Денис Шабалов - Право на жизнь

Однако с утра стало не до смеха. Дежурство – а он… ну никакущий. Хорошо – кореш от Вавилыча прикрыл, про понос соврал. Вавилыч брезгливый, проверять не стал, проканало. А то б несдобровать…

Вот и теперь, похоже, не отпустило еще – Пупок, сидя у дымящего костерка, разложенного неподалеку от речушки, часто дышал сквозь зубы, безуспешно пытался бороться с подступающей постепенно тошнотой.

– Слыш, Ёник, чёй-то там… – дрожащей рукой он указал на кучу мусора, лежащую на берегу метрах в сорока выше по течению. – Шевелится что ли…

Кореш мерзко ухмыльнулся и щелчком отправил докуренную самокрутку в вяло ползущую мимо мутную воду речки-вонючки.

– Ты бы вчера еще побольше хряпнул – у тебя б сейчас не только кучи ползали, но и деревья ходили. Идиот, – сплюнул он. – Не буду больше перед дежурством настой варить. Почти сутки еще сидеть, а ты размазней… Я что ль за тебя дежурить буду?

– Да ладно те, Ён, отойду скоро… Вот те крест! – побожился Пупок, пытаясь поднять ко лбу дрожащую руку со сложенными щепотью пальцами.

Кореш еще раз сплюнул и, поднявшись, нырнул в землянку, вырытую для дежурной смены в пологом берегу чуть выше выпирающей из земли поганой трубы. В прямом смысле поганой – труба полутораметрового диаметра тянулась от самого Периметра, метров четыреста под землей, и по ней в речушку стекали отходы бытовой и прочей внутренней жизнедеятельности жителей поселка. Именно ее-то и охраняли товарищи. Работенка считалась хреноватой и почетом особым не пользовалась – еще бы, кому ж охота сутки напролет нюхать вонищу, от которой порой аж глаза слезились! И хотя труба считалась стратегическим объектом – как же, шпиёны, мать их, могут через нее за Периметр проникнуть! – да только в народе давно уж получила название стратегической. В последние годы сюда ставили только пожилых мужиков да никчемушников вроде Пупка с Ёном. И правду сказать – какой уважающий себя шпион полезет через это говномесиво? И какая ж после этого скрытность, если его даже с насморком за версту учуешь?

А куча определенно двигалась. С самого утра еще где-то в районе ельничка лежала, метрах в сорока, под самыми деревьями у берега, а теперь вон у той коряги, что из воды торчит. Может, течением ее подмывает потихоньку, вот она и перекатывается?.. Хотя, есть и более простое объяснение – глюки. Ёник-то в норме, а на кучу ноль внимания – чего ж тогда Пупку париться? Глюки, мать их, точно.

Мусор – это ладно. Еще и не такое Пупок видывал. Вот сегодня утром, к примеру… Поднялся, глаза еле продрал после вчерашнего, пошел умываться. С горем пополам сполоснулся, рожу брить не стал – на кой? Оперся об умывальник, выпрямился, в осколок зеркала глянул – так и обмер… Виднеется в склянке его, Пупкова, рожа серая – а носа-то на месте и нет! Шатнуло Пупка, ухватился он покрепче за умывальник, вгляделся – мамочки!.. На месте носа – гладкое место, даже дырки заросли, а сам он куда-то на подбородок съехал и медленно-медленно продолжает вниз сползать! Заорал Пупок не своим голосом, принялся нос на место водворять – да не тут-то было! Только поставит – а шнобель проклятущий опять кренится, сползти норовит. Минут двадцать возился, еле прикрепил! Думал – пронесло…

Куда там. Дальше и того хуже стало…

Пока он с носом возился – правый глаз стал куда-то уезжать. Сполз сначала на щеку, а потом вообще на кадык съехал. За правым глазом – левый. Этот, сука, последователь Ильича, решил своим путем пойти – пополз на макушку. Рот вообще вертикально перекособочило… Не рожа стала – жопа натуральная. Вот тогда Пупок реально стреманулся. Заорал, заметался, последнее зеркало разбил. Хорошо Ёник вовремя приканал, успокоил другана. А то б не знай чего и делать. Вот это – страшила, так страшила. Начитался вчера перед сном. А мусор ползающий – ха!.. Даже смешно, ей-богу.

– Слышь, Пупыч, звонить пора! – послышался из землянки голос Ёника. – Ты старший смены, тебе положено!

Пупок попытался было подняться, но обнаружил, что сделать этого не в состоянии – колени затекли и разгибаться ни в какую не хотели. Да и пейзаж окружающий начал постепенно по кругу разгоняться, музычка задорная в ушах зазвучала… Оставалось только сидеть, материться сквозь сжатые судорожно зубы и терпеть, ожидая, когда же закончится эта веселая карусель.

– Не могу я! – прохрипел он в ответ. – Ён, доложи сам. Скажи – под елку ушел! Животом мается!

Из землянки послышался протяжный вздох, и кореш выбрался наружу, сжимая в руках телефонную трубку. Сам аппарат он держал в другой руке и за ним по земле волочился длинный кабель.

– Нет уж! Давай докладывай! Иначе Вавилыч обоим башку снимет!

Он пару раз крутанул диск и протянул трубку дружбану. Пришлось подчиниться.

– Центральная? – в горле першило, и потому вместо нормальных слов вырвался какой-то малопонятный петушиный сип.

– Центральная, центральная, – раздался в ответ сладкий, полный отборнейшего яда, голосок. – Что, Пупочка, хреново?

Пупок чертыхнулся – сегодня дежурила Верка, его бывшая. Года полтора как разбежались – надоело ей Пупковы выкидоны терпеть. С тех пор на дух его не выносила, обо всех косяках по команде докладывала. Сучка…

– Нормуль, Верунь, порядок, – он попытался изобразить голосом этот самый порядок, но не преуспел. Бывшая знала его как облупленного и не купилась.

– Слышу я, какой порядок… – пропело в трубке. – Готовься. Без премии тебя Вавилыч оставит, как пить дать. А может, и вовсе довольствие урежет…

– Слышь Веруньчик, ну будь ты человеком… – заканючил Пупок, но трубка уже пищала.

Он в сердцах швырнул трубку на рычажки и выругался:

– Нет, ну не сука, а?! Ведь опять вложит, стопудово! – Пупок поднял глаза на кореша, но того почему-то не интересовала эта актуальная обычно тема.

Ёник остановившимся взглядом смотрел куда-то за спину товарища и судорожно дергал рукоять сигнального пистолета, торчащую из-за пояса. В следующее же мгновение во лбу его вдруг образовалась странная темная дырка, но Пупок даже не успел подивиться этому – голова Ёника развалилась на несколько кусков, и какая-то серая дрянь с кровью вперемежку, плеснув, щедро оросила землю и телефонный аппарат, который кореш все еще держал в руках. Пупок, понимая, что сейчас произойдет непоправимое, вскочил – откуда только силы взялись! – разворачиваясь и срывая с плеча старый сорок седьмой «калаш»… Да только на том все и кончилось. Краем глаза он еще успел ухватить пустоту на берегу, возле коряги, где буквально минуту назад лежала куча – но и только. Откуда-то с неба, с самого зенита, прилетело темное, лохматое, врезалось в голову – и в следующее мгновение Пупок обнаружил, что вверх ногами летит куда-то в черную вязкую тьму беспамятства…