Константин Воронин - Действия с дробями (СИ)
- Послушайте, девушки милые, я у вас тут вроде предмета мебели? Долго вы собираетесь при мне обсуждать размер ягодиц?
- Подожди, налей нам лучше ещё шампусика. Когда, Сабля, мы тобой займёмся?- отмахнулась от меня Вика.
- Знаешь, я ведь послезавтра в экспедицию улетаю. Давай, я вернусь, и мы всё это проделаем. Тогда за время отпуска я успею к себе, к новой, привыкнуть. А уж в экспедицию слетаю в старом облике.
- Ладно, ты права,- и Вика подняла свой фужер,- пьём за новую внешность Маши Саблиной. Ура!
И они выпили. И поцеловались. Я поднялся с дивана:
- Что ж, пойду, пожалуй. Я здесь явно лишний.
Они с двух сторон вцепились в меня:
- Серёженька, любимый мой, муж мой единственный и ненаглядный, прости свою жёнушку, мы заболтались,- застонала Вика.
- Серёженька, любимый мой, муж мой единственный и ненаглядный, прости свою жёнушку, мы заболтались,- простонала Маша,- ой!.,- она засмеялась,- мне больше не наливать. Я, кажется, упилась в доску.
Я понимающе ей улыбнулся, но Вика оставалась серьёзной.
- Виченька, не смотри на меня так,- взмолилась Маша,- я просто за тобой слово в слово повторила, как попугай.
- Попугай, говоришь. Хм. Вот он - фатум без прикрас, как любит говорить Серёжка.
Маша ахнула: - Ты с ума сошла, Вика! Посмотри, кто - ты и кто - я. Давай-ка, вместе к зеркалу подойдём...
Вика вдруг махнула рукой: - Да уж, нельзя нам, Сабля, пить. Отдадим лучше должное яствам из "Виктори". А то грудки скоро разогревать придётся,- и схватила вилку с ножом. Шампанское они больше не пили.
За ужином Маша рассказывала, что родителей она лишилась, когда ей было три года. Маму звали Александрой, папу - Александром. Они оба служили в Разведке Космоса. Тогда ещё не было ни "Грудара" Корпорации; ни Дальраза Треста; ни Глубинной разведки Синдиката. Разведка Космоса, и ближнего, и дальнего, принадлежала правительству. Ушли Машины родители в экспедицию и пропали без вести где-то во Вселенной. Никаких сведений о них Маша больше не получала.
Воспитывали маленькую Машу две бабушки. Одна из них - донская казачка, научила Машу ездить верхом, владеть саблей, джигитовать. Лихая была бабушка. Другая обучала Машу языкам, этикету, музыке, прививала любовь к знаниям, развивала чувство вкуса.
Когда Маше исполнилось четырнадцать лет, обе бабушки, словно сговорившись, умерли, одна за другой. Машу определили в интернат, где её дразнили за маленький рост и худобу. Но уже в пятнадцать лет Маша сдала экзамены в университет. Пенсию за пропавших родителей ей платили не маленькую. И Маша целиком отдалась учёбе и спорту. Учась на биологическом факультете, она начала посещать занятия на истфаке. В итоге, в двадцать один год Маша имела два красных диплома, кучу медалей и званий по фехтованию на саблях и по рукопашному бою.
- Драться в интернате начала, очень уж обижали,- улыбнулась Маша.
За болтовнёй вечер пролетел незаметно. Вика и я уже пару раз пытались попрощаться. Но, как только мы говорили, что нам пора, глаза у Маши становились, как у побитой собаки. И мы оставались.
- А хотите, я вам старинную казачью песню спою? Меня моя бабушка научила.
Конечно, мы хотели. Маша сбегала в спальню за гитарой, уселась поудобнее в кресле и запела:
"Ой, то не вечер, да не вечер,
Мне малым-мало спалось.
Мне малым-мало спалось.
Ой, да во сне привиделось..."
Голос у неё был не писклявый, не то, что называется нежным голоском, а глубоким, мелодичным и бархатным. Совсем, как у Вики. Казалось удивительным, как такой голос помещается в маленьком, тщедушном теле. А Вика подхватила:
" И сорвали чёрну шапку
С моей буйной головы.
А есаул догадлив был..."
Маша выпучила удивлённо глаза, но песню допела.
- Ты откуда эту песню знаешь?
- У меня папа столько старинных песен знает...
- Ну, эту-то он вряд ли знает. Она не казачья:
"Мне другую ночь не спится,
Невесёлые дела:
То ли кошка, то ли птица,
То ли женщина была?
То она в огонь глядела,
То, забившись в уголок,
Горько плакала и пела
Или билась в потолок..."
Вика присоединилась:
" Но она не только пела,
Ясно помню: по ночам
Всё она в огонь глядела -
Жарко делалось очам..."
Она, когда пела эту песню, говорила: - Это песня про меня.
Я ей отвечал: - Нет уж, не мечтай, окно не распахну, никуда ты от меня не улетишь.
