Олег Верещагин - За други своя!

Резан, изменивший Мирослава за «утесом», даже не дернулся — он стоял на коленях, подняв ствол и острым, УЗКИМ взглядом следил за приближающимися вельботами.

Богдан, самый младший из всех, вдруг подумал о каменках, которым, наверное, немало остатков еды перепало от горцев — вот они теперь и решили спасти погибающих людей.

Ревок просто не мог перевести дух.

Мирослав решил, что сошел с ума.

Узнал глаза и лицо только Гоймир — впрочем, их он мог бы узнать и в полнейшей темноте. Под камнем находился Вольг — чтоб ему было пусто! — но сейчас он оказался как нельзя кстати!

— Сюда, кретины, тут коридор! — лицо Олега исчезло, щель с грохотом расширилась. Гоймир подтолкнул к ней Богдана — тот исчез мгновенно. Следом протиснулся Мирослав, потом — Ревок.

— Резан! — крикнул Гоймир. Тот повел плечами:

— Иди сам, я тут встану.

— Резан, сюда! — приказал Гоймир. Резан, не оборачиваясь, крикнул:

— Брата моего убили! Месть мстить останусь!

— Гром Перуна на твою голову! — зарычал Гоймир. — Слово князя слушай! Бросай пулемет, сюда!

— А чтоб мне пусту быть, коли так стану!

До вельботов оставалось версты три, не больше. Сейчас это были уже не точки — отчетливо сверкали блистеры.

— Прости уж, Резан, — Гоймир обрушил, удар кулака на затылок «заклинившего» парня и спихнул его в дыру, как куль с мукой — прямо в подставленные руки. Сам остановился, с сожалением оглядываясь на стоящий «утес». Снова бросать! Но от переднего вельбота оторвались расходящиеся пучки белых щупалец, оканчивавшихся черными штрихами…

…Пол оказался близко. Гоймира подхватили, не дав упасть, рванули в сторону. Он крикнул:

— Бегом! — но наверху гулко загрохотало, облака крошки, пыли, перегретого воздуха с запахом чеснока ворвались в коридор. Скала дрогнула, ее стены зашатались… и все.

— Живой ли я? — поинтересовался Гоймир, откашлявшись. — Или уж к Кощею погадал?

— Жив, жив, — послышался голос Йерикки, и темноту распорол оранжево-алый, искристо-брызжущий свет: рыжий горец держал в руке фальшвейер. Свет этот выхватывал из темноты резкие, черно-красные лица мальчишек, казавшиеся в этом освещении какими-то рисунчатыми, картинными, словно у пренебрегающего полутонами художника. Святомир опирался на стену с закрытыми глазами, левое плечо его было перемотано раскисшей от крови тряпкой.

— Под конец зацепили, уже когда вниз спускались, — пояснил Йерикка. Гоймир спросил:

— А Хмур?

— Разбился, — почти равнодушно ответил Йерикка. — Со скалы сорвался.

— А нас завалило, — подал голос Олег. — Ракетами били, что ли?

— Йой, а мне-то думалось — хлопушки в нас метать станут, — съязвил Гоймир. Олег не отреагировал, сказал:

— А свой вход мы сами подорвали… Что делать?

— Идти на запад по коридорам, — уверенно объяснил Йерикка, — там уклон, где-нибудь выйдем. Не заблудимся, выведу.

— Стать мне кто скажет, как вы сюда забрались? — настойчиво спросил Гоймир…

…Йерикка рассказывал на ходу, как до него пытались «достучаться» каменки, а он, привыкший к тому, что "потаенный народец" равнодушен к человеческим делам, этого не понимал. А тем временем они шли по коридорам — сначала с фальшвейером, потом — следом за Йериккой в темноте. Олегу, впрочем, тут было достаточно светло, и он на ходу жевал мысль — неужели и он ТОЖЕ слышал зов каменок?!

Туннели, которыми они двигались, в незапамятные времена пробили потоки воды. Местами пол, стены и потолок отшлифовались до гладкости льда. Никаких звуков не было в этом холодном темном мире — лишь дыхание, шорох шагов, да позвякивание металла. Из-за того, что эхо катилось по коридорам вперед и назад, казалось, что либо кто-то приближается, либо нагоняет чету.

Шли долго. Коридор петлял, и Йерикка признавался, что они идут уже не на запад, а на юго-восток — вглубь горного массива, в сторону Темной Горы, где выбегает из-под гор Воронья Речка, берущая начало в Светлоозере.

— Так что, блудимся? — на ходу спросил Гоймир. Йерикка ответил с отчетливой досадой:

— Я не могу заблудиться. Север там, — он махнул рукой, хотя его никто не мог (разве что Олег) видеть. — Не какая от этого польза?! Нас же ведут коридоры! Впрочем, можно вернуться… или идти сквозь стену.

— Гоймир, — подал голос Мирослав, поддерживавший Святомира, — Святко падает, передых дай.

— Станем, — решил Гоймир. — Хоть и правда передохнем.

