Роман Глушков - Эпоха стального креста
А поспешить и впрямь следовало. На перешеек уже въехало шесть или семь внедорожников, две или три машины шли вдоль берега и кто их знает сколько еще находилось на подступах к Глазам Дьявола.
Михаил ругался по-черному, когда мы с Гюнтером, хоть и старались как можно бережнее, но все же грубовато запихали его на заднее сиденье резервного «хантера». Конрад в полуобмороке втиснулся рядом и занял довольно специфическое положение: стоя на коленях и не допуская касания поврежденным участком тела сиденья. Я чувствовал себя совсем дерьмово – ранение вызвало у меня сильнейший жар, сводящий судорогой все конечности – потому Гюнтер не допустил меня за руль, а взгромоздился туда сам. Из всех нас германец был наиболее дееспособен, хотя и ему досталось...
Мысленно я умирал сегодня такое количество раз, что когда движок «хантера» почавкал, пофыркал, но так и не подчинился стартеру, уже не испытал никакого страха или суетливого беспокойства. Лишь сожаление, да вспыхнули перед внутренним взором яркие буквы, сложившись в одну-единственную горькую надпись: «Не судьба...»
Гюнтер вывалился наружу и попытался запустить двигатель вручную изогнутой рукояткой. Без толку...
– Эрик, будь другом, выслушай меня! – Михаил откинулся на спинку сиденья. – Я знаю: сейчас вы с германцем уйдете тратить последний боезапас, но прежде сделай мне одно одолжение – оставь какую-нибудь из твоих маленьких пукалок. Ту, где меньше всего патронов... Ты понимаешь, о чем я?
Я понимал, а потому, пораженный реальностью этого необходимого поступка, просто сидел и молчал. Русский абсолютно прав – для него такой выход будет наилучшим. Но вместо ответа я сначала обратился к Конраду:
– Ваша честь, все свидетели вашей попытки заступиться за нас мертвы. Идите к Охотникам – вы сделали все, что могли, и преогромное вам спасибо от всех нас, но в первую очередь от детей. Думаю, и в нашей стране вам еще повезет...
– Разлюбезнейшие вы мои, – еле слышно промолвил побледневший коротышка. – Да разве я не доказал, что воюю не хуже вас? А решение мое окончательное и бесповоротное: я с вами!
Спорить я не стал. Пусть поступает как хочет, это его право...
Гюнтер тем временем прекратил бесплодные попытки реанимировать издохший «хантер» и в сердцах запустил уже никчемную рукоятку в воды северного кратера, а после чего подошел ко мне и, усмехнувшись, поинтересовался:
– Ну что, покойнички, как насчет того, чтобы продолжить праздник... по-новому?
Конрад демонстративно потер перед германцем больную ягодицу и, ни слова не говоря, стал выбираться из джипа. Я сел вполоборота к Михаилу и встретился с ним взглядами.
– Не прощайся, Эрик, – сказал он улыбнувшись, что в отличие от меня далось ему естественней. – Все равно скоро увидимся. Не тяни, давай обезболивающее...
Я извлек тот «глок», где оставалась еще треть обоймы и, взяв его за ствол, протянул русскому. Кто бы мог подумать, что ему суждено погибнуть от моего оружия; я так даже и в мыслях подобного не допускал...
Михаил кивнул, одобряя мой поступок, а затем, подбросив в руке пистолет, удовлетворенно произнес:
– Благодарю, дружище... А сейчас оставьте нас с этой малышкой наедине – я хочу попробовать, как она умеет целоваться...
Послушно исполнив последнее пожелание Михаила, я покинул «хантер», опираясь на руку Гюнтера. Мне до умопомрачения хотелось выть и кататься по земле, но ни времени, ни сил на это уже не было...
Смерть прилетела за нами в странном обличье: огромная, черная и свистящая громче всех северных ветров вместе взятых. Она повисла над нашими головами, размахивая гигантской косой с такой скоростью, что с поверхности двора взметнулись вверх облака песчаной пыли. Я не знаю, почему Смерть принято считать костлявой старухой – пол этого жуткого существа не определялся на глаз, – но даже будь оно женщиной, упитанность его в десятки раз превосходила объемы всех встречавшихся мне ранее толстушек.
Гюнтер что-то прокричал, указывая пальцем на грохочущее нечто, но я не расслышал ни слова. Все – буквально все! – заполонил собой оглушающий свист, не имевший ничего общего с архангельской трубой, да и кто вообще слыхал, как звучит эта пресловутая труба? Краем глаза я заметил, как ясные очи магистра Конрада закатились, коротышка хлопнулся в глубокий обморок, смешно раскинув толстенькие ножки. Впечатлений его чести сегодня и без того хватило с избытком...
