Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка
Амр, бородатый мужик лет тридцати, напоминал пакистанца, какими я их запомнил по прошлой жизни. Уж очень специфический у них цвет лица. Халид был помоложе, тонок в кости и более смугл. Малаец или житель Таиланда, но точно не араб или словен. Они оба прекрасно говорили по-гречески, который оставался лингва франка торгового люда. На этом языке объяснялись все купцы от Ирландии до Сингапура, а уж для императоров Феофила и Воислава он и вовсе был родным. Там словенская речь давно уже растворилась в местных диалектах.
Феофил оказался мужчиной лет сорока, с густой смоляной бородой. Императрицами Востока, как правило, становились девушки из знатных армянских фамилий, а потому и василевсы ромеев все больше напоминали выходцев с Кавказа, чем уроженцев дунайских лесов.
А вот император Юга меня удивил. Лет ему было около пятидесяти, и он, единственный из всех, носил уставные усы, а подбородок брил. И он тоже был чернявым и кареглазым. Авгу⸍стами Юга становились дочери ливийских князей, арабских султанов или халифов, если какая-нибудь война проходила особенно кровопролитно. Тогда наследника женили на одной из дочерей мусульманского владыки, скрепляя тем мирный договор. Воислав с любопытством посмотрел на мой айдар и даже подмигнул одобрительно. В отличие от своих константинопольских коллег, не замеченных в избытке отваги, александрийские императоры войско в походы водили лично. По слухам, Воислав и рубакой был из первых, обучаясь этому искусству с малых лет.
Разговор поначалу шел о всякой ерунде. Принцы-мусульмане после получасовой ругани и заламывания рук договорились о совместном владении югом Шри-Ланки, а Феофил и Воислав сцепились из-за портовых пошлин и поставок зерна. Оказывается, то, что наш гарнизон до сих пор удерживает Ольвию — событие серьезнейшее. Оно изрядно разбалансировало зерновой рынок Средиземноморья. Египет тут же задрал цены, и это взбесило Константинополь. Брониславу пришлось пообещать, что зерно из Ольвии пойдет в столицу мира не позднее следующего года, и теперь я ломал голову, как бы это сделать. А потом наследник Синда начал долго и нудно выбивать снижение пошлин для своих купцов в Александрии, угрожая уменьшить объемы поставок перца и корицы. Император Бронислав, как самый молодой из всех, почти все время благоразумно молчал. Князь-епископ дал ему несколько заготовок, но поболтать запросто с этими людьми парнишка не мог. Только надувал щеки, делая важный вид. Он пока учился большой политике, а это была именно она, во всей своей красе.
Мы с Яромиром сидели позади и молчали. Немыслимо младшим членам Золотого рода вмешиваться в беседу небожителей. Впрочем, небожители они лишь отчасти. С моей легкой руки государи Бериславичи не чураются низменных вещей и вникают в торговые дела куда больше, чем в моей самой первой реальности.
Невысокого роста мужичок с одутловатым лицом евнуха засеменил по залу, униженно склонился к уху Феофила и прошептал что-то. Паракимомен Агафон, — догадался я, оценив пестрый шелк далматики и драгоценные перстни на его пальцах. Вот ты какой, самый могущественный человек Константинополя. Вот ты-то мне и нужен.
— У меня для вас добрая весть, царственные, — прервал торговые споры Феофил. — Папа Либерий решением церковного собора признан виновным по всем статьям. Он низвергнут из сана и отлучен от церкви как еретик.
— Надо же… — откинулся на спинку кресла Воислав. — Поистине добрая весть. Мы изрядно намучились с епископами Африки, они всегда тяготели к Риму. Экую грыжу вырезали, царственные! Прямо гора с плеч! За это нужно выпить!
— Право первосвященства должно перейти к патриарху Константинополя! — безапелляционно заявил Феофил.
— Не бывать этому! — в голос ответили Воислав и Бронислав. Даже мальчишка понимал, чем нам это грозит.
— Я за то, чтобы восстановить пентархию патриархов, — сказал после раздумья Воислав. — Пусть все будет так, как было в старые времена.
— Да! — оживился Феофил. — Епископов Рима всегда назначали государи Константинополя. И все пять патриархов христианского мира были равны между собой.
Бронислав! — думал я. — Говори, олух! Нельзя это отдать! Ну же!
Но мальчишка молчал и лишь водил по сторонам растерянным взглядом. И тогда встал я, не обращая внимания на ошалевших от такой наглости родственников.
— Северная империя не позволит менять установленное в древности, царственные. Престол епископа Рима священен, а его первенство неоспоримо. Рим принадлежит императорам Братиславы, а это значит, что и право назначать епископов тоже принадлежит им.
— Почему? — удивленно посмотрел на меня Феофил, который так растерялся, что обратился ко мне лично. Неслыханное нарушение церемониала.
— Потому что это наша корова, и мы ее доим! — упрямо уставился я на него, и почему-то никто не засмеялся. Напротив, только посмотрели оценивающе. Им, прожженным торгашам, была очень близка такая логика.
— Папы никогда больше не вернутся в Рим, — продолжил я, — этот рассадник смуты. Они сохранят титул, но жить будут в окрестностях Братиславы. Там есть подходящий дворец. И выбирать их теперь будут из епископов Севера, а не из патрициев Вечного города.
— Какой, однако, резвый паренек, — усмехнулся Феофил, глаза которого оставались холодными и изучающими. — Мы много слышали о тебе. И о твоем зелье тоже слышали. Наша царственность согласна на переезд святого престола в Братиславу, но первосвященству Рима не бывать. Пора отменить установление нашего предшественника Фоки, которое он даровал по пьяному делу своему приятелю Бонифацию III. Мы согласны восстановить пентархию патриархов.
— Да будет так! — кивнули императоры.
* * *
Войти в личные покои василевса Феофила оказалось не столько сложно, сколько очень дорого. Постельничие испокон веков продавали это право за кошель с золотом. Отдал такой кошель ия, и надо сказать, отдал его не напрасно. Беседа с императором Востока получилась весьма продуктивной, и мы пришли к взаимовыгодному соглашению.
— Когда ты это хочешь сделать, Станислав? — спросил он, когда взвесил мои условия. Я целый месяц оттачивал каждое слово из того, что сказал сейчас ему.
— Как только сокрушу каганат болгар или немного раньше, если умрет его Блаженство Яромир, — ответил я.
— Боишься старика, — недобро усмехнулся Феофил, а когда я кивнул, добавил. — Ну
