Олег Верещагин - Мир вашему дому!

— Двадцать семь детей, — гнусаво сказал Карев. Бельков покачал головой:

— Двадцать восемь двадцать восемь… Ты еще не знаешь — кажется, твоему сыну было двенадцать лет?

— Было? — сорвался в хрип Карев. — Как…

— Когда он узнал, что ты сделал, он застрелился, — пояснил Бельков. — Зря конечно. Он не виноват, что его отец такая сволочь. Позавчера, у себя в спальне… Ну так за что, ради чего ты их убил? Неужели ради денег, тебе что, не хватало того, что у тебя было?!

Раскачивавшиеся на кровати Карев вдруг выпрямился — и теперь уже штабс-капитан отшатнулся, пораженный тем, какое у арестованного было выражение лица. А тот заговорил, скалясь и отрывисто бросая слова и фразы:

— Что? Ради денег? Нет, не ради денег… не ради денег, плевать я на них хотел… Думаете, только вы, дворяне, прослеживаете свои идиотские родословные? Вот уж нет… Я тоже кое-что о себе знаю… Мой предок — еще тогда, до Третьей Мировой — владел половиной добычи нефти в вашей России. Он был не просто богат. У него была власть и возможности. А ваши проклятые предки в те годы нищенствовали, потому что были глупцами, вот и все… И с американцами он бы договорился, договорился бы и жил не хуже, чем раньше, может, даже лучше… Но как же, нет! — Карев забулькал горлом, из его глаз брызгала ненависть, обжигавшая расплавленным свинцом. — Вам моча в голову ударила! Имперцы, сверхлюди, сучары… начали эту войну… не задавили вас совсем вовремя… не перебили, не выморили дочиста, пока было можно… Вы все разрушили! Все, дочиста! Все планы! Весь мир! Ради своей поганой чести… Конечно, что вам было терять! А другие потеряли все! Но я — я про это знал и помнил! Если бы ты мог понять, как я вас ненавижу! И вас самих! И вашу жизнь! И ваши корабли! И ваши лицеи! И вашу армию! И вашу науку! И… и… — он захрипел, плюнул на пол. — Будьте вы прокляты! Ну ничего! Я не один такой и не последний! Мы подождем! Мы потерпим! Все равно будет наш час! Тогда вы за все заплатите! За всех! Тысячу лет будем ждать! Десять тысяч! Но наш час придет! Наше время настанет! — Карев был жалок и страшен, он снова прохрипел: — Будьте вы прокляты!

— Проклят будешь ТЫ, — Бельков оправился от изумления и был очень спокоен. — За детей, которых ты убил. Тебе недолго осталось — и все эти оставшиеся тебе дни ты будешь носить на себе это проклятье. Оно не от меня. Оно от нашего мира, в котором тебе нет места…

…Генерал-губернатор сам открыл изнутри дверцу машины, и та, при поднявшись и, набирая скорость, бесшумно двинулась в сторону дворцового комплекса. Довженко-Змай молчал довольно долго, потом спросил неловко:

— Ты ударил его?

— Да, — Бельков поморщился. — И теперь мне противно… Не надо было этого делать. Не сдержался.

— Не сдержался, — согласился генерал-губернатор. — Ты прав, не надо было так. Это от злости на самого себя. По большей части, — и он откинулся на спинку, послушно повторившую форму тела. — Только ты себя зря винишь. Такое предвидеть было трудно.

— Это не имеет значения, — Бельков смотрел в окно. — Полицейский обязан делать свою работу.

— Как же мы все-таки недалеко ушли от грязи прошлых времен, — вдруг сказал генерал-губернатор. — Казалось бы, навечно изгнали саму мысль о возможности подобного — вот. Пожалуйста. Ведь существуют же рядом, на одной планете, такие, как этот пацан, витязь в охотничьей куртке, Игорек Муромцев — и эта сволочь с дипломом доктора планетарной экономики. И это обидно. Очень. Его, конечно, казнят. Только не вернешь уже… А себя ты не вини. С тихими подонками вообще страшно трудно бороться.

— Да. Иппу брать было легче, — наконец улыбнулся Бельков. И тут же смешался: — Прости. Я не подумал…

— Ничего, — ответил Довженко-Змай, но его лицо окаменело. — Просто немного больно…

Какое-то время ехали молча. Но генерал-губернатор неожиданно и довольно странно нарушил молчание:

— Враги всегда мечтают, как бы напасть на нашу страну, уничтожить наших защитников — армию и флот, отнять наши земли, фабрики и заводы, посадить нам на шею капиталистов, чтобы весь советский народ работал на них, чтобы опять вернулись в нашу прекрасную страну нищета, безработица, голод, холод, унижение, рабство…[57] Я в лицее читал одну старую книжку. Старомодная очень, но интересная. Это оттуда… — он выдвинул экран и несколькими нажатиями кнопок вывел на него ажурно-просчитанный, легкий чертеж моста.

— Вот, назвал в честь… в честь НЕЕ. Предложил на конкурс гостов через Дальнюю и Пограничную.

