Элона Демидова - Отступник
Затем царь открыл коробку, в которой была липкая, неприятно пахнущая, холодная мазь, и тщательно намазал лицо, руки и ботинки.
― Да. Да-а-а-а, — протянул царь, глупо улыбнувшись появившемуся неизвестно откуда Виктору и дружески кивнув покойному товарищу. — Я вам, сукам, еще покажу, как со мной связываться!
― Конечно, покажешь, — согласился Виктор, — а теперь пора домой.
Ноги не слушались, и сначала царь полз по дороге на четвереньках, то и дело падая, но потом смог подняться и пошел на запад, продолжая рассказывать, какие кары ждут всех, кто осмелился не выполнить его, Орлова, волю. Впрочем, делал он это без злобы. Голос правителя смягчился, глаза остекленели, речь стала прерывистой, а движения замедленными.
Неровной походкой, прихрамывая, чуть склонив голову набок и криво ухмыляясь, царь Антон брел по Мариупольскому шоссе.
― Да, Виктор, они так и сказали, — бормотал он. — Так и сказали... они не захотели меня убить, Виктор, не захотели...
Услышав далекий клекот, правитель остановился и посмотрел вверх. Высоко в небе парил птеродактиль.
― Не захотели, — медленно проговорил Антон и, спотыкаясь, продолжил свой путь. — Скажи, а это настоящая птичка или умершая, такая как ты, Виктор? Виктор!.. Виктор!!!
Царь обернулся, но никого не увидел. Он стоял перед кладбищенским серо-черным забором, над которым возвышалась церквушка.
― И ты от меня свалил, — обиженно проворчал правитель и в очередной раз принялся пересказывать самому себе недавно произошедшие события.
Он бормотал безостановочно, потому что как только умолкал, тут же в ушах звучали предсмертные проклятия и полные страданий вопли солдат, привязанных с той стороны границы Запретной зоны, которых заживо рвали сперва собаки, а потом какие-то ночные хищники, невидимые в темноте.
В этом и была главная кара, уготованная нуклеарами правителю Лакедемона: все слышать, но не иметь возможности ничем помочь.
* * *Светлана провалилась в сон только под утро. Тревога, которая терзала весь день и неимоверно усилилась ночью, заставила Верховную жрицу несколько часов мерить беспокойными шагами свою маленькую келью, а потом сил дойти до дома уже не оставалась, и она решила ночевать в храме. Сон упал как тяжелая шкура, жуткие образы продолжали мучить женщину. Проснулась она не с рассветом, как обычно, а почти к полудню, неотдохнувшая, в холодном поту, с тяжелой головой.
В дверь кельи робко постучали:
― Госпожа, — проговорил испуганный голос, — что-то случилось?
― Ничего, уходи, — сказала Верховная жрица.
Девочка-послушница поспешила исполнить приказание, а Светлана задумалась, пытаясь понять: что означало ее видение? Почему-то этот сон казался очень важным, но ускользающие обрывки не желали складываться в полную картину, и словно осколки разбитого зеркала кружились перед глазами. В них отражались странные картины: большой костер, который превратился в Храм Славы, но после характерные купола куда-то пропали, и храм стал похож на обыкновенный горящий дом. Из него доносились дикие крики, будто там сжигали демонов, а она, преисполненная негодования, с презрением смотрела как неземное, алое, словно кровь, пламя лизало стены.
― Грешники, — говорила непонятно к кому обращаясь Светлана, — грешники, горите, проклятые, отныне и до скончания времен! Вы не достойны священных вод Миуса! Будьте вы прокляты и оставьте надежду, раз вошли сюда!
Вдруг она увидела, как из храма выскочила маленькая фигурка и помчалась что есть мочи в сторону реки.
― Трус, ты не уйдешь! — воскликнула жрица. — Никому не избежать гнева Немезиды, нечестивец!
За спиной у нее выросли два гигантских крыла, и Светлана с легкостью поднялась в воздух. Это было жутко и одновременно прекрасно.
Человек мчался по незнакомой дороге, а за ним по пятам следовала огромная черная Светланина тень. Человечек, оглядываясь, пытался оторваться от погони, но жрица без особого труда настигала жертву.
