мышлении и в размножении. Были времена, когда человек имел лишь немногим больше, и все же называл это цивилизацией. И в те времена тоже были великие люди.
— И все же, — не без иронии произнес Ван Гроссен, — вы без колебаний вмешались в их образ жизни.
Гросвенф сохранял хладнокровие.
— Для птиц, как и для людей, неразумно жить чересчур обособленно. Я разрешил проблему их сопротивления новым идеям, то есть сделал то, что мне пока не удалось сделать на этом корабле.
Несколько человек громко засмеялись, и собрание начало разваливаться. После его завершения Гросвенф обнаружил, что Мортон разговаривает с Иеменсом, единственным, кто присутствовал от химического отдела.
Химик нахмурился и несколько раз кивнул. Под конец он что-то сказал и пожал Мортону руку, после чего директор подошел к Гросвенфу и тихо сказал:
— Химический отдел вынесет оборудование из ваших помещений в течение двадцати четырех часов с условием, что об этом инциденте никто больше не упомянет. Мистер Иеменс…
Гросвенф перебил шефа вопросом:
— Что думает об этом мистер Кент?
Мортон немного поколебался, потом произнес:
— Он получил порцию газа, и ему придется несколько месяцев проваляться в постели.
— Это больше, чем осталось до выборов?
— Да, больше. И это означает, что я вновь одержу победу на выборах, так как других претендентов нет.
Гросвенф молчал, обдумывая новость. Приятно было услышать, что Мортон не уйдет со своего поста. Но как насчет недовольных, которые поддерживали Кента? Между тем, Мортон продолжил:
— Я хочу просить вас как о личном одолжении, мистер Гросвенф. Я убедил мистера Иеменса, что было бы неразумно продолжать конфронтацию. В интересах сохранения мира я бы хотел, чтобы вы хранили молчание. Не предпринимайте попыток закрепить свою победу. Если вас спросят, скажите, что происшедшее было просто несчастным случаем, но сами таких разговоров не заводите. Вы обещаете мне это?
— Конечно… Но я хотел бы внести предложение.
— Какое?
— Почему бы вам не назвать своим преемником Кента?
Мортон взглянул на Гросвенфа сузившимися глазами, что выдавало его замешательство. Наконец, он сказал:
— Никак не ожидал этого от вас. Сам я не склонен замалчивать истинный моральный облик Кента. Впрочем, если такой шаг может уменьшить напряженность… — неуверенно проговорил шеф.
— Ваше мнение о Кенте, похоже, совпадает с моим, — предположил Гросвенф.
Мортон через силу улыбнулся.
— На борту имеется несколько дюжин людей, которых я предпочел бы видеть в роли директора, но ради сохранения мира я последую вашему совету.
После этого они расстались. Внешне Гросвенф казался спокойным, но его обуревали смешанные чувства. Хотя атака Кента была отбита, у него все же сложилось впечатление, что, выдворив химиков из своего помещения, он выиграл стычку, а не битву. И все же это было лучшим исходом стычки.
ГЛАВА 7
Икстль неподвижно распластался в кромешной темноте. Время в вечности тянулось медленно, а пространство было бездонно черным. Сквозь его необъятность холодно смотрели туманные пятнышки света. Каждое — он это знал — было скоплением ярких солнц, уменьшенных бесконечным расстоянием до размеров светящихся крапинок тумана.
Там была жизнь, распространившаяся на мириады планет, бесконечно вращающихся вокруг своих родительских солнц. Точно так же жизнь зародилась когда-то из первобытного Хаоса старого Глора и текла, пока космический взрыв не уничтожил его собственную могущественную расу и не выбросил его тело в глубины интергалактики.