- Но я же буду горько плакать...
- Плачь. Это единственный случай твоего плача, который я стоически выдержу.
Допели:
"И однажды поздно ночью
Растворил я ей окно.
Ну, раз она свободы хочет,
То добьётся всё равно
И - шагнула из окошка.
И - взмахнули два крыла.
То ли птица, то ли кошка,
То ли женщина была."
Вика взяла у Маши гитару.
- Давай дуэтом. Про "выучусь шить" знаешь?
- Ага-ага.
И они запели слитно:
"А хочешь, я выучусь шить?
А может и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить..."
Я слушал их голоса, сплетавшиеся в один голос, и чувствовал, как к горлу подступает комок. Сказать, что они пели чудесно - ничего не сказать. Слабо сказано: волшебно. Две сирены, способные погубить любого путника (хоть саблей, хоть пулей, а то и просто ударом руки).
" И я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А, может быть, даже шесть..."
- Не пять, а ровно шесть,- прервав пение, сказала Вика,- шесть будет детей у нас,- и запела дальше.
Опаньки! А как же предсказание Ядвиги? Это что же, Вика решила шестерых родить?
Они допели песню, и я им поаплодировал. После чего, вынужден был сказать:
- Слушал бы вас до бесконечности. Но, господа капитаны, как полковник, я командую отход ко сну. Завтра общее построение и поспать всё же необходимо.
Стали прощаться. Маша сказала:
- А вы не сможете послезавтра прийти на космодром, проводить меня? Я ведь почти на год улетаю.
- Сможем. Но завтра ещё будем в "Виктори" обмывать ваши награды и погоны.
- Ребята, я так рада, что вы у меня есть!
На что Вика ответила:
- Не мы у тебя, а ты у нас есть.
- Это как понимать?
- Подрастёшь - поймёшь.
-У-у-у, противная!
- Как и ты.
И мы расстались до завтра.
Сразу после построения, мы потопали в "Виктори", зазвав с собой Лимонадного Джо. Все четверо были в парадной форме, при регалиях, хотя Джо и я всех наград не одевали, места не мундирах не было.
До вечера было ещё долго и свободных мест в баре хватало. Усадив девушек за столик, я и Джо пошли к барной стойке. Особо пировать не хотели, просто по чуть-чуть выпить. Пока Мишель готовил джин с тоником и три замысловатых безалкогольных коктейля, я услышал разговор двух грударовцев, сидевших у стойки.
- А Сабля-то, смотри, как переменилась...
- Стань капитаном с золотым ПЗК и ты переменишься.
-Я не про звание. Она стала не такой замкнутой. Веселее, добрее, что ли. Светится аж вся, не иначе, как влюбилась.
- Что ж, каждый имеет право...
В это же самое время Вика и Маша, в ожидании коктейлей, болтали о пустяках. За соседним столиком сидела высокая красивая девица в сопровождении вдрызг пьяного космолётчика. Непонятно, что его занесло в "десантный" бар, у космолётчиков был свой. Упившись, космолётчик задремал, а девица, будучи в подпитии, откровенно скучала. Услышав разговор Маши и Вики, она вмешалась:
- Муси-пуси, Виченька, Машенька... Лесбиянки, что ли?
- Девушка, вас никто не просит подслушивать чужие разговоры,- холодно заметила Вика.
- Ой-ой! Хочу и подслушиваю.
- Ладно. Тогда я вам в этом помогу...
Сидевший неподалёку десантник окликнул девицу и сказал ей:
- Ты что, с ума сошла? Это же Сабля с Ведьмой...
- Ха-ха-ха, ведьма с саблей! Ой, что это с моими ушами?
- Так вам будет удобнее подслушивать,- всё так же холодно сказала Вика.
Уши у девицы вылезли из белокурых волос и стали размером... ну, не как у слона, но Чебурашка бы позавидовал.
- Что ты со мной сделала, сука,- заорала ушастая, трогая пальцами свои "лопухи".
- А за суку ответишь,- жёстко отчеканила Вика, сузив зелёные глаза.
- Виченька, не надо, пожалей её, дуру. Давай я ей лучше по рылу настучу,- испуганно сказала Маша.
- Поздняк метаться, процесс пошёл. Счёт оплачен и закрыт,- отрезала Вика.
Пьяный космолётчик открыл глаза и икнул:
- Бабуля, а где Ирма?
- Какая я тебе бабуля? Я Ирма и есть,- вскипела девица.
- Ох, в жизни противней старухи не видел. Пойди, старая, приведи мне Ирму,- с трудом выговаривал слова "космик".
Ирма, не обращая больше на него внимания, кинулась к огромному зеркалу на стене бара. Зеркало показало старуху, всю в бородавках, с огромным крючковатым носом, свисавшим ниже верхней губы. Из жидких, седых, свалявшихся прядей волос торчали здоровенные уши. А метаморфозы продолжались: спину стало скрючивать, начали выпадать зубы...
