Василий Баранов - Хромой бог
— Вот и иди, ищи себе жениха. Счастья ей подавай. — Роман ворчал, как старый дед. А сколько ему лет на самом деле? Ровесник вселенной. А может вселенная, в которой он находится, ему в правнучки годится. Он не знает времени. Оно не существует для него. То, что помнят другие его воплощения, он воспринимает, как свою жизнь.
— И найду. — Маша была уверенна, ее судьба изменится.
— Иди. Душу береги. Никому не отдавай. — Посоветовал Роман.
Маша выскользнула из комнаты и новой, теперь уверенной походкой пошла по больничному коридору.
Роман стоял у окна своего кабинета. Смотрел на улицу. То ли воспоминания, то ли другая реальность ворвалась в сознание. Легким звоном. Он увидел того мальчишку, Даньку. Лежит на сундуке в каюте капитана Свена. Умаялся после тренировки. Фехтовальщики чертовы. Так парень загнется раньше срока. Нельзя оставлять этого так. Роман шагнул сквозь реальности, вошел в дрему Даньки. Мгновение, они начали тренировочный бой. Данька. Ты и не подозреваешь, как тебе повезло. В лице Романа сама Извечная Сущность дает тебе уроки мастерства. Каждый звон клинков оживет в тебе. Потаенные уголки человеческого мозга открываются. Ты получаешь доступ к запретным уголкам сознания. Бой закончен. Данька уплывает в свои сны. Роман возвращается из потока воспоминаний своего прошлого воплощения. Он снова стоит у окна в своем кабинете.
Мария Николаевна вылезла из троллейбуса. Тот захлопнул за ней двери. Она постояла, озираясь по сторонам. Перекинула котомки через плечо, в оставшиеся вцепилась руками и пошла. Она часто останавливалась, что б передохнуть и собраться с мыслями. Она хотела выполнить обещание данное мужу, Николаю, не плакать, быть сильной. Но это не получалось. Слезы текли по щекам.
Я должна, должна. Толика бы не расстраивать. Ему и так тяжело. — Крутилось в голове. Ей указали, как пройти в хирургию. Вошла в холл. Тут лежит ее сыночек, ее мальчик. Забралась на третий этаж. Отыскала палату. Остановилась у дверей. Номер какой нехороший. Тринадцать. Не счастливый. Открыла дверь, вошла. Ее Толик и второй парень сидели на своих постелях, разговаривали и смеялись.
— Что, Алексей, здорово Роман нас за один прием вылечил. Без него пропали бы. Как заново родились. Приеду домой к мамке…
— Толя! — Мать сбросила сумки и бросилась к сыну.
— Мама! — Анатолий приподнялся навстречу матери.
Она обняла его. Заплакала.
— Толя. Толечка мой. — Обнимала его плечи, голову. Руки ее дрожали, от слез ничего не видела.
— Что ты, мама. — Толя обнимал мать, пытался ее успокоить. Господи, мама рядом. Все позади. Все будет хорошо.
— Я к тебе. Нам сказали, ты совсем плох. Ноги будут отнимать. — Слезы. Будто в ней были реки слез. Вновь полились из глаз. Одна мысль, что ее сыну причинят такую боль, что он станет калекой разрывали сердце.
— Мама, смотри, скоро ходить буду. Алесей то же неходячий был. А теперь шустро бегает. — Он руками чуть отстранил от себя мать, пусть увидит, он стоит на ногах. — Видишь, видишь, мама. У меня все хорошо.
— Вы не плачьте. Здесь хорошо лечат. — Говорил Алесей. Глядя на этих двоих. Алексею самому отчего-то хотелось плакать. Мать, сколько в этом слове.
— Ой. Вижу. Только успокоиться не могу. Мы с отцом извелись. Нам сказали, без ног ты останешься. — Мария Николаевна пыталась унять слезы.
— На поправку я мама. Все обошлось.
— Слава богу. Чего это я? Я гостинцев привезла. Все свое.
Она вновь бросилась к своим сумкам, начала вытаскивать гостинцы.
— Поедите маленько. Все польза будет. Здесь, наверно, одной кашей кормят. — Кто позаботится о ребенке, кроме матери. Никому не нужно чужое дитя.
— Нет. Кормят не плохо. Но по домашнему я соскучился. И Алексей не откажется.
— Вот, вот. Все из дома. Сальцо. Как ты любишь, подкопчённое. — Она суетилась, никак не могла прийти в себя от радости.
— А как, как лечили-то? — Спохватилась Мария Николаевна.
— Нормально. Ромка пришел и вылечил. — Такое простое объяснение.
— Ромка?
— Ну. Да. Потыкал так, этак. Мне ноги потер. Лехе по хребту двинул. Все и прошло. — Сейчас все было в прошлом и выглядело даже забавным.
— Ты чего его Ромкой называешь. Надо Роман доктора звать. — Что ж у нее сын такой нескладный. Как можно так говорить о докторе.
— Не доктор он. Просто мужик хороший. Санитаром работает. — Толик рассмеялся.
