Марина и Сергей Дяченко - Темный мир. Равновесие
– А мы будем смотреть и ждать?!
Он зашагал прочь от подъезда, на ходу поманил меня за собой. Мы прошли мимо тети Светы – Пипл приветливо с ней поздоровался.
– Дело такое, – заговорил он, когда мы снова вышли на улицу. – Перед финалом Тень обычно вылезает из укрытия и подходит к жертве поближе. Если мы ее выследим раньше, чем он помрет, – мы молодцы.
– Он здоровый молодой мужчина. От чего ему умирать?
– Внешне это будет выглядеть как авария, криминал, внезапный инсульт – у молодых тоже бывает, хоть и редко. Даже самоубийство. По сути, внезапный конец жизни, которую сожрала Тень.
Мне стало холодно. Я остановилась:
– Послушай, значит, все аварии… взрывы, пожары, инсульты…
– Не все, – мягко возразил Пипл. – Тени подстраиваются под существующий тренд. Подкладывают, так сказать, своих жертв под несчастные случаи.
– Зачем это надо? Зачем они убивают?
– Питаются. Греются. Получают свой ресурс… Тебе куда сейчас? В общагу?
Я помотала головой:
– Подожди… Тень всегда подходит к жертве в последний момент?
– В девяноста процентах случаев.
– А если эта Тень, которая убивает Мишу… окажется в тех десяти процентах, что не выходят?
Пипл вздохнул. Я привычно потянулась рукой к амулету – и ухватила пустоту.
– Не переживай, – сказал Пипл. – Не видишь Теней – о’кей. Научись определять их по косвенным признакам.
– Это по каким же?
– Они вечно мерзнут, во-первых. Если в жаркий день видишь человека в теплом свитере и шарфе – обрати внимание. Во-вторых, они боятся молока: оно для них как кислота. Сомневаешься в ком-то – предложи хлебнуть молочка или выпить кофе со сливками. Откажется – значит, Тень.
– Или просто не любит молока.
– Или не любит, – легко согласился Пипл. – Ты как себя чувствуешь?
– Паршиво.
– У тебя сегодня был нехилый гормональный выброс, – сказал он задумчиво.
– И что это значит?
– Значит, что ты встретила кого-то, кто потом появится в эротических снах… У тебя как с сексуальной ориентацией?
– Традиционная! И это не твое дело! И перестань меня обнюхивать!
На меня с подозрением покосились прохожие. Я, спохватившись, замолчала.
– Прости, – сказал Пипл очень искренне. – У меня это профессиональная деформация. Я бываю бестактным.
И улыбнулся без капли высокомерия – искренне и с симпатией.
Глава шестая
Голуби и соколы
В коридоре на подоконнике Павлик проделывал манипуляции с огромным цветочным букетом. Когда я подошла, он подпрыгнул от неожиданности, потом расслабился и выдохнул:
– А, это ты…
В букет был вправлен плюшевый медвежонок, в лапах у медвежонка помещалась шоколадка, к шоколадке скотчем крепилась открытка с извинениями и признаниями в любви. Медвежонок и видом, и взглядом походил на Павлика. Мне сделалось жалко их обоих.
– Павлик, может, тебе пока подождать… Пускай она как-то остынет…
Я врала. Я знала, что Настя не остынет и не согреется. Я не сумела объяснить это Павлику, который изнывал от чувства вины, хотя не был ни в чем виноват.
– Даша, передай ей, пожалуйста, а то я сам боюсь…
Я кивнула. Взяла букет с медведем и открыткой. Вошла в комнату: здесь было непривычно чисто и прибрано, Настя валялась на кровати с ноутбуком на животе.
– Это тебе, – я протянула ей букет. Она даже не повернула головы:
– Спасибо. Пойдешь на кухню – оставь в помойном ведре.
– Настя, – я села напротив. – Послушай меня, Павлик…
– Я читаю, ты что, не видишь?!
– Павлик тебя на самом деле…
– Новые новости! Устройство чужой судьбы на доступных условиях… Не хочу слышать этого имени, не знаю этого человека, и не продолжай, или я обижусь!
И она демонстративно уткнулась в экран. Я знала, что Павлик там, снаружи, ловит любой шорох и ждет затаив дыхание, как будет принят его подарок. Сейчас мне придется вернуть цветы и сделаться вестником несчастья.
Я вдруг разозлилась: какого лешего я должна работать посыльным голубем? Один раз пожалеешь человека – и готово, ты уже его доверенное лицо, чуть ли не духовник-исповедник…
Злость сменилась осознанием вины. Если бы я остановила Тень раньше, чем она успела прикончить Настину любовь, – все было бы по-другому, и сейчас я шаталась бы где-то по улицам, дожидаясь, когда влюбленные завершат очередной романтический вечер.
Я встала, чтобы отнести букет обратно Павлику, и в этот момент дверь открылась. Точно такой же медведь, как был прикреплен к букету, но только в человеческий рост, шагнул к нам в комнату, зацепившись о притолоку мохнатой плюшевой головой.