Не выпуская уже взведенного для прощального «поцелуя« пистолета, Михаил тоже таращился в небеса через стекло джипа. Его отвисшая в немом удивлении челюсть весьма красноречиво намекала на то, что сейчас и есть один из тех редчайших моментов, когда русскому просто нечего сказать.
Накрыв нас колоссальной тенью, Смерть пялилась на своих ничтожных рабов, отныне принадлежавших ей с потрохами. Я и сам едва дышал от накатившего ужаса, но вдруг – вот ведь треклятое любопытство! – во что бы то ни стало захотел взглянуть Смерти в глаза или в то, что могло ими являться: две выпуклые мутные полусферы над ничего не выражающей лоснящейся мордой...
...И заорал во все горло от того, что в них разглядел. В глазах у Смерти отражалась Кэтрин вместе со своим братом... Кэтрин, которую я отправил с детьми и байкерами к русским; к которой испытывал громадную симпатию и даже – теперь я знал абсолютно точно – нечто во много раз большее; ради которой в том числе сцепился здесь с оголтелой охотничьей сворой...
Значит, не успели, не добрались... Но как?! Почему?! Русские уничтожили их без суда и следствия?! За что?! А впрочем, это и неважно, раз уж холодное и равнодушное создание взяло сначала ее и Кеннета, а следом явилось за нами. Быть может, хоть Полю, Люси и Алену посчастливилось избежать внимания Ее Величества Смерти? Хотелось бы верить, так как трудно вообразить, что это летающее проклятие способно на милосердие...
Кэтрин и Кеннет не смотрели на меня. Их обеспокоенные взгляды (странно, а говорят, что Смерть дарует покой?) были устремлены туда, откуда приближались объединенные бернардовские патрули. Приглядевшись получше, я ко всему прочему различил позади О'Доннелов еще несколько взятых Смертью грешных душ, но кто были эти несчастные, для меня оставалось тайной. Видать, у размахивающей косой (или даже косами?) летающей уродины выдался на редкость удачный денек.
Я покачнулся, готовясь последовать за Конрадом – явление летающей Смерти было чересчур для моего обескровленного организма. Однако бдительный Гюнтер подхватил меня под локоть и не дал пасть на колени перед какой-то омерзительной тварью (за что я был в тот момент ему искренне благодарен). Сам же германец взирал на Смерть с презрительным равнодушием. Так же, как он, бывало, взирал на Михаила, когда тот начинал отпускать по отношению к нему колкости.
Странно, но мы чем-то не приглянулись свистящему монстру! Усилив шум, он взмыл выше и, задрав кривой хвост, стремительно понесся по направлению к уже въезжавшим на заставу автомобилям. Вцепившись в руку Гюнтера, я с недоумением проводил взглядом летающее существо, уносившее с собой прекрасный образ рыжеволосой ирландки. Но едва я собрался спросить германца о том, видел ли он что-то или Кэтрин лишь пригрезилась моим уставшим глазам, как тут в пронзительный свист удалявшегося чудовища вклинился еще один, но уже хорошо знакомый мне звук.
Такой звук мог издавать только Шестистволый Свинцоплюй, будь он разве что калибром и габаритами раза в полтора поменьше. Здание главной казармы закрывало нам обзор, а потому мы с Гюнтером из последних сил доплелись до угла, дабы не пропустить разыгравшееся представление.
Несмотря на внешнюю неуклюжесть, принадлежавшая все-таки к творениям рук человека (ибо где это видано, чтобы Смерть помимо косы пользовалась еще и скорострельным «вулканом»?) летающая машина оказалась весьма проворной. Траектория ее полета напоминала полет шмеля: резкие смены направлений; головокружительные вращения по окружности; моментальные взлеты и снижения. Я ничего подобного в своей не такой уж и короткой жизни доселе не видывал.
То, что я поначалу принял у машины за уродливые лапы, на самом деле оказалось подвешенной скорострельной установкой и, по всей видимости, неким многозарядным гранатометом. Совершая свои немыслимые акробатические номера, летающая машина ко всему прочему еще и умудрялась вести огонь, и надо заметить, очень даже прицельный.
Джипы, среди которых преобладали в основном изношенные «сант-роверы», рвало на части потоками свинца, либо разносило в клочья огненными плевками второго орудия. Если кто-то из Охотников и успевал покинуть машины до того, как те превращались в бесформенные груды железа, то его сразу же четвертовало добивающим залпом. Паривший же над всей этой вакханалией агрегат к призывам о милосердии был глух.
Все закончилось через две-три минуты. Шесть горящих остовов патрульных автомобилей да валявшиеся тут и там расчлененные тела накрыло поднятой в воздух песчаной пылью. Далеко на заднем плане были различимы два удиравших внедорожника, которые очень своевременно развернулись и во весь опор помчались обратно в Святую Европу. Судьба попавшего в столь ужасный переплет Бернарда и его людей, похоже, их больше не волновала...