Филип Жозе Фармер - Пир потаенный

Поэтому я сразу присел на корточки и стал ждать льва с ножом в руке. То, что случилось потом, доказало мне, что выстрел, выбивший карабин из моей руки, был не просто случайной удачей стрелка.

Мой нож птичкой вылетел из руки и сверкающим колибри взвился в воздух. И только потом, как раз в момент, когда он упал на землю, до меня донеслось эхо далекого выстрела.

От удара рука вновь занемела на короткое время, что едва не стоило мне жизни. Лев уже сделал свой последний прыжок и падал на меня. Я едва успел уклониться, и все-таки его когти задели мне грудь.

Для того, чтобы успеть вскочить на спину льва в его прыжке, мало быть просто решительным и быстрым. Малейшая неточность может стать фатальной: достаточно чуть-чуть поскользнуться или ошибиться в расчете скорости и траектории его прыжка на один-два сантиметра. Я скользнул в сторону как раз в момент, когда он был в верхней точке своего полета. Тут же вскочил на ноги и оказался у него на спине, крепко вцепившись левой рукой в его густую шевелюру. В своем прыжке зверь увлек меня за собой. Во всех предшествующих случаях я удерживался на спине с помощью одной руки, так как в другой у меня был нож. Но в этот раз обе руки у меня были свободны и я использовал их, чтобы тесно прижаться к спине животного.

Лев встал на дыбы, потом упал на бок и покатился по земле. Я вцепился в него, как пиявка, не оставляя ни на миг, лишь извивался всем телом, стараясь не оказаться под ним и не быть раздавленным его весом. Наконец он вновь вскочил на ноги. Я обхватил руками его передние лапы. И когда он вставал, мои руки замкнулись в захват на его затылке и прижали его морду к груди.

Его рычание и до этого было оглушающим. Теперь же он взревел так, что у меня едва не полопались барабанные перепонки. Лев вновь опрокинулся на спину. Я почувствовал себя черепахой, на панцирь которой наступил слон, но не ослаблял хватки, крепко обхватив ногами его живот. Огромный зверь пытался достать меня своими задними лапами, но этого ему не удавалось.

И вот так мы лежали один на другом на высохшей земле, пока его мышцы и связки медленно, очень медленно, не начали уступать, и его огромная голова поддалась давлению моих рук. Я охотно признаю, что в это трудно поверить. В мышцах льва заключена огромная сила, тем более в таком великолепном самце. Но я слишком отличаюсь от обычных людей, почти со всех точек зрения. Благодаря изменению моих хромосом, я стою уже на другой ступени, поэтому мне удастся то, на что обычный, пусть даже очень сильный человек, просто не может рассчитывать. Однажды мне уже удалось сломать шею одной из этих гигантских кошек, поймав ее на двойной нельсон, правда, в тот раз животное не было таким огромным.

Но до полной победы было еще далеко. Лев, который, правда, рычал уже послабее, упорно сопротивлялся всем моим усилиям, и шея его долго не отдавала мне ни одного сантиметра. Но потом его кости начали все-таки уступать и я услышал их хруст. Я тяжело дышал, зарывшись головой в его густую перепутанную гриву. Ее жесткие волосы впились в мою кожу подобно жалам сотни пчел. Острый терпкий львиный запах забивал мне нос, и тут вдруг я ощутил, как к нему присоединился едва заметный запах тления, указавший мне, что лев почувствовал приближение своей смерти. Все живое, населяющее Африку: антилопы, львы, негры, арабы, берберы обладают безошибочным инстинктом, говорящим им, что их смерть близка. Этот инстинкт есть наследие этой древней земли, этой колыбели не только человечества, но и многих видов животных. Древняя земля Африки оповещает своих детей, что им вскоре предстоит вернуться в лоно их матери, которая дала им рождение. И я единственный из европейцев, которому она оказала честь, наградив этим предчувствием.

Я почувствовал, что осознание приближающегося неминуемого конца ослабило сопротивление ужасных мышц шеи льва, в то время как в мои мускулы будто влились новые силы и они нажали еще сильнее. Одновременно я заметил, что близок к оргазму. Я не помню в какой именно момент мой член затвердел, а тестикулы напряглись, готовые к семяизвержению. Но мой пенис, зажатый между моим животом и спиной льва, вдруг задрожал от напряжения, а затем стал судорожно содрогаться в конвульсиях.

