Евгений Красницкий - Отрок. Женское оружие
И снова, уже из чистого упрямства, Арина хотела что-то возразить, но тут шевельнулся Андрей, до того сидевший неподвижно. Сначала ей показалось, что этот жест напоминает попытку успокоить норовистую лошадь — Арина даже обиженно отшатнулась, но потом вдруг поняла, что Андрей просто хочет удержать ее от глупого и бесполезного препирательства. Михаил глянул на Аринку с Андреем, неожиданно улыбнулся и, уже поднимаясь на ноги, произнес:
— Я же сказал — мы защищаем СВОИХ женщин.
Повернулся и пошел куда-то, оставив после себя ощущение беседы с умудренным старцем, а не отроком. Арина некоторое время пораженно смотрела ему вслед, и только когда он скрылся в темноте, до нее дошел смысл его последних слов — «Своих женщин»! Растерянно обернулась к Андрею и тут же получила безмолвное подтверждение: «Да, ты своя!»
«Своя? Ну да, теперь свои мы… А я-то ТВОЕЙ стать хочу…»
Аринка едва сдержалась, чтобы вслух этого не сказать. Они с Андреем вообще про это больше не говорили, но появившаяся было между ними отстраненность пропала после разговора с Михайлой. Удивительный отрок — воистину удивительный! Ведь он нарочно такое время выбрал, когда и Андрей тут — он-то сам все это сказать ей не мог.
«Да ведь Михайла мне все это еще и для того рассказывал, чтобы я понимала, куда еду и с кем мне жить теперь предстоит… Ну да, то что они меня своей признать готовы — то полдела еще, даже меньше, мне своей еще только предстоит сделаться — принять их правду и стать одной из их женщин, тех, которые мужам своим — как он там сказал? Боевой товарищ… ух, слово-то какое… и не слышала я, чтобы про баб так сказывали. Ну да, он много чего наговорил удивительного. И про обычаи иноземные тоже… Дядька Путята про такое и не упоминал, хотя он много про дальние земли рассказывал… Но Михайла-то откуда про то знает? Так говорит уверенно… Ой, да не о том думаю! Мне бы самой такого отношения достойной стать, вот что главное! Если с Андреем быть хочу… Как, еще не знаю, но стану! Непременно стану!»
Ночами Аринке не спалось: и про Андрея непрестанно думала, и одолевали мысли о том, как устроится их будущее на новом месте. Она попробовала расспрашивать о жизни в воинском поселении братьев. Толку от них было мало — они все больше толковали об учебе, о том, какой умный Михайла, какой сильный наставник Андрей, какой строгий какой-то старший наставник Алексей. Единственной женщиной, о которой они охотно говорили, была мать Михайлы боярыня Анна Павловна, да и та в их рассказах представала чуть ли не святой.
В конце концов Аринка решила порасспрашивать обозного старшину Илью Фомича, благо поговорить он был большим любителем, а к ней относился вполне доброжелательно.
— Дядька Илья, а как вы у себя Ратном живете, сильно у вас там все от обычного села отличается?
— Да так и живем, Аринушка, как все: землю пашем, охотимся, бортничаем, детишек растим, ну еще службу ратную несем и за то податей не платим. Вот в том, наверное, главное отличие и есть.
— А женщины? Их жизнь у вас чем отлична от обыкновенной?
— Да как тебе сказать, Аринушка… О том тебе, конечно, лучше бы у баб поспрашивать. А я тебе скажу так: жены наши не просто жены, но супруги воинов, надежная их опора и прибежище в крайности. А еще страдалицы они. Сама посуди — чуть не каждый год мужей, сыновей, братьев в поход провожать и не знать, вернутся ли живыми. Ну и еще отличие есть. Уж не знаю, как ты там у себя в Дубравном или в Турове привыкла, а у нас бабе можно все, что и всем прочим бабам, пока это не идет во вред воинским надобностям и обычаям. А тут все — край. Ратниками у нас все начинается, ратниками же и заканчивается. Как им без Ратного не жить, так и Ратному без них. Так что хоть и есть у нас староста — Аристархом зовется, а последнее слово всегда за сотником Ратнинской сотни — Михайловым дедом Корнеем Агеичем Лисовином.
— Вот как? Это что же, — попробовала пошутить Аринка, — сотник у вас и над бабами начальствует?
— Над всем! — отрубил Илья. — Однако же и среди бабьего сословия начальные люди есть. Начальные бабы, хе-хе…
— Это как же?
— Ну перво-наперво, есть у нас старостиха Беляна. Баба знающая, разумная, опять же из-за спины мужа выглядывает, порой даже и грозно. Есть у нас и лекарка Настена. Она, чтоб ты знала, не только лекарскими делами ведает, а и многим другим, в бабьих интересах… и то сказать, знает обо всех столько, что люди порой и сами о себе не знают. Ну и… сама понимаешь. Была у нас еще старуха Добродея. Не то чтобы начальный человек над бабами, но за советом, утешением, справедливостью в бабьих делах ходили к ней. Мудра-а была… Жаль, в моровое поветрие померла.
Впрочем, ты-то ведь не в Ратном жить будешь, а в крепости, где Младшая стража. А там начальствует боярыня Анна Павловна. И скажу тебе, Аринушка, не только над бабами начальствует. Как уж у нее так выходит, не знаю, а только и мужи смысленные, даже и воинского звания, ей поперек стараются не идти. Строга, нет слов, строга, но и справедлива, и милосердна, отроки ее чуть не как святую почитают.
