Исправительная академия (Оболенский, том 1 и том 2) - Алекс Хай
— А то вы не видели, — огрызнулся я. Всегда огрызался на глупые вопросы.
— Людмила, в порядке? — тут же окликнул спасенную девицу всадник.
— Д-да…
Девица захныкала, очевидно, до конца осознав, в насколько опасной ситуации оказалась. Вроде даже разрыдалась одновременно от облегчения и от страха. Инструктор спешился и тут же подбежал к девушке.
Ну да, ну да, пошел я на фиг со своим колдунством, синдромом спасателя и этой проклятой кобылой, которую все еще удерживал в ловушке.
— Люсенька, покажи ногу, — причитал напуганный до чертиков инструктор. — Как спина? А копчик? Не ушибла?
— Да нормально с ней все! — не выдержал я. — Что с лошадью делать? Мне вообще-то не так и просто ее держать.
Инструктор обернулся, тряхнул коротко стриженной головой. Посмотрел на меня, на бесившуюся кобылу…
И, кажется, только сейчас осознал, благодаря чему все сложилось относительно хорошо.
— Назовитесь, — он выпрямился, помогая Людмиле подняться.
— Оболенский. Новенький.
Инструктор смерил меня изучающим взглядом, а затем наградил насмешливой улыбкой.
— Так вот, значит, вы какой, княжич Владимир Андреевич.
— И вам не хворать, — начиная раздражаться, ответил я. — Сделайте что-нибудь с этой клятой кобылой. Если я ее сейчас отпущу, она же сразу умчится.
Инструктор что-то сказал белой как полотно девушке, та кивнула, явно стараясь взять себя в руки. Получалось скверно, но спасибо, что хотя бы пыталась. Людмила отошла к лошади инструктора, а мужик тем временем приблизился к кобыле. Довольно бесстрашно действовал, надо сказать, я бы не рискнул подходить так близко.
— Что вы с ней сделали? — спросил мужик, обернувшись ко мне.
Сейчас я его разглядел. Лет тридцати с небольшим, но казался старше из-за обветренного смуглого лица. Волосы немного выгорели на солнце и отливали рыжиной. Коротко подстриженная борода казалась смоляной.
— Стихийная сила. Ветром держу.
Он кивнул. Ну хорошо хоть, не стал сыпать новыми вопросами. Потому что я чувствовал, что на это заклинание уходили мои последние силы. И все сделанные Тамарой и Ленкой бутерброды я только что тоже сжег!
— Опускайте понемногу, — попросил инструктор. — Но плавно. Я подстрахую…
Почуяв близкую свободу, кобыла снова взвилась на дыбы, но мужик ловко ухватил ее под уздцы.
— Отпускайте.
Я уже почти не чувствовал пальцев — через них прошло столько силы, что мне казалось, что они сами начинали растворяться в воздухе.
— Сиятельство! — до нас наконец-то добежал Минин, а за ним мелкими шажками семенила Ленка. — Эй, ты как? Чет бледный…
— Нормально, — хрипло ответил я, понимая, что беззастенчиво лгал. — Устал просто. Надо бы прилечь, прикорнуть на часик, потом поесть… И буду огурцом.
Широкое, почти круглое, лицо Мити Минина исказилось испуганной гримасой.
— Ты чего…
Я не смог закончить фразу. Казалось, собственный рот перестал меня слушаться. Не вынесший перенапряжения организм дал сбой. У меня в голове словно что-то лопнуло, и плотина, сдерживавшая накопленную усталость все это время, прорвалась в один миг.
Я перестал ощущать не только пальцы, но теперь просто не чувствовал боли. Глаза сами собой закатились, рот перекосился.
Я падал, но ничего не мог с этим поделать.
И лишь перед тем, как рухнуть на распаханную копытами землю, я услышал злой крик Минина и почувствовал, что меня кто-то перехватил.
Но было поздно. Сознание отключилось.
* * *— Да говорю тебе, кабздец это полный! Четвертый час в отключке…
— Погоди пока.
— Ну а что? Сам видел, его до корпуса на себе тащили. Точно случилось что-то серьезное. Еще док приходил, капельницей с сахаром его накачивал…
— Было б что серьезное, док бы его в лазарет отправил. А так тут отлеживаться оставили. Значит, жить точно будет…
Я ненавидел это состояние. Когда тело еще спит, оцепенело валяясь в одном положении, а голова уже проснулась и начинает работать. Не сонный паралич, но все равно не самое приятное. Голоса доносились словно из-за толщи воды. Какие-то фразы было трудно разобрать — как и узнать тех, кому они принадлежали.
— Да бросьте. Все с ним будет в порядке.
О, Олег, ты ли это?
Я с трудом приоткрыл один глаз и вперился им прямиком в Вяземского. Ну точно. Вражина собственной персоной. С ухмылочкой этой неприятной. Судя по состоянию его одежды, трудовые часы и свободное время он коротал за какой-то очень непыльной работенкой.
— Рано хороните, — прокряхтел я и наконец-то сфокусировал зрение.
Так-так, кто у нас тут…
Кантемиров собственной персоной, Лаптев, Игорек — с самокруткой за оттопыренным ухом… И еще двое незнакомых парней.
— Я вам не Папа Римский на смертном одре, — я попытался жестом разогнать эту делегацию. — Разойдитесь, а.
Горец навис надо мной и показал два пальца.
— Что видишь?
— Вижу, что в Англии за такой жест тебе бы по морде дали, — ухмыльнулся я. — Отстань, Максим. Ей-богу, все нормально.
— Какое нормально? Ты опять всех на уши поставил.
— Для него это обычное дело, — равнодушно пожал плечами Док. — Но я тоже рад встрече, княжич.
Я приподнялся на жесткой и неудобной подушке, огляделся и уставился на двоих незнакомцев.
— А вы кем будете?
— Это Петя Смирнов и Илья Волков, — представил их Лаптев. — Были с нами на острове. Теперь нас всех перемешали и засунули сюда.
— Что, тоже не исправились? Ну, будем знакомы.
Смирнов оказался рослым и крепко сложенным пареньком, по виду помладше нас на пару лет. Почему-то на меня он взирал не то с опаской, не то с благоговением — я спросонья так и не понял, но протянул ему забинтованную руку для приветствия и спохватился.
— Эмм… Пардон.
— Да ничего, — отозвался Смирнов. — Рад.
Волков знакомиться не спешил, да и рожа его мне сразу не понравилась. Было в ней что-то такое, что сразу выдавало надменного аристократишку. Тоже хорошо одетый — почти что так же щегольски, как Вяземский, только одежда уже несла на себе стирки неумелыми руками. Значит, он здесь дольше.
Я уставился на него и, кивнув, нейтрально улыбнулся. Сразу неприязнь показывать не будем. Подождем, как станет себя вести.
— Так, ребят, сколько я в итоге продрых? — спросил я, уставившись на Игоря, единственного неодаренного в этой пестрой компании.
— Три часа точно, — пожал плечами он, вытащив из-за уха самокрутку и принявшись нервно ее теребить. — Скоро уж ужин…
Я улыбнулся.
— Отлично. Как раз есть хочу.
— Ты всегда голодный, — проворчал Лаптев.
— Именно. Так что проводите-ка меня в столовую, кому не сложно. А то я еще ни разу там не был…
— Прошу прощения.
Мы резко умолкли и обернулись на незнакомый голос. В дверном проеме застыл долговязый тип неопределенного юношеского возраста