Даже Настя при всем своем стоицизме удивилась.
– Павлик, – процедила она, – размер, конечно, имеет значение… но не в этом случае!
Медведь посреди комнаты поглядел на нее без интереса – и перевел взгляд на меня. Поднял мохнатую лапу; в лапе чудом удерживалась связка ключей, как если бы медведь был сторожем тюрьмы… Или спер с режимного объекта полный набор дубликатов.
А еще через минуту выяснилось, что внутри медведя спрятан вовсе не Павлик.
* * *– Зачем ты нацепил эту дурацкую шкуру?
– Чтобы пройти в общагу, не привлекая лишнего внимания, – он даже не улыбнулся.
Я с трудом сдержала нервный смех:
– А зачем ключи?
– Пойдем, все узнаешь.
– Послушай, Семен…
– Сэм.
– Сэм… Почему ты уверен, что я с тобой пойду?
– Потому что сегодня вечером я покажу тебе кое-что, чего ты никогда не видела.
Я вздохнула. Эх…
Парень был настолько уверен в себе, что не боялся выглядеть идиотом. Он жил, играя ради игры, развлекаясь ради чистого фана. Может, он поспорил с кем-то, что уведет меня сегодня в кабак или в клуб. А скорее всего, ни с кем не спорил, ему просто взбрело в голову. Увидел девочку – на секунду заинтересовался – поужинали, потанцевали, развлеклись… Почему нет?
– Спасибо, Сэм. Но я не могу. У меня много работы на сегодняшний вечер.
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься.
– И не объясняй, а то я умру от горя.
Похоже, ему нечасто говорили «нет». По крайней мере, сейчас он казался удивленным. Мы стояли в коридоре у входа в кухню, и всем жительницам нашего этажа вдруг понадобилось зайти за йогуртом, или заварить чай, или неторопливо пройтись туда-сюда. Я ловила на себе заинтересованные взгляды: Сэм был известной личностью на факультете, а я традиционно считалась участником массовки – таких, как я, в каждом вагоне метро едет пятнадцать человек.
Завтра скажут: «Она ему отказала, чтобы покрасоваться». Зачем ждать завтра – уже сегодня скажут, да впрочем, мне-то что за дело…
…Когда он отстегнул смешную мохнатую голову, когда я увидела его в медвежьей шкуре, веселого, нелепого, мне вдруг померещилось на секунду, что я его давно знаю, что это мой друг, зачем-то надевший маску… нет, не медведя. Маску высокомерного заносчивого мажора.
Короткое наваждение явилось – и пропало: он был не друг мне. Я бы с удовольствием погуляла с ним под дождем, посидела на автобусной остановке, обсудила нюансы современного прочтения Свифта, но все это было невозможно. Сэм – парень с другой планеты, и, отправившись в космос на его корабле, я рискую задохнуться без скафандра…
– Жаль, – сказал он, будто эхом отвечая на мои мысли. – А мне казалось, что ты хочешь в музей Землеведения.
Пришла моя очередь удивляться:
– Откуда… А-а, ты прочитал мой статус на «Фейсбуке»!
– Неправда. Мне явился призрак Ломоносова и велел показать тебе великие тайны.
Чистая работа: за вечер он сумел уже второй раз меня удивить. Я действительно любила наш музей Землеведения, не была там с прошлого года и буквально пару дней назад сокрушалась в Сети, что никак не доберусь до двадцать четвертого этажа Главного здания.
– Тогда пошли, – сказал он, довольный моей реакцией.
– Прямо сейчас?
– Зачем откладывать?
– Музей закрыт!
Он торжественно показал мне связку с ключами:
– Нет закрытых путей. Есть пути, которые хорошо охраняются – там Сцилла, здесь Харибда… Но ты же не трусиха, правда?
* * *Мы прокрались по музею, освещенному в этот час только дежурными лампочками. Мимо витрин с минералами и драгоценными камнями, каждый из которых можно разглядывать целый день. Мимо портретов выдающихся ученых и чучел тех, кого они исследовали.
Сэм попробовал ключ к балконной двери – не подходит. Тогда он стал пробовать ключи один за другим, напоминая ретрохакера из викторианских времен.
Наконец дверь поддалась. Снаружи повеяло прохладным воздухом и запахом травы – внезапно, на двадцать четвертом этаже посреди колоссального города. Сэм подал мне руку:
– Здесь осторожно: высокая ступенька. Смотри под ноги.
Я вышла под небо – и так и остановилась.
Вокруг лежала Москва в огнях мостов и набережных, в изгибах реки, в потоках красных и белых фар на запруженных улицах, в темных пятнах парков, в геометрическом узоре дорожек у смотровой площадки. За моей спиной высился шпиль университета, я стала частью этого здания, я сделалась одной из статуй, химерой на фасаде и рисунком на гербе. Минуты шли, я не двигалась, только город подо мной перетекал огнями, мерцал, светился…