— Выходит, что почти все вятшие люди у вас — Михайловы родственники?
— Выходит, что так.
— А сам Михайла? Необычный он какой-то. Давеча про татей объяснял, как будто бы сам в разбойной ватаге обретался, да не один год.
— Хе-хе… это он может! Он тебе так же и про князей расскажет, и про старцев ученых… да хоть про девок гулящих, хотя сам, как ты понимаешь, ни в одном из сих достоинств не состоял. — Илья сделал строгое лицо и назидательно вздел к небесам указательный палец. — Наука книжная — великое дело! А Михайла ее насквозь превзошел!
— Так книжной науке учиться надо, — заинтересованно заметила Аринка. — Неужто в Ратном такие наставники есть?
— У-у-у, это у нас, как нигде! Один отец Михаил чего стоит! Святой, истинно святой! Постами и молитвенными бдениями себя изнуряет, порой и излишне, погани языческой, как истинный воин Христов, противостоит, детишек наукам учит. Да если б только он Михайлу учил! Есть у нас еще… — Илья неожиданно заткнулся, словно чуть не ляпнул то, о чем следовало молчать, но потом бодренько продолжил: — Вот, к примеру, Андрюха Немой Михайлу сызмальства воинскому делу учит.
— А почему он не женат?
— Кто, Михайла?
— Да нет, Андрей.
— Ну… как тебе сказать… тут дело такое… — Илья на некоторое время примолк. — Ты ведь и сама, Аринушка, не знаешь, как удачно опекуна выбрала. Ты не смотри, что Андрюха безгласен да увечен, сестренки-то твои враз к нему привыкли. Детишки — они такие, будь даже у нашего Бурея дети, и то бы батюшку самым красивым да ласковым считали.
— А кто такой Бурей?
— Хе-хе… да есть у нас один… красавец писаный, ни в сказке сказать ни пером описать. Горбун. Бабы от одного его взгляда столбенеют. Вот и от Андрюхи тоже шарахаются…
— Так что ж ты Андрея с каким-то уродом равняешь? — не удержалась Аринка, задетая тем, как Илья это сказал. — С чего бы от него-то шарахаться? Он же добрый. А увечья… Мало ли воинов шрамами изуродовано, у Михайлы и то уже есть…
Илья поглядел на нее внимательно, усмехнулся:
— Правда твоя, Аринушка! Только вот ты это увидела, а другие и замечать не желают. Ну да это я так, к слову просто пришлось.
Так вот, об Андрюхе. Он ведь тоже из рода Лисовинов будет. Родство, правда, дальнее, но живет он в доме сотника Корнея как свой, семейный. Вернее, жил, сейчас-то он в крепость перебрался, наставничать в Младшей страже. Но случись что — на защиту твою и всего твоего семейства поднимется самая страшная сила в Погорынье во главе с самим сотником Корнеем. А это имя не только в Ратном уважением пользуется, но и язычников по лесам трепетать заставляет…
Слушая все это, Аринка хоть виду и не подавала, но чувствовала — не договаривает что-то обозный старшина. Уж больно часто разговор в сторону уводит и от вопросов, совершенно невинных и естественных, уклоняется. Неспроста это. То ли не хотел рассказывать какие-то подробности чужому человеку, то ли просто боялся. И все больше и больше склонялась к мысли, что он именно боялся. Не то чтобы дрожал от страха, но так… опасался. Для проверки своей догадки спросила:
— А к старым богам, славянским, у вас как относятся?
— Ну ты, баба… — Илья оглянулся, будто опасался, что их подслушают. — Ты лучше кого другого об этом спрашивай, да поосторожнее, не первого попавшегося.
Так Аринка ничего толком и не узнала: ни про жизнь женщин в воинском поселении, ни про Андрея. Одно только стало понятно — есть у них там нечто такое… ну как у нее с бабкой было — посторонним знать незачем.
А мысли продолжали одолевать.
«Ну вот, сколько времени языком чесал, а ничего путного так и не сказал. Хотя… если вспомнить да подумать как следует, как батюшка и Фома учили, не так уж и мало я узнала. Перво-наперво, поосторожнее мне надо быть с расспросами. С Андреем тоже что-то не совсем понятное… Не зря Илья разговор в сторону увел, когда я его спросила. Но все равно — правильно я Андрею опекунством поклонилась, как толкнул меня кто. Ведь не ошиблась же! И воин он из лучших, и из рода самого видного… Ой, это что ж выходит-то: и мы теперь хоть каким-то боком к роду Лисовинов прилепимся? А если и он решит, что я из-за этого только… Конечно, Грине поддержка в делах-то какая будет! И за девчонок можно не беспокоиться — у них теперь дядька Андрей есть. Андрей… А может, он не только у девчонок есть, но и у меня будет… хоть когда-нибудь… Ведь и не рассчитывала я тогда ничего — даже и понять не успела, что творю. А если бы он женат оказался, что бы я теперь с собой делала? Господи, и о чем я тогда думала? Ой, да ни о чем… Больше двух лет помыслить не могла, что хоть кого-то вместо Фомы встречу, а тут, ничего о нем толком не зная, словно в прорубь рухнула. И уже ничего с этим поделать не могу… да и не хочу. Господи, Пресвятая Богородица… и все Светлые Боги, помогите нам с ним друг друга обрести».
