Сюзен Коллинз - И вспыхнет пламя
Насколько мне известно, он был здесь лишь однажды – много лет назад, во время собственного тура. Значит, у него прекрасная память или безошибочное чутье: ментор уверенно шагает по лабиринту винтовых лестниц и сужающихся запутанных коридоров. Время от времени ему приходится останавливаться и толкать очередную дверь, которая, судя по сердитому скрипу петель, давно уже не открывалась. В конце концов мы забираемся по стремянке через какой-то люк – и оказываемся под куполом Дома правосудия. Огромное пространство заполнено сломанной мебелью, стопками книг, отчетов и грудами ржавого оружия. Повсюду толстым слоем лежит пыль – похоже, ее не тревожили много лет. Солнечный свет едва сочится через четыре грязных квадратных окна. Хеймитч пинком закрывает люк и поворачивается к нам.
– В чем дело? – рявкает он.
Пит выкладывает ему, что случилось на площади. Как прозвучала песенка Руты, как молча приветствовали нас зрители, как мы замешкались на веранде, как стали свидетелями убийства.
– Что здесь творится, Хеймитч? – спрашивает он напоследок.
– Лучше ты ему расскажи, – обращается ментор ко мне.
Не согласна: это в сотни раз хуже. Но делать нечего, и я как можно спокойнее говорю о визите президента Сноу, о волнении в дистриктах, даже о поцелуе с Гейлом. Объясняю, что мы в большой опасности, вся страна в опасности из-за моей дерзкой выходки с ягодами.
– Я должна была все исправить во время тура. Уверить сомневающихся, что тронулась от любви. Остудить закипевшие страсти. А вместо этого – что получилось? Трое убиты. Все, кто сегодня пришел на площадь, будут наказаны.
Мне становится дурно, и я опускаюсь на пыльную тахту, из которой торчат пружины вместе с клочьями мягкой набивки.
– Выходит, и я подлил масла в огонь, со своими деньгами. – Пит вдруг сбрасывает на пол настольную лампу, стоявшую на картонной коробке. Осколки летят во все стороны. – Пора уже прекратить эти игры! Вы двое шушукаетесь, делитесь тайнами, а меня даже не посвящаете. Словно я невменяемый тупица или слабак, недостойный доверия.
– Это не так... – начинаю я.
– Именно так! – огрызается он. – Китнисс, у меня в Двенадцатом дистрикте тоже остались родные, друзья. Думаешь, их это не коснется? Или после всего, что мы вместе перенесли на арене, я до сих пор не заслуживаю обыкновенной правды?
– Ты всегда был хорош и надежен, Пит, – возражает ментор. – Так умно вел себя перед камерами. Я не хотел ничего портить.
– И переоценил мои способности. Сегодня я все угробил. Что теперь будет с родными Руты и Цепа? Я подарил этим людям светлое будущее? Да им повезет, если они доживут до вечера!
Пит разбивает что-то еще – по-моему, статуэтку. Таким я его ни разу не видела.
– Хеймитч, он прав, – вырывается у меня. – Зря мы молчали. Даже тогда, в Капитолии.
– На арене вы тоже как-то между собой общались? – произносит Пит уже несколько спокойнее. – Не обращая внимания на меня?
– Нет, Публично – нет. Просто я догадывалась, чего он хочет, по прилетевшим или не прилетевшим подаркам.
– Что ж, у меня такой возможности не было. Мне ведь не присылали подарков, пока не появилась ты, – бросает Пит.
Это мне в голову не приходило. Как же он должен был себя чувствовать – умирающий, истекающий кровью, но не получивший ни единой посылки, когда появилась я, с хлебом и мазью от ожогов? Можно подумать, Хеймитч спасал меня за его счет...
– Слушай, парень... – заводится ментор.
– Не трудись. Знаю: тебе пришлось выбрать одного из нас. Я сам хотел, чтобы это была она. Но теперь все иначе. На улице умирают люди, а сколько еще погибнет, если мы не справимся? Я лучше Китнисс держусь перед камерами. Мне не нужны советчики. Нужно только одно: знать, во что ввязываюсь! – выпаливает Пит.
– С этого дня недомолвкам конец, – обещает Хеймитч.
– Да уж, надеюсь.
Пит уходит, не удостоив меня взглядом.
Растревоженные пылинки клубами кружатся в воздухе, подыскивая новое место для приземления. Мои ресницы, волосы, блестящую золотую заколку.
– Ты правда выбрал меня? – шепчу я.
– Ага, – отвечает ментор.
– Почему? Ведь он тебе больше нравился.
– Нравился, – не возражает Хеймитч. – Но, если помнишь, до изменения правил я не мог надеяться вытащить вас обоих. А Пит так усердно тебя защищал... Вот мне и пришло на ум: если три человека приложат столько усилий для спасения одного, этот один уж точно выиграет.
