Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение
Утро выдалось ясным, солнечным, и городок Вэлхаус показался Дэнни весь и сразу, как только старый хиппи срезал поворот и вышел на противоположный склон горы. Дэнни обернулся и прислушался, не едет ли сзади какая-нибудь машина (тащиться пять миль по шоссе, пусть даже дорога и ведет под гору, совершенно не хотелось). Сзади было тихо, и Джордан снова обратил свои светло-карие, с рыжинкой, глаза к цели утреннего похода. Что-то в облике пятнадцатитысячного города, чьи невысокие дома и прямолинейные улицы просматривались отсюда, со склона горы, довольно отчётливо, его насторожило.
Дэнни подошел к обрыву, присел на корточки, закурил и, поглядывая на город, задумался.
За последние сорок с лишним лет он ни разу никуда не торопился и не собирался изменять этой своей привычке и впредь.
Уж больно тихо, подумал он. Тихо и пустынно. С чего бы это? Сегодня, вроде, не воскресенье, а если б даже было и воскресенье, то все равно пять миль — не такое большое расстояние, чтобы не расслышать шум жизни полутора десятков тысяч людей, собранных в одном месте. Шум этот, конечно, совсем слабый, на самой грани восприятия, но он есть. Всегда. Всегда есть, а сегодня нет. Может, я внезапно стал хуже слышать? С чего бы? Возраст, Дэнни, знаешь ли. Бывает, братишка. Вчера еще мог расслышать шорох мыши в сотне ярдов, а сегодня… Ладно. Хорошо. А где тогда машины? Пять минут сижу, а ни одной ещё не заметил. Ни в ту, ни в другую сторону. Не заметил и не услышал. А время-то не сказать, чтоб очень раннее. Судя по солнцу, часов десять утра, не меньше. Было когда-нибудь такое, чтобы я выходил в десять утра на это шоссе и за пять (нет, пожалуй, уже семь)… за семь минут не встретил бы ни одного автомобиля? Нет, не было такого. Но то, что такого раньше никогда не было, ещё не значит, что это в принципе невозможно. Мало ли. Карта так легла. Вот посижу еще чуток, покурю, и кто-нибудь обязательно проедет.
Он просидел на обрыве около двадцати минут по собственному ощущению времени (часов Дэнни не носил принципиально), и ничего не изменилось. Все то же солнце, те же редкие клочья облаков в синем небе, то же дрожание нагретого воздуха над шоссе, тишина, и ни одной машины в обе стороны.
— Однако, — пробормотал вслух Дэнни, медленно встал на ноги и козырьком поднёс ладонь к глазам (солнце уже немного мешало).
Ни черта не видать. Вэлхаус, как Вэлхаус. Точно такой же, на вид, что и неделю, и месяц назад. Далековато, конечно, простым глазом деталей не различить… Эх, бинокль бы сейчас! Нет, братишка, обойдёшься. Сначала бинокль, потом электрическую лампочку…и понеслось. Не остановишься потом. Черт, надо идти. Других вариантов нет.
Дэнни вздохнул, тщательно затоптал давно погасший окурок, и пошёл вниз по дороге. Два часа и пять миль — не такая уж большая плата за то, чтобы не остаться голодным, а заодно и узнать, в чём дело.
Первую страшную аварию он обнаружил буквально через двести ярдов. Шоссе здесь опять делало поворот, и Джордан сразу увидел проломленное ограждение. Он подошел к краю, осторожно глянул вниз и отшатнулся: там, под обрывом (восемьсот футов почти отвесной стены, никак не меньше) беспорядочной перекорёженной и почерневшей от огня грудой валялось, как показалось ему, не меньше десятка машин…
Уняв сердцебиение и слабость в коленях, Дэнни оперся (предварительно проверив на устойчивость и прочность) рукой на край проломленного ограждения и снова заглянул вниз.
Да, так и есть. Отсюда в точности не разберешь, но десяток, пожалуй, действительно наберётся. Это, что же получается? Получается, что они все ехали сверху вниз, направляясь в Вэлхаус (иной дороги тут все равно нет) и, один за другим, потеряли управление и рухнули с обрыва. Первым был, наверное, вон тот, ярко-красный магистральный тягач MACK, который, как ни странно еще можно узнать после всего, что с ним случилось. Он и проломил ограждение, потому что никакой другой машине это бы не удалось. Тут был нужен танк. Или, на крайний случай, магистральный тягач. Вот он и подвернулся. Проломил, значит, ограду и… того. А потом уже, в готовую дырку, за ним и остальные последовали. Их что, загипнотизировали всех? Куда один, туда и остальные? Что за чертовщина… И когда это, интересно, все случилось? Видать, совсем недавно, потому что иначе дырку давно уже бы заделали…. Или… или некому заделывать? Брось, Дэнни, братишка, не может такого быть, чтобы ты проспал конец света, хоть это и было всегда твоей мечтой, — проснуться однажды красивым летним утром и увидеть, что старый мир умер, а на смену ему родился новый. Ладно, идем дальше…
Вторая авария, а, точнее, место, где произошла уже не автомобильная, но авиакатастрофа, попалась Джордану через час, когда он уже практически спустился в долину.
