Дэвид Дрейк - Кризис
Культура халиан, казавшаяся непостижимой экспертам Флота, на самом деле была очень похожа на культуру пророманских кельтов и древних японцев, где честь и славное имя ценились выше самой жизни. Единственное, что приводило в смущение специалистов — это высокий уровень технологии, не соответствующий примитивному в своей основе мировоззрению. Пока земляне искали группу экспертов для изучения комплексной психологии, халиане по-прежнему сохраняли неприязнь к человечеству, которое помогло им встать на ноги и покинуло в минуту величайшей нужды.
Беспорядки, вызванные непреодолимой подозрительностью новых союзников — людей смущали и приводили в замешательство халиан. Ветераны не понимали, почему их оставляют в стороне, в то время как Альянс напрягает все силы и перебрасывает войска с баз в трех месяцах пути. Время от времени раздражение халиан взрывалось вспышками буйства. Чаще, однако, обычная горячность жителей Халии, наследие героической культуры, проявлялась в среде мальчишек, знакомых с войной только по омниэкранам. Даже после инцидента с Добрым Сердцем Флот очень медленно осознавал ценность союза с халианами. Время шло, а некоторые из отвергнутых воинов так и не смогли приспособиться к штатской жизни и предпочли стать пиратами.
И лишь иногда редким представителям обеих рас удавалось прийти к взаимопониманию.
Стив Перри. КЬЕДЭ
Один в теплой темноте Стоун шел по грязной узкой улочке халианской деревни. Пружинящие подошвы его башмаков почти бесшумно ступали по влажным камням мостовой. Было уже поздно, и низкие тяжелые облака заволокли небо, предвещая очередной летний дождь. Единственным освещением были кое-как расставленные фонари с древними электрическими лампами, излучавшими тусклые снопы света, да редкие огоньки под замшелыми крышами каменных домов.
Камень[1] среди камней. При этой мысли у него на губах промелькнула слабая улыбка. Кто бы мог подумать, что ему доведется оказаться на Халии?
Впереди вдруг возник сноп яркого света. Это распахнулась дверь забегаловки, и на улицу вывалились трое халиан. Дверь закрылась, свет исчез, но небольшая неоновая вывеска у входа продолжала гореть бледно-голубым светом, привлекая насекомых. Местный аналог мотыльков вился вокруг светящейся надписи, наполняя улицу призрачными тенями.
Стоун никогда не понимал, почему люди окрестили халиан «хорьками». Ему аборигены больше напоминали клыкастых свиней, которых он видел в зоопарке на Земле. Опасные, дикие вепри на задних ногах.
По тому, как двигалась эта троица, было заметно, что халиане приняли какой-нибудь из местных наркотиков. Отяжелевшие и возбужденные, они были порядком удивлены, столкнувшись с одиноким человеком на улицах своего маленького городка. Удивлены и недовольны.
Человек перешел дорогу, стараясь избежать столкновения с троицей халиан, но те повернулись и побрели в его направлении. Война закончилась, Халия покорилась, но даже за время своего короткого пребывания здесь Стоун успел не раз ощутить затаенную ненависть. До цели своего путешествия, а это было более двухсот километров от космопорта, он предпочел прогуляться пешком, чтобы лучше узнать местность, ощутить дыхание чуждой культуры, понять настроения недавних врагов. В пути он узнал, что расе воинов нелегко было смириться с поражением и не каждый халианин принимал победителей от чистого сердца. Однако до сих пор Стоуну удавалось отвратить от себя ту ненависть, которой, казалось, здесь был пропитан самый воздух.
По пути трое халиан смеялись и перешучивались между собой, хлопали тяжелыми лапами друг друга по спине, спотыкались о камни мостовой и, вероятно, не чувствовали боли. На всех троих крест-накрест висели перевязи с двумя ножами. По цвету и узору перевязей Стоуну так и не удалось определить, к какому клану принадлежат встречные.
Самый высокий из трио приходился всего лишь по грудь землянину, однако был широк в кости и скорее всего весил не меньше Стоуна. Он поднял голову и потянул носом ночной воздух. Ветер дул Стоуну в спину, и каким бы слабым он ни был, халианин ощутил едва заметный запах человека.
Косматые существа остановились, и самый высокий громко выругался. Стоун продолжал идти вперед по другой стороне улицы и уже почти миновал опасную троицу. Зрение у халиан не особенно острое, но слепыми их не назовешь.
— Стой! — закричал вожак на халианском военном наречии.