– А-а... – только и говорю я.
– Знаешь, порой приходится делать выбор. Если выпутаемся из этой передряги, ты тоже однажды научишься.
Да я и сегодня усвоила новый урок. Здешние земли – не увеличенный вариант моего родного дистрикта. Наш забор не охраняется и почти никогда не бывает под напряжением. Наши миротворцы – хотя и не сахар, но не такие жестокие. От наших трудностей скорее выдохнешься, нежели рассвирепеешь. Зато местные жители не понаслышке знакомы с горьким страданием и отчаянием. Президент Сноу прав. Достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя.
Все произошло так быстро, что в голове не укладывается. Предупреждение, выстрелы, осознание, что я нечаянно пробудила от сна нечто грозное и великое. До сих пор не могу поверить. Боже, как вообще я могла натворить столько бед?
– Идем, – зовет Хеймитч. – Нас будут ждать к ужину.
Я долго-долго стою под душем – покуда не появляется команда подготовки. Помощникам Цинны явно нет никакого дела до нынешних событий. Только и разговоров, что о грядущем вечере. Это в дистриктах они – важные люди, которых могут позвать на торжественный ужин, а в Капитолии с подобными приглашениями наверняка негусто. Троица наперебой тараторит, обсуждая меню, а перед моими глазами – старик, у которого от выстрела разлетается голова. Уже перед выходом, в зеркале, я замечаю, как надо мной поработали. Бледно-розовое платье без бретелек, до самого пола. Волосы убраны от лица, ниспадают на спину каскадом пружинистых завитков. Цинна подходит сзади, набрасывает на плечи мерцающую серебристую шаль – и ловит взгляд моего отражения.
– Нравится?
– Очень красиво. Как всегда, – отвечаю я.
Давай проверим, как это будет смотреться с улыбкой, – вполголоса предлагает он. Действительно, через минуту нас ожидают яркие вспышки и телекамеры. Заставляю себя приподнять уголки губ.
– Вперед.
Мы собираемся всей компанией в коридоре, чтобы вместе спуститься. Эффи явно не в духе. Не может быть, чтобы Хеймитч ей рассказал обо всем, что случилось на площади. Не удивлюсь, если в курсе Цинна и Порция, но Эффи? Ее по негласному соглашению не посвящают в дурные новости. Впрочем, ведущая не заставляет нас долго гадать.
– Какое счастье, – сердито цедит она, пробежав глазами свое расписание. – Скоро мы сядем на поезд – и прощай. Дистрикт номер одиннадцать!
– Что-то не так, Эффи? – спрашивает Цинна.
Не понимаю, почему с нами так обращаются. Запихнули в фургон, притащили сюда... И потом час назад я хотела прогуляться вокруг дворца, осмотреться. Я ведь немного смыслю в архитектуре если вы не в курсе...
– Да-да, я слышала, – говорит Порция, не дожидаясь, пока молчание слишком затянется.
– Так вот, в этом году развалины дистриктов – самый последний писк моды. Не успела я высунуть нос, как появились трое рассерженных миротворцев и чуть не взашей прогнали меня обратно. Один даже дулом в спину толкнул! – восклицает Эффи.
Ого. Это наверняка из-за нашего с Питом и Хеймитчем исчезновения. По крайней мере, ментор, похоже, был прав, и никто не прослушивал пыльный купол, пока мы беседовали. Теперь-то думаю, спохватились, да поздно.
У Эффи такой расстроенный вид, что я невольно ее обнимаю.
– Ужасно, правда? Может быть, нам не спускаться к ужину? Сначала пускай принесут извинения.
Знаю, она нипочем не пойдет на такое; зато мое предложение звучит, словно признание справедливости ее жалоб. Эффи на глазах расцветает.
– Ничего, я справлюсь. Такая у нас работа – взлеты, падения. Не стоит из-за меня вам обоим лишаться ужина. Но все равно спасибо, Китнисс.
И как ни в чем не бывало принимается разъяснять, в каком порядке положено заходить в зал.
Сначала – команда подготовки, потом она сама, стилисты, Хеймитч. Мы с Питом, само собой, замыкаем шествие.
Где-то внизу начинают играть музыканты, и мы приближаемся к лестнице. Пит берет меня за руку.
– Хеймитч говорит, что я зря на тебя наорал. Ты просто выполняла его указания. Можно подумать, я сам никогда ничего не скрывал от тебя.
Вспоминаю, как я разозлилась, услышав, как Пит ни с того ни с сего объясняется мне в любви перед всем Паяемом. Ментор предвидел мое потрясение – и не обмолвился ни словечком.
– Кажется, я тогда тоже что-то разбила, после того интервью.
– Да, вазон.
– И порезала твои руки. Похоже, нет смысла хранить друг от друга секреты, верно?
