Татьяна Живова - Джульетта без имени
— Ну извини, извини, — сталкер примиряюще поднял ладони в защитных перчатках. — А ловко ты паука... — похвалил он, чтобы как-то умиротворить ее. — Стрела-то прямо рядом с моей головой пролетела. Классно стреляешь!
— Да не... — крысишка погасила алое свечение в глазах и неловко потупилась. — Я это... В общем, случайно... Я и не целилась вовсе...
— Что?! Так ведь... Да ты понимаешь, что могла...? Ну... ну ты даешь!!!
Крыся метнула на сталкера испуганный, даже какой-то загнанный взгляд, опасливо отодвинулась, опустила голову и прерывисто шмыгнула носом, явно налаживаясь снова зареветь.
— Я же... — расслышал Восток ее бормотание. — Я же не нарочно... — новый всхлип. — Они же... Я... я их боюсь!!!
И крысишка, спрятав лицо в ладонях, быстро, точно стыдясь своей слабости и слез, отвернулась от сталкера носом в угол. Плечи ее мелко задрожали.
Ну вот опять! И что прикажете ему делать с этим экзальтированным, как персонаж довоенной японской мультипликации, существом, которое чуть что — сразу в рев?..
Ох, горе ты луковое, чудо чумазое...
— Знаешь, — тихо приблизившись к скавенке, Восток чуть помедлил и... осторожно приобнял ее за худенькие вздрагивающие плечики. Девушка тут же дернулась и напряглась, словно пружина, но не отстранилась. Только съежилась серым комочком. — Если это тебя утешит, я тоже их боюсь. До жути боюсь этих тварей.
Словно спохватившись от проявления такой несвойственной ему нежности, сталкер отстранился и сухо произнес:
— Гадость какая — эти пауки!
Он бы и сплюнул брезгливо, но в последний момент вспомнил, что на нем противогаз, и только тихонько ругнулся про себя.
...Крыся испуганно содрогнулась и сжалась, когда ее коснулись чужие руки — руки человека! Но... против всякого ожидания эти руки не причинили ей боли. Человек... обнял ее! Мягко, осторожно и, пожалуй, даже... нежно? Девушка вскинула на сталкера растерянный и удивленный взгляд, но он уже отстранился от нее.
Почему-то скавенка почувствовала... сожаление. И грусть. Нежность, ласка... Она уже и не помнила, когда такое случалось в ее жизни. Тем более — чтобы так поступал с ней кто-то из мужчин ее станции! Девчонкой была — на нее, грязнокровку, вообще внимания не обращали, разве что если под ноги не вовремя попадалась. Тогда — просто небрежно или нетерпеливо отпихивали с дороги. В лучшем случае. Выросла — стали замечать, подкарауливать в темных углах... Только вот обращение осталось почти прежним.
Некоторое время Крыся, склонив набок голову, во все глаза смотрела на сталкера — удивленно, недоверчиво, испытующе... А потом медленно, словно не веря своим ощущениям, проговорила:
— А ты... не страшный... Хоть и человек...
Холодные стеклянные «глаза» на резиновой хоботастой «морде» некоторое время столь же испытующе смотрели на Крысю, словно сталкер раздумывал, стоит ли доверять этой мутантке содержимое скрытой за стеклами души. Наконец человек вздохнул и тихо произнес:
— Ты тоже, оказывается... не страшная... Хоть и мутантка.
Крыся моргнула... Потом преувеличенно внимательно оглядела себя, зачем-то посмотрела себе за спину...
— А ты что, думал, что мы все — рогатые, хвостатые и «сто пудов копытатые»? Да ты вообще когда-нибудь хоть одного скавена видел?
— Кого? — удивился сталкер. — Как ты сказала? Скавена? А это кто?
Девушка склонила набок голову и посмотрела на него с каким-то вековечным сожалением. Как добрая, но строгая учительница — на двоечника.
— Ну конечно... — пробурчала она. — «Крысюки» для вас куда понятнее!.. Но мы — скавены! И точка!
— Скавены... — снова повторил сталкер, будто пробуя незнакомое слово на вкус и пытаясь определить, нравится ему этот вкус или нет. — Странное название, — наконец подвел он итог своим размышлениям, судя по всему так и не придя к окончательному решению. — Почему скавены? У нас вот, например, вас не только крысюками — еще ратманами зовут. Хотя это, в общем, одно и то же...
Он снова помедлил и вдруг спросил:
— Тебя-то как зовут, крысюха-горюха?