За очередным поворотом шоссе преграждало то, что осталось от одномоторной «Сессны». Судя по всему, самолёт врезался в склон горы, после чего взорвалось топливо в баках, и, объятые пламенем обломки, рухнули вниз, на дорогу. Рухнули и остались лежать, загораживая проезд.
Искать то, что осталось от пилотов и предполагаемых пассажиров, Дэнни не стал. Он просто обогнул косо торчащий над шоссе обломок хвостового оперения и, хрустя башмаками по осколкам стекла и пластмассы, ускорил шаг.
К сердцу уже подступил холодный и липкий страх. Но при всем своём особом отношении к жизни и окружающим людям, выработанным ещё в конце 60-х и заботливо взлелеянным в последующие годы, трусом Дэниэль Джордан никогда не был. Мало того. Все, что он только что увидел, вывело его из привычного созерцательно-философского состояния, и он ощутил — пожалуй, впервые за последние чуть ли не сорок лет — желание действовать. Физически. То есть идти, бежать, спасать, искать и даже, возможно, (не верится, но так оно и есть!) стрелять. Но только не сидеть на месте, посылая весь остальной мир к черту, к богу и в иные труднодоступные места (а что ещё прикажете делать, если научить его любви так и не вышло?). Время затворничества — он ощущал это явственно и неотвратимо — кончилось. Да, это было страшно. Но это было одновременно и хорошо. К своим пятидесяти девяти годам Дэнни, не смотря на сигареты и выпивку, удалось сохранить относительно хорошее здоровье (не более пятнадцати-двадцати фунтов лишнего веса, отменное зрение, восемнадцать собственных зубов, изрядно поседевшие, но почти не поредевшие волосы), а теперь он вообще чувствовал себя чуть ли не тридцатилетним и уже почти бежал по шоссе, с каждым шагом сокращая расстояние между собой и Вэлхаусом.
Город встретил Джордана тишиной.
Возможно, тут следовало бы добавить прилагательное «зловещей», но все дело в том, что никакой зловещности Дэнни не ощущал. Жизнь вдали от людей и многолетняя привычка к полному одиночеству изрядно отточили его интуицию. И теперь старый хиппи явственно ощущал, что здесь, в пятнадцатитысячном Вэлхаусе, произошло нечто страшное для жителей города, но практически не угрожающее лично ему, Дэнни Джордану. Он и сам не понимал, откуда у него такое чувство. Да, ему было тревожно. И даже очень тревожно. И даже, пожалуй, страшно. Но непосредственной опасности для собственной жизни он не ощущал. А потому, помедлив несколько минут, под рекламным щитом с жизнерадостной надписью: «Добро пожаловать в Вэлхаус — самый спокойный город Колорадо!» и выкурив сигарету, Дэнни, внимательно оглядываясь по сторонам, вступил в черту города.
Труп лежал на проезжей части.
Это был мужчина, одетый в майку и длинные — ниже колен — шорты. Одна нога его была обута в домашний тапочек, вторая была босой. Мужчина лежал точно посередине дороги, лицом вверх, раскинув в стороны руки, в позе беспечного пляжника, вкушающего свою порцию солнечных ванн. Когда Джордан подошёл ближе, то понял, что хорошо знает этого человека. Питер Уоллес, банковский служащий лет, наверное, тридцати двух, который частенько обслуживал Джордана, когда тот появлялся в городе и заходил в банк, снять со счета некоторую сумму наличными.
Дэнни присел на корточки рядом с мертвецом (он сразу понял, что Питер Уоллес мёртв и лишь для проформы сделал попытку нащупать его пульс, каковая попытка, конечно же, не увенчалась успехом) и огляделся по сторонам. Тихо и пусто. Лишь на другой стороне перекрёстка, в сотне ярдов от того места, где лежал мёртвый банковский служащий, не торопясь, пробежала собака. Остановилась на секунду, поглядела на Дэнни и потрусила дальше.
Наверное, он выскочил из дома, размышлял Джордан. Выскочил второпях, в чем был. Вон, калитка открыта, и второй тапочек за ней валяется. Что-то его напугало… Или что-то случилось…. Тьфу, Дэнни, ну и логика у тебя, братишка. «Что-то случилось»! Да уж случилось. Просто так люди, живущие в Вэлхаусе, в одних тапочках на улицу не выскакивают и, уж тем белее, посреди улицы невесть от чего не умирают. А Питер умер именно невесть от чего. Во всяком случае никаких ран и прочих повреждений на его теле не видно. Хм-м… Сходить, что ли, в дом, посмотреть? Ох, не хочется что-то… Пройдусь-ка я еще, пожалуй, по улицам, а там поглядим.
