Алексей Кутафин - Материализация мысли
– А почему вы расстались? – Упрямо домагивалась она.
Дмитрий уяснил, что отвертеться не удастся; и туманно ответил, выражаясь подтекстом:
– Два тигра в одной клетке не живут…
Что она подумала, расшифровав эту фразу, оставалось только гадать. Но она перестала мучить его воспоминаниями; и переключилась на более приятную для него тему.
Преодолевая своё самолюбие, Катрин спросила почти шёпотом, заметно краснея:
– А я… тебе нравлюсь?
Он даже закашлял от неожиданности, не зная как ответить на такой долгожданный, но внезапно возникший вопрос. И вытаращился на неё своим немым изучающим взглядом.
Посмотрев в упор на её прекрасные заблестевшие глаза, Дмитрий силился различить в них неподдельность той счастливой причины, которая овладела и им тоже.
Катрин вдруг вспыхнула, заливая щёки всё более видимым розовым румянцем. И отвела нетерпеливый, полный ожидания, взгляд.
Судя по этой реакции, Дмитрию нетрудно было убедиться, что у неё возникло взаимное чувство. И он решил сказать ей правду. Но на всякий случай, чтобы сохранить пути к отступлению, проделал это с чуть заметной иронией в голосе:
– Не то слово… – И осипшим от волнения голосом, заметно заикаясь, продолжил вспомнившейся избитой фразой, как нельзя кстати подходившей в сложившейся обстановке. На ум как назло не шло что-то более оригинальное: – …Ещё не знаю, но уже люблю!
Катрин счастливой улыбкой прореагировала на его нелепое признание.
Не спеша она встала с соседнего кресла; и, не скрывая своих жуликоватых с поволокой глаз, молча удалилась за спиной Дмитрия. Оставляя на время его в одиночестве с переживаемым волнением.
Дмитрий заметил её приподнятое расположение духа, гадая, чем это всё может закончиться. Но отметил её вроде бы не логичное поведение.
Позади послышался шум включенного душа.
Не смея повернуть головы, он наблюдал, как очищенная вода, вперемежку с мелкими пузырьками воздуха, бежит по прозрачным трубкам водовода.
Проложенный вкупе с другими системами жизнеобеспечения, водопровод восемью ответвлениями поднимался по корпусу кабины, разбивая её на условные сектора; и обрушивал поток брызг – в шлюзовой лифт. Небольшими манипуляциями приборов и техники – перевоплощённый сейчас в душевую…
Спиной почувствовав какой-то неосознанный призыв, Дмитрий обернулся и устремил глаза к центру округлого пространства звездолёта.
Цилиндр лифта, служивший сейчас ширмой – был не затенён, как обычно подобает в таких случаях.
Посреди душевой, в окружении многочисленных струек воды – стояла обнажённая Катя, стыдливо закрыв ладонями рук своё лицо.
Он чуть не ослеп от её красоты.
Её, белеющая среди потока воды, светлая кожа – вырисовывала очаровывающий силуэт её фигуры. Намокшие длинные волосы, обвивая тонкую шею, ниспадали на хрупкие плечи. Вода, небольшими ручейками продолжая их окончание, струилась по гибкому стану, огибая плавный изгиб талии, переходящей в безупречную окружность нешироких бёдер. И стекала по длинным стройным ногам, разбиваясь в сотни мелких брызг у основания их малоразмерного, с тонкой щиколоткой, начала.
Ему вдруг захотелось превратиться в один из этих ручейков, беспрепятственно ласкающих её тело…
Не в силах больше сдерживать свои эмоции, он словно «мотылёк, приворожённый светом свечи в ночи»; повинуясь желаниям природного инстинкта, поспешил «сгореть в его прекрасном огне».
Забыв обо всём, не слыша и не видя ничего вокруг, он шагнул в ограниченное пространство душевой под искусственный дождь.
Он взял её ладони в свои и отвёл их в стороны, почувствовав как холодны пальцы её рук. Длинные и тонкие, они просвечивались на свету бледно-розовыми оттенками.
Она всё ещё прятала свои стыдливо потупленные глаза, прикрывая их – невероятной длинны белёсыми ресницами, подрагивающими от скатывающихся редких капель. А капли катились дальше, разбиваясь мелкой росой – по уголкам чуть припухлых влажных губ. И собирались в более крупные росинки на её юной груди, двумя холмиками возвышающейся на волнующем ландшафте её профиля, продолжавшегося плавной линией живота. И копились в золотистом мыске мягких волосков, венчающих те прелести женской красоты, которые обычно тщательно скрываются от посторонних, но открываются в своём великолепии лишь избранникам её сердца.
