Константин Клюев - Т-34 — истребитель гархов
— Мы не будем, — криво улыбнулся Ковалев. — А вот в нас будут.
Он поежился — гипсовая рубашка крошилась, и колючие осколки под панцирем вызывали нестерпимый зуд.
— Сашенька, вам нужно уходить. Здесь вы уже никому ничего не докажете.
— Куда? — не понял Ковалев, но потом сообразил и засмеялся. — К Великому Дракону?
— Хотя бы и к нему. — Женщина точным хирургическим движением вспорола тушку гуся. — Я понимаю, что вам уже не верится ни во что, Сашенька. Да и я бы вам не поверила, но шрамы на вашем плече — это что-то удивительное. Современной медицине такое еще не под силу.
— Или уже не под силу, — вполголоса произнес Андрей Аристархович. — Уже не под силу, голубушка. В медицинских кругах ходили слухи, что где-то на Суматре местные знахари сращивают ткани подобным образом, но, сами понимаете, такие слухи всерьез учеными не обсуждаются, неловко. Очень может быть, что где-то так умеют. Да что я — может быть! Простите меня, Александр Степанович, ни малейшего недоверия к вашим словам! Я просто не привык еще к тому, что возможно все такое, что было с вами. Простите.
Ковалев церемонно поклонился негнущимся туловищем, и тут все начали смеяться, и смеялись долго. Подошедший Ваня Суворин с любопытством смотрел на веселящуюся компанию, да и сам начал сначала хихикать, а потом и хохотать.
Над лесом застрекотала этажерка — У-2 прошел над деревней в километре от усадьбы, держась заросшей травой дороги. Смех смолк. Все, включая умного Волка, провожали самолет долгим взглядом.
— Хорошо, что мы против солнца, мальчики. Он нас не видел, — нарушила молчание Елена Андреевна. — У меня все-таки и муж, и сын летали, знаю кое-что. Папа, приглашайте Сашеньку в смотровую. Если можно, сменим гипс на тугую повязку, а то наш капитан весь извертелся. Ванечка, командуйте кухней, обед почти готов. Уток нужно зажарить. Ах, как будет вкусно.
* * *Кухарский, Метляк и Неделин бежали из лагеря. Замечательное изобретение большевиков — лагеря, — действовало на здоровье отвратительно. Кухарский, попавший на лесоповал позднее всех, был еще хоть куда, но Метляк с Неделиным шли медленно, с большими перерывами на отдых. Ягоды давно отошли, и Кухарский скармливал товарищам по побегу найденные сырые грибы, в которых мог наверняка опознать съедобные. Неделин выглядел хуже всех: оборванный, грязный и косматый, он тяжело хрипло дышал, с трудом различая тропу и часто спотыкаясь.
Когда над головами загудел аэроплан, Кухарский без лишних слов повалил беглецов в высокие кусты лицом вниз.
— Ищут с аэропланами. Собаки на хвосте, соколы в небе…
— И щуки!
— Что? — не понял Кухарский.
— И щуки в воде. И кроты под землей. — Неделин был так слаб, что говорил, не поднимая головы. Сил его хватило только на кривое подобие улыбки — страдальческий оскал.
— Понятно, шуточки. Шуточки отставить! — вполголоса взбеленился Кухарский, про себя безмерно радуясь силе духа беглого лагерника.
Метляк тем временем успел сесть на корточки, глядя вдоль дороги вслед самолету.
— Думаете, за нами? Вряд ли. Он к лагерю полетел, а мы — оттуда.
— Эх, Андрюха, устала твоя голова. Аэродрома на лесоповале нет. Вот он и взлетел с ближайшего аэродрома, да и летает над дорогой — мы-то тоже по обочине пробираемся, — Кухарский рывком вскочил на ноги. — Давай, берись, понесем. Юра, глаза открой! Давай-давай, не отключайся. Пойдем к дороге — черт с ним со всем, по тропе его не унесем.
С висящим между ними и едва приволакивающим ноги Неделиным, похожим на манекен в полуистлевшей форме, Кухарский и Метляк спустились в маленький придорожный овражек и замерли на подъеме к дороге. Прямо перед ними стоял матерый волк. Его широко расставленные лапы выдавали хозяйскую уверенность, широкая грудь дышала ровно, желтые глаза светились любопытством и даже некоторым участием. Метляк с трудом выглянул из-за висящей головы Неделина и нашел глаза Кухарского:
— Ну что, Константин Сергеич, щуки-ястребы?
Кухарский промолчал. Когда беглецы вновь подняли глаза, на дороге никого не было. Метляк все еще шарил свободной рукой по боку в поисках несуществующей кобуры, когда Константин Сергеевич скомандовал: «Вперед!»