Мальчишки, закутавшись в плащи, сели прямо у стены, прижавшись друг к другу. Наступила абсолютная тишь — даже дыхание еле слышалось. Олег старался не прислушиваться. Ему было жутковато от этой тишины, да и остальные явно были не в своей тарелке — для них-то вокруг царила еще и тьма. Приказав себе не валять дурака, Олег почти уснул, приятно расслабился, но дикий вопль вырвал его из забытья. Он вскочил, не понимая, что к чему, с кем-то столкнулся, кто-то ударил его, он ударил в ответ, кругом орали, ругались и звали друг друга ребята. Кто-то — кажется Святомир — почти истерически кричал:

— Пустите!.. Не хочу!.. Душно мне!.. Умираю, душно!.. Прошу, пустите!..

С шипением зажегся фалышвейер. Все были на ногах, с оружием; Йерикка и Ревок удерживали бьющегося Святомира. Глаза раненого были закачены так, что зрачки ушли под веки, кожа поблескивала от пота. Йерикка удерживал голову и руки, Ревок навалился на ноги.

Святомир затих, с присвистом дыша и перебирая пальцами плащ. Йерикка рукавом вытер лоб раненого, положил на него ладонь.

— Тш… тш… это был сон, плохой сон…

Святомир открыл глаза и по-детски жалобно пробормотал:

— Мне помнилось — закапывают меня, живого хоронят… а земля-то холодная, сырая…

— Я тебе уже сказал, что это был сон, — ласково пояснил Йерикка. — Давай садись. Без света плохо, но фальшвейеров у нас всего два осталось…

— Огонь! — вдруг закричал Богдан, державший фальшвейер. Левой рукой он перехватил для стрельбы АКМ. — Там — огонь!

Размахнувшись, он швырнул фальшвейер далеко вперед. Все немедленно распластались на полу и у стен, выставив оружие.

Фальшвейер горел. И дальше по коридору блестели редкие, не очень яркие, но четкие подрагивающие огни.

Прошло несколько напряженных мгновений. Каждому подумалось, что враг мог их обойти… или что в пещерах живут какие-нибудь твари, которым явно нечем питаться и которые не откажутся закусить свежими мальчиками. Но огни не приближались и не отдалялись… а когда догорел фальшвейер — погасли и они.

Йерикка негромко рассмеялся. Гоймир тут же спросил:

— Отражение?

— Ты тоже догадался? — рыжий горец быстро и бесшумно встал. — Поднимайтесь, огонь просто в чем-то отражался.

— Отражался? — с сомнением спросил Олег. — В чем?

— Может, угольное зеркало, — ответил Йерикка, — или даже самоцветы… или хрусталь.

— Часом богаты мы, — с мрачным юмором заявил кто-то, — а уж до чего к ряду!

— То ли посмотреть? — произнес Резан свои первые со времени спуска слова.

— Так иди, а мне и тут не дует, — предложил Мирослав.

— Не то решил, что то волоты? — насмешливо поинтересовался Резан.

— В этакой-то тьме еще и не то решишь…

Но Резан уже шагал по каменному полу. Остальные потянулись следом.

— Тут одно что под ногами, — сообщил Резан. Его голос раскатился неожиданно гулко, и Йерикка пробормотал:

— Пещера… — а потом все услышали его сдавленный вскрик: — Боги!

Снова запылал спешно зажженный фальшвейер.

Мальчишки стояли молча, лишь шумно дышали от возбуждения. То, что они увидели, было и жутко, и привлекательно. А Олегу вспомнился Толкиен… и Привратный Чертог Мори, а с этим воспоминанием на миг пришло чувство, что все вокруг — все же сон, красивый и страшный…

Очевидно, в незапамятные времена в большом пещерном зале было неглубокое озеро. И не полу, когда-то бывшем дном, лежали, люди. Точнее — трупы, но в сухом холодном воздухе эти трупы превратились в мумии. Тот же воздух сохранил от ржи и тлена то, во что они были одеты.

Очевидно, при жизни погибшие были настоящими богатырями. И так же очевидно было, что они лежат тут уже ОЧЕНЬ давно. Словно завороженные, рассматривали мальчишки — не входя в зал, чтобы не потревожить покой мертвых — хорошо знакомые оружие и доспехи дружинников: полуторапудовые кольчужные панцыри, закрывавшие воина от колен до кончиков пальцев, с набором пластин на груди; островерхие шлемы с широкими наносьями, в которые переходили кованые наглазники, с кольчужными шарфами, защищавшими низ лица и шею; кольчатые штаны; алые миндалевидные щиты с изображением золотого Огненного Колеса; мечи, топоры-чеканы, рогатины и самострелы… Олегу сперва показалось, что среди двух десятков лежащих, безо всякого порядка тел — отлично вооруженный для своего времени отряд — все одинаковы, но он вдруг различил троих или четверых совсем иных: не в панцирях, а в вороненых кольчугах с широкими оплечьями; чеканных наручьях, скрепленных с перчатками, трехпалыми, тоже кольчужными; высоких, расширяющихся к бедру, поножах; яйцевидных крылатых шлемах с треугольными, выдающимися вперед ребром, шипастыми масками… Лежали треугольные щиты с непонятными знаками. Оружие этих убитых тоже было совсем иным: длинные остроконечные мечи, расширяющиеся к кощу, без гарды; односторонние прямые ножи с рукоятка ми, похожими на скрепленные меж собой две катушки для ниток; топоры с оттянутыми вниз концами полотна; копья — короткие, с длинным наконечником-иглой и похожие на рогатины, но с плавным изгибом наконечников, оснащенных двумя проушинами…