Стоун вздохнул. На нем был темный комбинезон синтетического шелка и рюкзак со спальным мешком и немногочисленными пожитками. Оружия у него не было. Он остановился и стал наблюдать, как трое пересекают дорогу, направляясь к нему. Их движения приобрели четкость, словно встреча с человеком протрезвила их.
— Что ты делаешь в нашей деревне, обезьяна?
— Просто иду мимо, Отважный Воин.
Трое остановились в нескольких метрах от него.
— Мимо? А куда?
— К восточной границе Западной провинции, Воин.
— Один?
Стоун почувствовал опасность, таящуюся в вопросе. Можно было сказать, что его отряд впереди, что его ждут, но он давно бросил лгать. Стоуну было лишь тридцать, но он успел понять, что не сможет овладеть своим Искусством, если пренебрежет правдой, не важно, в опасности он или нет.
— Я один, Воин.
И не только сейчас, но и вообще. Его семья погибла, он последний в роду. У него ничего не осталось, кроме Искусства.
Вожак окинул взглядом своих спутников и хищно щелкнул зубами. Двое других халиан начали медленно окружать Стоуна.
— Это непредусмотрительно, обезьяна. Ночь полна опасностей. Можно поскользнуться на мостовой и переломать себе кости. Или ненароком угодить в яму.
— Я ценю твою заботу, Воин, и буду тщательно смотреть себе под ноги.
— Нет, не будешь. Мы не позволим животным шататься по улицам нашей деревни.
Вожак выхватил один из своих ножей. Лезвие сверкнуло в тусклом свете, на секунду загоревшись голубыми отблесками неоновой вывески.
— Твой скальп будет здорово смотреться у меня на стене.
Никакой утонченности!
Стоун сделал глубокий вдох. Он искал в себе страх, а обнаружил только решимость. Может, ему суждено погибнуть здесь, под ножами этих пьяниц, но если такова его судьба, пусть так и будет. Смерть приходит, когда ей угодно. Они вооружены, они — воины, их больше, но все это не имеет значения. У него нет ничего, кроме техники. Не воспользоваться ею было бы единственным непростительным грехом.
Он стоял около стены, так что бандиты не могли подойти сзади. Впереди был только один, один слева и один справа. Тот, что впереди, должен напасть первым. Халиане — прирожденные вояки, на легкую победу рассчитывать не придется, но только дурак отправится в путешествие по вражеской стране, не зная слабых мест противника.
— Я даже не стану марать о тебя когти, обезьяна, прощальную песенку тебе споет мой нож.
Стоун еще раз попытался закончить дело миром:
— А тебе неинтересно узнать, почему я один?
Вожак пару секунд помедлил.
— Потому что ты обезьяна и, значит, глуп. — С этими словами он выступил вперед и нанес прямой удар Стоуну в лицо.
Прежде чем убить, он хотел изувечить. Причинить страдания и заставить жертву вопить от страха. Он хотел насладиться зрелищем. Это было ошибкой.
Стоун выкинул руки вперед — левую ближе к себе, правую дальше для захвата. Запястье угодило халианину в локоть и заставило выпустить нож. Стоун сомкнул левую кисть на руке нападающего и перехватил удар. В ту же секунду он нанес удар ногой в солнечное сплетение хорька. Следующие тридцать секунд дышать он не сможет.
Человек выпрямился и перенес центр тяжести на руку халианина, потом подался влево, и вожак, проделав в воздухе дугу, оказался на пути нападавшего слева. Тот выругался и отскочил в сторону.
Прошло меньше двух секунд.
Третий противник, выпустив когти, кинулся на Стоуна сзади, но человек успел принять стойку и выкинуть назад правую ногу. Жесткий пластик каблука угодил халианину в морду с такой силой, что тот перекувырнулся в воздухе и ударился головой о землю. Стоун услышал, как треснул череп.
Вожак безуспешно пытался восстановить дыхание. Стоун все еще удерживал его передним захватом, и второй атакующий мог приблизиться, только наступив на своего поверженного товарища, то есть на очень ненадежную опору.
Стоун выпустил вожака, выхватил его второй нож и ударил лежащего бандита между четвертым и пятым ребрами. Удар пришелся в сердце. Вытащив нож, Стоун выпрямился и вонзил клинок прямо в рот другому противнику.
Всего четыре секунды.
Рефлексы последнего халианина были заторможены той гадостью, которую он выпил, и тем не менее ему удалось отвести нож в сторону. Стоун прыгнул через умирающего вожака за спину третьему врагу и обхватил левой ногой его голень. Он ткнул правым башмаком халианину в бедро, сделал подсечку левой, и пораженный бандит повалился навзничь.