Вдруг несчастный поскользнулся и распластался в пыли. Издав победный крик, Светлана стремительным ястребом бросилась вниз.
― Не надо, — завизжал грешник, перевернувшись на спину и вытянув руку перед собой. — Не надо!
Но разве мольба о пощаде может смягчить наказание?! Острыми когтями жрица вцепилась в глотку труса. Человек хрипел, пытался вырваться, яростно сучил ногами, бил Светлану по груди, но все было тщетно.
И вдруг раздался громовой хохот. Светлана подняла голову и увидела Лёню. Молодого, красивого, такого, каким он ей запомнился в их первую встречу. Вот только выглядел он намного уверенней в себе, чем двадцать с лишним лет назад, в глазах отсутствовала застенчивость, но было нечто иное, жуткое, холодный огонь или пылающий лед...
― Как ты смеешь веселиться?! — оскалилась Светлана. — Я карающая длань Немезиды!
― Правда? — снова засмеялся Дрожжин. — Я тоже судья. Но это вовсе не отменяет человеческую глупость. Ведь так, Лисёнок?
Светлана почувствовала, как кто-то копошится у нее под ногами и посмотрела вниз.
― Мама, — пролепетал Артур посиневшими губами. — Зачем ты меня?
Лицо сына было мертвенно бледным, на шее бурели следы от пальцев, глаза провалились в огромные черные синяки, а зрачки... зрачки оказались кошачьими...
Жрица, отдернув руки, закричала. Вот именно этот крик и разбудил ее.
Светлана встала, подошла к окну. В теле ощущалась ломота, будто его до синяков колотили обухом мясницкого топора.
«Наверное, это старость», — подумала женщина и, поморщившись, потянулась.
― Да, я старею, — произнесла она негромко, взяла зеркало и всмотрелась в свое отражение, подмечая новые признаки увядания. Потом Верховная жрица скинула с себя влажную кружевную сорочку, произведенную еще до Коллапса, и стала осматривать тело.
― Я была другой, — прошептала она, касаясь бедер кончиками пальцев, — я была совершенно другой. Но сколько же мне лет, нет еще и сорока... Разве же это много?
Она провела ладонью по животу, дотронулась до левой груди, разделенной на неравные доли толстым шрамом.
«Священные воды Миуса, почему зверь не убил меня тогда?»
Верховная жрица сильнее сдавила кожу. Почувствовав резкую боль, она разжала пальцы и отвернулась. Постояв несколько минут, женщина оделась.
К сторожевой вышке у восточных ворот Светлана и разводящий караулы подошли одновременно.
― Верховная жрица? — удивился он. — Что-то произошло?
Женщина, ничего не ответив, посмотрела на воина, будто видела его насквозь, отчего тот заерзал, не понимая свою вину.
― Я хочу заступить на пост.
― Но это не совсем по уставу, — разводящий потер лицо, — хотя, конечно, вы имеете право...
― Вот и отлично, — холодно проговорила жрица. — Я заступлю на центральный пост, а вы, как положено по уставу, запишите это куда положено по уставу.
― А тот солдат, вместо которого вы будете? — не отступал воин. — Вы разрешите ему быть на вышке?
― Он мне не нужен, — нахмурилась женщина. — Я сама справлюсь.
― Ну, как скажете, — пожал плечами вояка, удивляясь дурацким капризам вышестоящих и решив, что поставит солдата караулить внизу, просто на всякий случай.
* * *Прошло больше шести часов, с тех пор как Светлана поднялась на вышку возле Центральных ворот. Ближе к вечеру августовский зной накрыл землю тяжелым душным покрывалом. Неподвижный воздух делал жару совершенно невыносимой, однако жрица будто не замечала пекла, и даже маленькую фляжку с водой, которую принесла с собой, она опустошила лишь наполовину. Женщина всматривалась вдаль, но в степи было пусто; изредка между кустарниками появлялось небольшое стадо овец, охраняемое несколькими пастухами и собаками. Над Азовским морем виднелись черные точки: молодняк птеродактилей высматривал рыбу.
Скоро должны были смениться посты, а отряд, ушедший в таганрогский поход, все не показывался, хотя по расчетам, солдаты должны были вернуться в Лакедемон еще вчера, или хотя бы прислать кого-нибудь с известием о победе.
