Внешняя беговая - Юрий Витальевич Яньшин
— Но у меня только одна ракета осталась, — вставил Дружинин, уже догадываясь, что хочет от него полковник.
— Наша ракета включила головку самонаведения, — констатировал Терёхин, невольно вмешиваясь в разговор. — Цель захвачена. Цели на бортовом радаре слились. Есть попадание. Отметка от цели пропала.
Последнее предложение означало, что цель уничтожена. Это видели не только пилоты МиГа, но и сидящие в «ласточкином гнезде» операторы станции слежения, также, не умедлив об этом сообщить Удалову, который их сейчас не больно-то и слушал.
— Я знаю, Володя, — продолжал уже уставшим отеческим голосом Удалов, — что у вас есть всего одна попытка…
— Две, — перебил его Дружинин. — Вторая — это пойти на таран.
— Да, — не стал с ним спорить командир базы. — Но сначала используй первую. И не мешкая.
— Вас понял. Приказ уничтожить цель принял.
— Ну, с Богом, сынки! — опять не стал разводить лишний пацифизм Удалов.
— Давай, Вася! — выдал сакраментальную фразу капитан своему штурману-оператору.
Тот, уже заранее предчувствуя, чем закончится задушевная беседа с полковником, успел заложить программу полета в оставшуюся ракету. Еще мгновенье и эта ракета выскользнула из подбрюшья перехватчика, устремляясь по кратчайшему пути к цели. Неизвестно, что почувствовал сидящий за штурвалом В-52 пилот, в роли которого выступал сейчас сам Командующий Глобальным ударным командованием — генерал Тимоти Рэй, когда увидел на экране бортового радара стремительно несущуюся навстречу отметку от русской ракеты. Во всяком случае, он попытался сманеврировать тяжелой и неповоротливой тушей восьмимоторного гиганта. Может, вспомнил свой старый дом во Флориде, где родился он сам и где родились его дети. А может ничего и не вспомнил, налегая всем телом на штурвал и пытаясь в безуспешной своей попытке увернуться от смерти, летящей к нему со скоростью в 3,5 Маха. Ракета была всего одна у русских. И попытка уничтожить врага, пришедшего на их землю с целью поголовного истребления этих самых русских, тоже была одна. Но заокеанскому бомбардировщику хватило и одной ракеты, попавшей точно в середину корпуса. Ей даже не было нужды взрываться. Её кинетической энергии хватило, чтобы просто проломить борт великана. Самолет тут же разломился пополам, как кукурузный початок — с треском. Запоздавший взрыв ее заряда разметал обе половинки самолета на большое расстояние друг от друга. И они, беспорядочно кувыркаясь, еще долгие пять минут падали к поверхности моря.
Полковник устало опустился на кресло и свесил руки. Ему еще что-то докладывали, о чем-то просили, но он смотрел на всех отсутствующим и потухшим взглядом, кажется, даже не воспринимая образовавшуюся суету вокруг. Вменяемо отреагировал он только на одно сообщение, когда связист доложил о фиксировании спасательным самолетом в четырехстах километрах от берега двух радиобуев, посылавших в эфир сигналы «sos». Но и на это сообщение, он только покивал головой. Правда, тут же появилось еще одно сообщение, на которое он не мог не ответить, хоть каким-то образом. К нему сзади подошел все тот же связист и, протягивая гарнитуру связи, тихим и даже несколько робким голосом доложил, что с ним желает говорить начальник штаба армии.
— Слушаю, — произнес Удалов в микрофон.
Из гарнитуры тут же раздались какие-то непонятные звуки, нечто вроде хрипов и скрипа тормозов, перемежающихся невнятным набором гласных междометий. И лишь спустя какое-то время из этой какофонии полковник с трудом смог вычленить знакомые с юности матерные слова вперемежку с поросячьим визжанием:
— Удалов, е…ь твою мать, ё…й самозванец! Сучий потрох! Слышишь? Я тебя лично перед строем расстреляю! Но сначала, х…й моржовый, сорву с тебя погоны и подотрусь ими! Ты хоть понимаешь, ё…я тварь, что развязал Третью Мировую?
— Пятницкий, иди в жопу, — не повышая голоса в ответ произнес Удалов и, не слушая дальнейших воплей начальства, молча вернул гарнитуру дрожащему, как осенний лист связисту.
Глава 52
I.
07.09.2020 г., Россия, арх. Новая Земля, военная база Белушья.
Когда наверху началась вся эта заварушка, Вострецов с Боголюбовым крепко спали в одном из помещений, примыкавшим к Командно-Наблюдательному Пункту. Алексей Сергеевич, как хозяин и как более молодой уступил место на диване академику, устроившись на матрасе, принесенном одним из охранников. Вчера они допоздна засиделись, обсуждая общие дела и дальнейшие перспективы. В беседе принимал участие Иванов (куда уж теперь без него?) и один из замов Боголюбова по технической части проекта. Вострецов, в присущей ему манере изложения фактического материала, как всегда, превратил дружескую беседу в лекторий передовиков колхозного производства. Все уже давно привыкли к этой его манере общения, поэтому, надев на свои лица благообразное выражение, пополам с восхищением они подобострастно внимали его речам, кивая в такт головой. Впрочем, к справедливости следует отметить, что его лекции всегда обладали не только информативностью, поданной в удобоваримой для всех форме, но еще и носили красочный, а потому и завораживающий характер. Владимир Всеволодович, как лицо «особо приближенное к телу» академика и так был в курсе всего того, чем, когда и как занимался Вострецов на просторах нашей необъятной Родины, поэтому слушал рассказ Игоря Николаевича вполуха, однако, ничем этого не выдавая. А всем остальным было крайне интересно прослушать сагу о его приключениях (злоключениях), в деле налаживания производства космического варианта базирования протонного ускорителя. А дело, которое он пытался все эти два месяца провернуть, носило поистине титанический характер.
Неизвестно, как бы все это у него получилось, не имей он в кармане грозной бумаги от Самого, с предписанием всем и каждому оказывать содействие академику в любой его просьбе. Это была бумага почище той, что когда-то выдал кардинал Ришелье миледи Винтер (если, конечно, Дюма не врет). Но там была просто бумага за подписью Его Высокопреосвященства и всё, а у Вострецова дополнением к ней была еще и маячившая за его спиной фигура Иванова, который в критические минуты никогда не гнушался демонстративно прикладывать руку к кобуре с пистолетом, которую нарочно надевал поверх генеральского кителя. У всех к кому Вострецов обращался с той или иной просьбой после этого жеста навсегда пропадала охота спорить с академиком и уж тем более отказывать ему в чем либо. Возможность открывать любые двери, буквально, ногой, окрылила и придала новых сил уже старому ученому. Порой, казалось, что он заново обрел вторую молодость. И без того неугомонный, как скачущий кузнечик, он стал еще подвижней, посещая порой до пяти-шести учреждений и производств только за один рабочий день. Даже Иванов, который был гораздо младше его по возрасту, к вечеру валился с ног от усталости, а Игорь Николаевич еще находил в себе силы,