— Выиграешь, — уверенно сказал Бельков. — Сколько их по твоим проектам построили?

— Три тут, на Сумерле, — с удовольствием вспомнил генерал-губернатор, — и еще один на Океаниде. Я был бы хорошим инженером, если бы не стал генерал-губернатором.

— Кажется, одно другому не мешает, — заметил Бельков.

— Ох, мешает, — вздохнул Довженко-Змай.

— Кстати, — вспомнил штабс-капитан, — как там этот твой витязь в охотничьей куртке-то?

— Он что-то подозрительно притих, — задумчиво протянул генерал-губернатор. — И мне не очень верится, что он пишет свою работу. Скорее всего, скоро где-нибудь за Дальней заполыхает… и подкладывать дровишки в тамошние костерки будет именно он. Мне бы вот только узнать, с кем он выйдет на прогулку — с германцами или подобьет на авантюру новых колонистов? Если с колонистами — они чего доброго, возьмут столицу Иррузая до конца лета…

Сторк был почти неотличим от людей Земли — высокий, в помпезном, даже слишком, парадном мундире, он вошел в зал и окинул собравшихся невыразительным взглядом больших, ярко-зеленых, широко посаженных глаз. Узкое бледное лицо с гладкими скулами и прямым носом было бесстрастно. Точным, неожиданно земным жестом сторк отдал честь.

Генерал-полковник подумал вдруг, что в этом совпадении нет ничего случайного. Земной обычай отдания чести произошел от того жеста, которым средневековые рыцари поднимали забрало. Сборки походили на землян почти до смешного; скорей всего в их истории тоже было нечто подобное. Он вдруг поймал себя на мысли, что хотел бы посмотреть Сторкад в жизни — не на экране. Красивая планета… А через секунду пришла и другая мысль: не случайно враг выбрал именно сторка для этой миссии. Именно из-за похожести, чтобы смягчить землян.

— От имени, — начал сторк, и генерал-полковник внутренне вздрогнул от неожиданности, — объединенного командования Нэйкели, Дайрона, Сторкада и Джаггана, а так же подчиненных планет я, Кен Ло Сиад токк Сиад апМид Сиад… — дальше звание, соответствующее земному маршальскому; по нему и по имени, указывавшему на принадлежность сторка к элите элиты от элиты планеты, генерал-полковник почуял всю важность намерений врага и с трудом заставил себя сохранять хладнокровие, — …уполномочен предложить противной стороне мир.

— Отказано, — сказал генерал-полковник и злорадно увидел, как расширились глаза сторка. Сделав вид, что он этого не замечает, генерал-полковник начал: — От имени объединенного командования Земли, Скиутты, Брэссудзы, Нэриана и Гаргайла я, генерал-полковник Столпников, глава Военного Комитета Большого Круга Объединенной Земли, уполномочен предложить противной стороне капитуляций, — глаза сторка стали яростными и надменными; генерал-полковник добавил: — Прошу помнить, что наши — лоты находятся на орбитах всех ваших метрополий, кроме Дайрона. Прошу так же не забывать, какое количество добровольцев с миров, названных вами "подчиненными планетами" жаждет принять участие в высадке. У вас есть полномочия для принятия решения?

— Да, — сторк на миг прикрыл, глаза. — Воля победителя — закон для побежденного, и мы принимаем условие о капитуляции. Начнем с того, что возвратим всех ваших пленных, в том числе — переданных в частное владение, не требуя возвращения наших…

Позади в зале поднялся радостный и недоверчивый шум. Сторк, презрительно скривив губы, окинул взглядом ту часть зала, где сидели не-земляне:

— Поясните вашим… — последовал сторкадский вариант «шакала» — …что мы капитулируем перед Землей. Вам решать и ставить условия. Только вам.

— Несомненно, — согласился генерал-полковник и, протянув руку, взял из пальцев подошедшего адъютанта лист бумаги. — И все позднее будет обговорено подробнейшим образом. Но прямо сейчас бы я хотел поставить вопрос о Сторкаде. Из всех воевавших сторон только ваша замешана в осознанных военных преступлениях. Вот список тех, кого Земля хочет получить для суда — двести тридцать семь офицеров и гражданских.

Сторк окаменел. Не менее полуминуты он не сводил глаз с невозмутимого лица землянина. Потом отчетливо перевел дыхание и заговорил тихо-тихо, перейдя на родной язык:

— Мне известно, что вы понижаете меня. У меня было восемь сыновей. Шестеро старших мертвы. Седьмой калека. Ваша ракета оторвала ему руки и ноги… Восьмому — по вашему счёту тринадцать лет; сейчас он дежурит в расчете ПКО моего города. Так вот. НИКОГДА Сторкад не выдавал своих. Если вы будете настаивать на этом позорном пункте — мы станем драться с вами до конца. МЫ ВСЕ СТАНЕМ ДРАТЬСЯ. А последние из нас уничтожат планету. Мы подготовились. Итак, человек? Представители Дайрона готовы заменить меня на переговорах.