Повинуясь непреклонной воле желания, он поцеловал её в губы. Сначала легко – лишь обозначив своё намерение. А, почувствовав, как она потянулась к нему, в сладкой истоме прикрыв свои глаза – более основательно. Но всё также нежно.
Прижимая её к себе, он почувствовал, как вздрагивает её разгорячённое тело от его прикосновений.
Бессистемными движениями своих рук, она сняла с него успевший уже намокнуть комбинезон.
Всё произошло само собой…
Ощутив прохладное тепло её внутреннего мира, он почувствовал умиротворение кипевших внутри желаний, потребностей и возможностей. И услышал вдруг – бившееся в едином порыве с его – её сердце!
Хотелось бесконечно продолжать это наслаждение плоти и души, с всё больше нарастающим пиком развязки…
Но наконец он почувствовал – словно всё внутри него вдруг потеряло свой вес. …И в едином потоке пронеслось через мостик из плоти – в предмет его обожания!
Стон восторга вывел его из опьяняющего чувства близости и вернул в мир реальности…
Катрин была всё ещё в забытьи. Обняв его за шею обеими руками, она с прикрытыми от счастья глазами бормотала шепотом, ласкающие его слух слова:
– Дима!.. Димочка!.. Родной мой!.. Любимый!
Он поднял её на руки и перенёс к креслу управления. И усадив к себе на колени, прикрыл нагое тело тёплым пледом.
Звездолёт, управляемый автопилотом, ведшим его по прямой – незначительно уклонился от извилистого направления энергопотока. И как раз в этот момент пошёл по линии периферии естественного светового течения, по косой удаляясь от иллюзорно-размывчатого следа дыры временного отверстия.
Дмитрий поспешил включить обратный ход. Благо, что русло жизненной энергии было ещё незначительно удалено и визуально наблюдаемо.
Без лишних хлопот, послушный корабль проделал обратный маневр; и, вновь увлекаемый рекой потока – устремился в пробиваемые им бреши. Сворачивающие расстояние и время в световом течении пространства.
Катрин, свернувшись калачиком, уютно разместилась на его коленях. И обнаружила признаки своего присутствия, с кротостью ягнёнка поцеловав его в губы.
Бережно удерживая её лёгкое состояние, от прихлынувшего чувства нежности Дмитрий тихо поинтересовался:
– Тебе хорошо со мной?
Она молча часто закивала головой и всхлипнула. И даже была готова слёзно расплакаться – толи от пережитого чувства сладострастия; толи ещё от чего-то, что называется женским счастьем.
Заранее опасаясь его потерять, она со слезами на глазах спросила:
– А ты меня не бросишь теперь? …Мне подумалось, что так не бывает… Чтобы было всё хорошо, вот так сразу!
Он поспешил утешить её:
– Бывает, ведь я же люблю тебя!
Она со счастливым блеском в глазах снова поцеловала его. И, положив голову на плечо, осторожно спросила:
– А ты будешь мне изменять?
Дмитрий, усмехнувшись, подумал: «Началось!». И с иронией присущей несерьёзному ответу, не раздумывая, выдал:
– Конечно… Ведь чтобы ценить вкусную булочку, надо иногда пробовать чёрствый сухарик.
Она на миг задумалась, переваривая его слова. И ещё сильнее прижавшись к нему, с какой-то радостью обречённости заключила:
– Ну и пусть… Всё равно я тебя никому не отдам! Главное, чтобы ты душой оставался со мной.
Дмитрий губами коснулся её маленького ушка в благодарность за услышанные слова самопожертвования. И одновременно подлизываясь за незначительную фразу, которая возможно могла поколебать её веру в надёжность любимого мужчины. Взгляд его скользнул по безупречной наготе с нежной бархатистой кожей – милого ему и уже успевшего так скоро запасть в душу, женственного создания.
Он погладил свободной рукой, выступающие на общем рельефе, её прелести; и пристыдил в шутливом тоне, искусственно строгой интонацией:
– Тебе не стыдно… Вот так бессовестно, нагишом лежать передо мной? Наверное, и перед другими вот также…
У него вдруг всё закипело внутри от одной только мысли, что кто-то другой может обладать его сокровищем. Ревность начинала заводить его от опрометчиво брошенной последней фразы, рисуя не самые лучшие картины в воображении.
Она развернулась ещё больше. И проведя ладонью по его небритой и уже чуть колючей щеке, взглянула на него шкодными бесстыжими глазами. И улыбаясь губами, растянувшимися маленькой золотой рыбкой по её миловидному личику, пролепетала:
– Глупый… Ведь ты же мне теперь родной!.. И я тоже тебя люблю! Никогда у меня не было такого и никто другой мне не нужен. Хочешь я рожу тебе ребёночка?