Дорога делала поворот метров через пятьдесят, огибая желтый песчаный курган. Конечно, хорошо бы сходить вперед и разведать, но сил не было. Три дня без еды, пусть даже скудной лагерной похлебки да соломенного хлеба, ощущались с каждым шагом все сильнее и сильнее. Костя Кухарский уже не знал, кто кого тащит — было похоже, что они с Андрюхой опирались на безвольное тело Неделина, висящего на их плечах.
Из-за кустов, растущих вдоль поворота, вымахнул волчара, тот самый, огромный, и понесся навстречу беззвучными длинными прыжками. Искать острую палку или камень было поздно и бессмысленно — силы, необходимые для поисков и обороны, были истрачены. Уже было слышно, как слегка вразнобой шлепают по земле сильные лапы. Сейчас зверь сшибет всех наземь и начнет рвать… Волк резко остановился в шаге от замерших людей, нагнулся и выпустил из пасти темный комок. Некоторое время он посидел над комком, затем отвернулся, лениво потрусил к обочине и сел, изредка поглядывая в ту сторону, откуда примчался.
Андрей снова посмотрел на Костю. Кухарский поддернул сползающего Неделина выше и тихо сказал: «Андрей, держи!»
Метляк наклонился вбок, принимая на себя уже непомерную для одного тяжесть Юркиного тела, а Кухарский шагнул вперед, наклонился и поднял с травы темный комок.
— Птица.
— Что?
— Птица. Курица или утка. Жареная. Теплая еще.
* * *— Мальчики, вы Волка не видели?
— Да здесь он где-то. — Андрей Аристархович вышел из смотровой вслед за Еленой Андреевной.
— Утку жареную схватил и умчался, — засмеялся Марис. Они с Иваном закончили накрывать стол в круглой беседке. Фрукты, свежие овощи, жареная дичь и отменный отварной картофель, дымящий горячим паром, — все это манило уставших обитателей имения.
— Наверное, девушку себе нашел, — хохотнул Виктор, смывая с рук мыльную пену. — Решил устроить пикник.
Последним к столу вышел капитан Ковалев — сияющий, кажущийся еще выше без своего гипсового панциря. Он все еще двигался осторожно, по привычке поворачиваясь всем корпусом, чтобы пройти к столу, но уже начал чувствовать неизъяснимую легкость и свободу.
Когда блюдо с картофелем опустело, а от румяной дичи остались обглоданные косточки, настало время чая. Андрей Аристархович заваривал чай из собранных собственноручно и высушенных трав. Золотистый горячий настой обладал изысканным вкусом и прекрасно завершал трапезу.
— Еще не желаете профессорского чаю? Прошу заметить, юноши, мой чай нормализует давление и восстанавливает силы. Впрочем, вам этого пока не требуется. — Андрей Аристархович был благодушен и умиротворен. Редко когда ему удавалось полностью отрешиться от воспоминаний, и то был как раз такой прекрасный миг — тени прошлого не тревожили, а будущее казалось недостижимым и несуществующим. Существовало только настоящее — хрупкая красивая женщина с морщинками возле глаз, пятеро мужчин, теплый солнечный день и ароматный чай на столе в зеленой беседке.
— Вот мы с Волком недавно ходили на охоту. А он возьми да потеряйся. Я ему — ay, ау, Волк! Темнеть стало, бор черный, густой; мы с ним километров двадцать отмахали — хотел я за три дня до озера дойти. Светояр называется.
— Светояр, — Ковалев откинулся, пытаясь припомнить что-то далекое, смутно знакомое. — Светлый Яр? Так это ли не…
— Оно самое, Александр Степанович, из «Сказания о невидимом граде Китеже».
— И деве Февронии…
— Именно: и деве Февронии! Как приятно, молодой человек… Вы и оперу слышать изволили?
— Нет, — смутился Ковалев. — Не довелось. Я либретто читал, почти наизусть помню. Так это озеро из оперы?
— Строго говоря, озеро первично, оно само по себе, — засмеялся профессор. — Впрочем, я сам так и сказал, слово в слово, когда понял, что именно в этих местах все и происходило. Сила искусства, знаете ли. А либретто писал мой родственник, дядя, Владимир Иванович Вельский. Помните — «Садко», «Сказка о царе Салтане»? Вот я некоторым образом и почувствовал особую сопричастность, извините за высокопарный слог. Захотелось самому на Светлый Яр посмотреть. Может, и звон колокольный услышать града Китежа, пусть из-под воды, уж сколько лет колокола на Руси молчат… Да и тетеревов хотел добыть, признаюсь. Так вот, потерялся, значит, Волк. Ищу я его, ищу, а тьма вокруг гуще, и уже в двух шагах дерева не различить.
— Андрей Аристархович! — простодушно вмешался в разговор Марис. — Простите за уточнение, но что-то мне кажется, что это не Волк в лесу потерялся, а кто-то другой.
Общий хохот стал ответом сержанту Эмсису, прятавшему широкую улыбку за кружкой ароматного чая.