И точно в это мгновение затылок животного уступил, и я услышал хруст шейных позвонков. Мое семя густой вязкой жидкостью потекло на его шкуру и мой живот. Лев издал низкое протяжное рычание, изгоняя последний воздух из своих легких. Тело его вздрогнуло от последней судороги, и он, в свою очередь, выбросил густую обильную струю спермы. Я с трудом выбрался из-под его огромного массивного тела и, шатаясь, поднялся на ноги. Найдя немного львиной спермы в пыли, я поднял и проглотил ее. Мой биограф постеснялся описать в своей книге этот древний обычай обезьян. Вызван он древним поверием, что тот, кто проглотит семя льва, будет иметь такую же сексуальную силу, как и он. Я тоже так думаю. Мое европейское образование не убедило меня в обратном. Впрочем, мне вообще очень нравится вкус и запах, исходящий от этих огромных кошек. Практически нет ничего более африканского, чем сперма льва. Сперма льва — это вся Африка. Тот, кто хочет проникнуть в саму душу этого древнейшего континента, просто обязан попробовать сперму льва!

Когда я одерживаю победу над очередной жертвой, я не миную обычая всех человекообразных, вошедшего в мою плоть вместе с их молоком: гордо выпрямившись, поставить ногу на труп животного или врага и издать громкий победный крик. Но в этот раз триумфальный крик так и остался в моей груди: меня истощил оргазм и, к тому же, я не забывал, что нахожусь на мушке у стрелка высочайшего класса.

Глава VIII

Пуля выщербила лезвие моего ножа прямо у самой гарды. Удар изогнул его, но им еще можно было пользоваться. Но я не выбросил бы его, даже если бы он был уже вне употребления. Я не очень сентиментальный человек, но мысль отделаться от него была не по мне. Это — единственный предмет, который остался мне от моего настоящего отца. Он когда-то подарил его своему брату, в Англии, еще до того, как стал одержим безумием. Когда я увидел этот нож в первый раз, я даже не подозревал о существовании металла. И он служил мне верой и правдой семьдесят лет, убив для меня в десять раз больше дичи и врагов, чем любое другое оружие.

Я вложил его в ножны и взглянул на холмы. Там несколько раз что-то блеснуло. Вероятно, отблеск стекол бинокля, телеобъектива или даже телескопического прицела винтовки.

Стоило мне нагнуться, чтобы подобрать мой карабин, как прямо передо мной на земле возникло маленькое облачко пыли. Звук выстрела раздался секундой позже. Значит, стрелок находился где-то метрах в трехстах пятидесяти от меня. Вторая Пуля ударила в землю в нескольких сантиметрах от моей левой ноги. Третья — справа от меня. Четвертая подняла новое облачко пыли точно у меня между ног.

Он хотел, чтобы я продолжил свой путь по саванне, но без карабина.

Вместо того, чтобы тотчас пуститься в дорогу, я вскрыл грудь льву, отрезал часть его сердца и начал есть. Четыре последующих выстрела с короткими промежутками между ними позволили мне точно установить позицию стрелка. Я различил четырех человек, прячущихся в кустарнике на холме.

Доев мясо, я встал и медленно пошел прочь. Я отказался от мысли забрать свой карабин, так как пуля, попавшая в него, деформировала ствол. Я был зол не только потому, что позволил обвести себя вокруг пальца, но также от того, что чувствовал то пренебрежение, с которым стрелок обращался со мной. Если бы он действительно считал меня опасным соперником, то постарался бы покончить со мной первым же выстрелом. Все его действия, казалось, говорили: делай что хочешь, дорогой лорд Грандрит, все равно ты в моих руках.

Я прошел, пожалуй, метров четыреста, прежде чем стрельба мне вслед наконец прекратилась. Я шел на запад широким упругим шагом, время от времени поглядывая назад. Вскоре вдали появилось облачко пыли, которое стало следовать за мной, не приближаясь больше чем на три километра. Наконец я наткнулся на маленькое озерцо, где смог смыть пот и грязь, покрывавшие все тело. Облачко тотчас же исчезло. Я поймал несколько кузнечиков, которыми кишмя кишели окрестности, толстых и больших, как мыши, и съел их. Неподалеку прыгал по земле зимородок, в которого я попытался попасть камнем, но промахнулся на добрых двадцать сантиметров. В округе почти нет источников воды, особенно в сухой сезон, но, тем не менее, зимородков здесь пруд пруди. В засушливый период они меняли свой обычный режим питания водной мелочью на кузнечиков и других насекомых и, судя по всему, существовали вполне безбедно.

Как только настала ночь, я повернул назад. Уже через двадцать минут я обнаружил бивак этого короля курка, который расположился на вершине невысокого мыса, на опушке, окруженной большими деревьями с необычайно густым подлеском. Недалеко находился еще один источник воды, что и объясняло поразительно обильную для этих мест растительность. Посреди поляны стояли два джипа и два грузовика. Один из них тащил за собой большой прицеп. На поляне между тремя раскинутыми палатками пылало два костра. Вокруг одного из них мельтешили негры, занимавшиеся стряпней. В воздухе поплыл запах закипающего кофе. Я насчитал шесть негров и двоих белых. Затем я заметил еще одного белого в щели одной из палаток. Слабый свет лампы, горевшей внутри палатки, блеснул на мгновение на его бронзовой от загара коже.