— Сам ты... крысюх!.. — недобро показала зубки девушка. — Не любим мы, когда нас так называют! Заруби себе на носу... или хотя бы на этом вот шланге!.. — она снова гневно фыркнула, но все же соизволила снизойти до объяснения:
— А «скавенами» называться еще давно один парень придумал с Отрадного. Когда мы только начали становиться... такими... Говорят, это из какой-то коп... ком... ком-пью-тер-ной, — старательно, по слогам, произнесла она, — игры слово. Ну, я не знаю, меня тогда не было еще. Скавены — и скавены. Все же лучше, чем ваши «крысюки» или эти... «ратманы»... Вот же придумают... Мы же вас обезьянами не называем!
— А что? — девушка могла поклясться, что резиновое «пугало» ей подмигнуло. — Думаешь, мы не обезьяны? — в голосе сталкера прорезались ироничные нотки. — Еще какие обезьяны! Вездесущие, непоседливые, любопытные, — он покачал головой. — Да уж, любопытные, это точно. Из любопытства собственное дерево подожгли и не заметили, пока у самих хвосты не задымились.
И, заметив округлившиеся от удивления глаза девушки, добавил:
— Это я так. Аллегорически, так сказать, выражаюсь. Не понимаешь? — скавенка помотала головой. — Ну, иносказательно. Мы — обезьяны, а мир — это дерево, на котором мы сидим, — он развел руками. — Точнее, сидели. Пока не подпалили его сами ко всем чертям. Такая вот ботва.
Сталкер немного помолчал и снова посмотрел на девушку.
— Ты так и не сказала, как тебя зовут.
— А никак не зовут! — скавенка поймала его удивленный взгляд и, тихонько вздохнув, не слишком охотно пояснила:
— Я же грязнокровка, нам имен не полагается. Впрочем, когда надо — зовут Крысей. Нас всех так зовут — которые без имен.
Она единым гибким движением поднялась, извлекла из-за одного из целых стеллажей потрепанный школьный рюкзачок и затолкала туда самиздатовский томик и сломанный фонарик. Восток отметил, что рюкзачок уже был наполовину забит книгами и выглядел довольно увесисто.
— А у тебя самого-то есть имя? — вдруг повернулась к нему скавенка.
Сталкер оторвался от изучения ножа, вынутого им из фильтрующей банки противогаза, покосился на мутантку, немного помолчал и, наконец, ответил:
— Восток.
— Что? — удивилась скавенка, — Восток? Странное имя. Это же вроде как направление такое, да? Или место? Я в книгах читала, только не поняла до конца. Там написано, что раньше, ну, до того как все разбомбили, кто-то жил на Востоке. А еще читала, что на Восток ходили люди. — Крыся подумала и добавила: — А у нас один есть... Так он любит говорить: «Восток — дело тонкое». А вот тебя зовут, значит, так? Мне казалось, у людей другие имена... У нас, например, у многих людские имена сохранились. И даже фамилии!
Она пожала плечами и сказала, вроде как ни к кому не обращаясь:
— Странно... А ты меня не обманываешь, человек? Тебя точно так зовут? — подозрительно поглядела она на Востока.
— Так и зовут, — подтвердил сталкер. Некоторое время он смотрел, склонив голову набок, на скавенку, а потом проговорил:
— Но ты права, это не совсем имя. Скорее, прозвище мое. Было когда-то... Это оно потом... стало именем. — Восток вздохнул и продолжил: — Раньше и имя у меня было человеческое, и фамилия. Все было... раньше.
Он надолго замолчал и застыл, устремив взгляд неподвижных стеклянных «глаз» куда-то вдаль, словно видел там ту, прошлую жизнь, в которой у него еще было имя, данное при рождении.
— А потом? — тихо спросила девушка, когда пауза слишком затянулась.
Сталкер вздрогнул, как будто вопрос скавенки неожиданно вернул его откуда-то очень издалека.
— Потом? — проговорил он глухо. — У меня не было «потом».
И, словно подводя черту под этим странным проявлением ностальгии, продолжил уже с привычной иронией:
— И потом, ты же сама говорила: «Восток — дело тонкое». Так что... — он развел руками. — Восток... я и есть Восток.
И, четко, по-военному щелкнув каблуками и коротко кивнув, произнес:
— Мадемуазель Крыся, сталкер Восток к вашим услугам!
Это было сказано очень серьезным тоном, но девушке снова показалось, что сталкер подмигивает ей. А он продолжал:
— Простите, что не снимаю шляпу, сударыня, за отсутствием оной, но не соблаговолите ли вы посоветовать мне, куда здесь можно укрыться от взгляда ясноликого дневного светила? Потому как перспективы добраться до Медведково за оставшееся до рассвета время представляются мне весьма туманными.