— Так простой санитар? — Мать не могла понять, как может санитар вылечить. Если врач не смог. Их же тому обучают.
— Да. Врачи отказались от нас. А Роман пришел, все в одночасье сделал.
— Отблагодарить надо. По-людски. Чего-то дать. Заплатить. Сейчас даром никто. Хоть гостинцев, денежек дать. — Весь ее жизненный опыт говорил об этом. Сухая ложка рот дерет.
— Мама, успокойся.
— Как успокойся. Надо найти его. В ножки поклонится. А вы кушайте, кушайте. Я сбегаю, отыщу его.
Она нагребла в одну сумку "гостинцев", вышла в коридор.
Ромка сидел, развалившись на стуле, и глядел на цветочек. Сосредотачивался.
— Хорошо. Совсем не плохо, смотрится. Уют и шарм.
Вошел Павел Павлович.
— Что, Рома? — Главврач печально качал головой.
— Что, Павел Павлович? — Опять ему достанется.
— Опять твои проделки. С прежним не успели развязаться. Что творишь? — Павел Павлович подсел к столу.
— Что случилось? — Роман понимал, о чем идет речь. Но желания признаваться в содеянном у него не было.
— Сам не знаешь. Опять прикидываешься. — Павел Павлович не знал, хвалит ему Ромку или ругать. — Я про Марию спрашиваю.
— Она сама просила. — Объяснение глупое, но другого не было.
— Сейчас вся больница стоит на ушах. О твоих делах и в других отделениях наслышаны. До главного врача госпиталя дойдет.
— Я не хотел. — Иногда и Боги, как простые мальчишки, оправдываются за свои проделки.
— Делать то что? Он не хотел. Не знаю. Как тебя ругать. Молодец ты. Людям помог.
— Видите. Молодец. — Роман рад похвале.
— Как соленый огурец. Молодец.
В этот момент в дверь постучали.
— Войдите, — бросил Павел Павлович.
На пороге стояла пожилая женщина. Мария Николаевна.
— Мне Романа. — Женщина переступила порог. — Сказали, здесь могу его найти.
— Я Роман.
— Я к вам. Я мама Толика. Из тринадцатой. Я поблагодарить вас.
— За что?
— Вы сыночка подняли. На поправку он. Я б в ножки вам поклонилась.
— Спасибо. Не надо. — Роман даже испугался. Вдруг сейчас в ноги бросится.
— Я тут гостинцы с собой везла. — И Мария Николаевна стала выкладывать все из сумки. — Это от чистого сердца. Свое, деревенское. По своему рецепту готовила. Все чистенькое, не побрезгуйте.
— Спасибо. — Что теперь с этим делать?
— Если денежек надо, — рука женщины полезла за пазуху. — Сейчас достану.
— Да, не надо. Не доставайте. Ни каких денег. Это государственное учреждение. Не положено. Успокойтесь. Вон, Павел Павлович, главный хирург отделения. Он говорит, что скоро выпишет вашего сына. Вернется домой, здоровый.
— Спасибо. Спасибо, Павел Павлович, спасибо вам всем. — Люди какие тут добрые. Как их благодарить.
— Вы лучше за сыном поухаживайте. Ему еще не так просто. Думаю, как Павел Павлович, сколько он еще пролежит? — Спросил Роман.
— У тебя, Рома, спросить надо. Ты эту кашу заварил.
— Мы тут с Павлом Павловичем посоветовались, дня через два можно домой. — Выкрутился Ромка.
— Спасибо. — Мария Николаевна кланялась. За сына благодарила.
— Идите, сын вас ждет. — Роману было неловко.
— Я побежала. — Мария Николаевна вышла.
— Как, Павел Павлович, молодец, как соленый огурец. Вот тебе банка огурцов. Домашнего соленья.
— Да, Рома. На стороне стал зарабатывать. Сырым и вареным берешь.
— Не обижать же ее.
— Все правильно. Она от чистого сердца. От радости. — Павел Павлович вздохнул. Чаще бы отпускать людей с радостью в сердце, а не с болью.
— И я о том же. Павел Павлович, мне бы после дежурства, да и от греха подальше. Можно домой уйти?
— Ты свалишь, а мне тут отдуваться. — Усталая улыбка.
— Вы ж у нас главный. Вам и отвечать.
— Иди, Роман. И мне спокойнее будет без тебя.
— Спасибо.
Павел Павлович поднялся и ушел к себе в кабинет. Только сел за стол, телефонный звонок.
— Да. — Неизбежное свершилось. Ну, Павлуша, подставляй шею, намылят.
— Павел Павлович, что у тебя там творится? — Голос главного врача госпиталя.
— Ничего. Как обычно, лечим. — В нас живут проказливые дети. Мы не в ответе за шалости.
— Ты мне мозги не лечи. До меня дошли слухи, что вы какой-то чертовщиной занимаетесь. Черной магией. По отделению шаманы с бубнами толпами разгуливают.
— Это слухи. У нас никакой магии нет. — Объяснений разумных у Павла Павловича тоже не было.
